Итак, я пришел и подал условный сигнал: трижды промяукал протяжно и дважды – коротко и призывно. Через пару минут появилась Глория и бесшумно прыгнула на мраморный бордюр вокруг маленького пруда в форме звезды.

– Ты опоздал, – в ее голосе слышен укор.

– Совсем немного! – оправдываюсь я.

– Знаешь, как мне не терпелось тебя увидеть? – игриво мурлычет она.

– Не знаю… А как?

– Сначала ты скажи.

– Что?

– Что ты меня любишь.

– Я тебя люблю! – уверяю я ее.

– Громче! Скажи это громче!

– Тогда нас услышит Булька.

– Если бы ты действительно меня любил, тебя бы не остановил никакой Булька!

Меня это, конечно, задевает за живое, и я кричу во все горло:

– Я тебя люблю-у-у-у-у-у-у-у-у!

И зачем только я это сделал?! Бульдог тут же просыпается и, порвав свою цепь, кидается на нас.

Мы вмиг взлетаем на раскидистое гранатовое дерево. Булька прыгает внизу и лает так, будто у него хвост угодил под отбойный молоток. Я срываю гранат и швыряю его прямо в лоб вредному псу. Булька понимает, что если продолжит осаду, то за этим снарядом последуют и другие, и возвращается в свою будку с ужасно недовольным видом.

– А ты всегда будешь любить меня? – ластится Глория.

– Ну еще бы! А ты?

– И я. Всю жизнь. Все свои девять жизней буду тебя любить!

Глория нашептывает мне всякие нежности, и я уже на седьмом небе от счастья.

– Радость моя, красавица моя ненаглядная, – нежно шепчу я и лижу ее белоснежное ушко.

– А знаешь, – говорит вдруг Глория, – мне ведь подыскали жениха.

От неожиданности я теряю равновесие и едва не сваливаюсь на клумбу с гиацинтами.

– Что?! Какого еще жениха?

– Расмина.

Я слышу это имя впервые. Тогда я еще и представить себе не мог, какую роль сыграет этот кот в моей жизни.

– Какой такой Расмин?

– Это кот Исмины Парлавиды, лучшей подруги моей хозяйки. Он тоже ангорец.

– И что с того, что ангорец?! – возмущаюсь я. – Этого достаточно, чтобы покорить твое сердце?

– Так решили наши хозяйки, когда на днях пили чай и ели анисовые бублики, воздушный кекс с изюмом и миндальной крошкой…

– Мне все равно, с чем именно они пили чай! И что же они решили?

– Что мы очень подходим друг другу. Что мы идеальная пара.

– Да ну, неужели? И как же эти сороки до такого додумались?!

– Пожалуйста, не говори в таком тоне о моей хозяйке и ее лучшей подруге. Вот так и додумались. Мы одной породы, а значит, у нас будут чистокровные котята.

– А почему ты им не объяснила, что твое сердце отдано другому?

– Они бы все равно меня не послушали. Они бы ни за что не поняли, как я могла полюбить дворового кота.

– А чем плохи дворовые коты? Если хочешь знать, они самые лучшие!

– А ты – лучше всех.

– Само собой… Послушай, они что, спятили? Какое право они имеют вмешиваться в твою личную жизнь? У этой Исмины нет разве других дел, кроме как сватать тебя кому попало?

– Мне нравится, когда ты сердишься. Но поверь, у тебя нет причин злиться. Я ведь тебя люблю…

– Скажи, – спрашиваю я с безразличным видом, – этот Брамин, он так хорош собой?

– Расмин, – поправляет она меня.

– Ну хорошо, Расмин. Он какой?

– Красивый…

– Что, красивее меня?

– Дорогой мой, тебя я люблю не за красоту.

– Да? А за что?

– За то, что ты – это ты!

Когда Глория говорит такие вещи, я взлетаю на седьмое небо от счастья. Ну а потом снова опускаюсь на землю. Она поднимает и опускает меня, будто в лифте.

– Кисонька ты моя! – и я снова лижу ее белоснежное ушко.

– Знаешь, – мурлычет Глория, – на следующей неделе я приму участие в конкурсе красоты. Ну, в том парке, где сирень. Там будут мэр, его заместитель, посол Кувейта, и вообще соберется все приличное общество.

– А хочешь, пойдем вдвоем? Нас тогда точно признают лучшей кошачьей парой.

– Не надо! Иди сюда, поближе… Еще ближе…

И пока мы вновь нежничали при свете луны, Глория дала мне сорок клятв и шестьдесят пять обещаний, заверила, что ей в тысячу раз приятнее жить со мной на крыше, не обращая внимания на ветер, снег, дождь и другие невзгоды, чем водиться с Расмином. И что она непременно сбежит ко мне, если разговоры о сватовстве зайдут слишком далеко.

Уверения уверениями, но признаюсь, что меня с того вечера стало одолевать любопытство: мне не терпелось увидеть этого расчудесного Расмина.