Шрифт:
«… опасаюсь проживать на одной лестничной клетке с воровкой Инной из пятнадцатой квартиры. Требую принять меры!..»
– Антонина Петрова, Вы поймите: то, что написали на двери про вашу соседку, доказательством ее вины не является. Наказать Инну мы по закону никак не можем. У нее и с регистрацией все в порядке, и ведет она себя тихо, не пьет, не бузит. Вот если от ее рук и правда кто-то пострадал, и он напишет заявление в полицию, и будут доказательства, будет суд, и докажут ее вину – вот тогда мы ее накажем по всей, понимаете, строгости закона. А сейчас хулиганские действия совершил тот, кто двери изрисовал. И то, самое легкое хулиганство, не испортил же, отмывается.
– А замки?
– Да, с замками дело посерьезнее, но и то – починили Вам замок?
– Починили. Мишка починил. Эта прошмандовка отмывает надпись, а хахаль ее из соседнего подъезда замок починил и смазал еще. Да, а то, что он к ней ходит, никак теперь не наказуемо? Я вот здесь написала в заявлении. Моральный же облик надо соблюдать, она же мать в конце концов!
– Антонина Петрова, ну вспомнили Вы времена! Теперь телевизор включишь, и там сплошная аморальщина, не то что в квартирах. За это нынче не то что не наказывают – поощряют! Теперь если мужчина с женщиной – уже хорошо. Только бы не друг с дружкой.
– Ну да, ну да, – бабушка, очевидно, не совсем поняла, что участковый имеет в виду, – а кто ж он, этот, который разрисовал все двери-то? Камеры, небось, стоят во всех подъездах, видно его, небось.
– Видно, конечно, только он, не будь дураком, лицо себе шарфом замотал, – участковый показал старушке черно-белую картинку на мониторе, чтобы убедилась, что он полон решимости с делом разобраться.
– Ну да, ну да…
Старушка призадумалась. Участковый молился про себя: только бы она не поняла, как ей на реального хулигана заявление написать.
Конец ознакомительного фрагмента.