Шрифт:
Они теснились на крошечной кухоньке: одна мыла и вытирала посуду, вторая убирала в шкафчик. Длинноногая Попи без помощи стула дотягивалась до высоких полок.
Бабушка с внучкой навели на кухне порядок и вышли на балкон, перешагивая через ноги Георгоса. К ним присоединился Никос.
Никосу и Попи было под тридцать, но на этом сходства заканчивались. Один в костюме, другая в легинсах и футболке, они создавали разительный контраст. За последнее десятилетие кузен и кузина встречались лишь пару раз на семейных праздниках, однако их немедленно притягивало друг к другу. Попи закидывала двоюродного брата вопросами об американской политике, а Никос хотел побольше разузнать об обществе в Греции. Они выросли в разных условиях и в детстве имели разные возможности, но оба получили хорошее образование, окончили университеты и разговаривали на равных.
Никос вырос в особняке, окруженном ровными газонами, и многое в греческой жизни казалось ему чуждым. Многое его поражало. Благодаря распахнутым окнам и неплотно закрытым жалюзи соседи знали друг о друге все: повсюду громкие голоса, детские крики, шум телевизора, включенное радио, бесконечное гудение агрессивной подростковой музыки. Тишина здесь была редким гостем, как и возможность уединиться.
«Американский кузен», как называла его Попи, совсем не привык, что подробности частной жизни разносились по квартирам, будто по трубопроводу. Все знали, сколько в соседской семье людей, какого они возраста или размера, работа и политические убеждения тоже выставлялись напоказ.
Темис Ставридис заметила, что внучка разглядывает противоположный балкон. Бесконечный ряд черных футболок на бельевой веревке подтвердил ее собственные страхи.
– Как думаешь, они из «Золотой зари»? [5] – спросила Попи с нотками беспокойства.
– Боюсь, что да, – печально ответила Темис. – Отец и все трое сыновей.
– «Золотая заря»? – переспросил Никос.
– Они фашисты, – сказала Попи. – Жестокие фашисты, противники иммигрантов.
Темис видела по телевизору, как за день до этого ультраправая партия устроила демонстрацию, что очень ее взволновало.
5
«Золотая заря» – греческая ультраправая националистическая партия, определяемая как неонацистская и неофашистская.
Несколько секунд все трое молча смотрели на площадь перед собой. Там всегда бурлила жизнь. Мальчишки пинали мяч, матери сидели неподалеку на скамейках, курили и болтали. Трое подростков заехали на тротуар на мопедах, припарковались и быстро зашли в соседнее кафе. Один мужчина остановил другого, очевидно, чтобы прикурить, но Попи и Никос заметили, как прохожий сунул в карман маленький пакетик.
Темис не могла долго сидеть без дела. Следовало полить многочисленные растения, подмести и помыть кафельный пол на балконе.
Пока бабушка суетилась, Попи предложила сварить кофе.
– Может, сделать и для паппуса? – тихо спросила девушка. – Для дедушки?
– Он больше не пьет кофе. Чашка просто стоит и остывает. Знаете, что он уже почти двадцать лет не ходил в кафенион? Последний раз был сразу после моего дня рождения, я потому и запомнила. Он вернулся из кофейни тогда в странном настроении, и я поняла, что он больше туда не пойдет. Наверное, тогда он выпил свою последнюю чашку кофе.
Никос посмотрел на деда с грустью. Даже он понимал, как плохо дело, если грек не идет в кафенион.
– Он живет в собственном мире, – добавила Темис.
– Похоже, что так. В настоящем мире не все гладко, да? – сказала Попи. Темис мрачно посмотрела на нее. – Прости, что я говорю такие печальные вещи, йайа. Иногда не могу сдержаться.
– Все образуется. – Темис взяла внучку за руку. – Я уверена.
– Почему ты так уверена?
– Потому что все со временем налаживается. Иногда становится хуже, но в целом жизнь движется к лучшему.
– Ты серьезно? И ты говоришь это сейчас, когда люди стоят в очередях перед бесплатной столовой и спят у чужих порогов?
– Да, сейчас не просто. Но всех волнует лишь сегодняшний день. Людям стоит оглянуться и понять, что бывало намного хуже.
Попи озадаченно посмотрела на бабушку.
– Знаю, я кажусь тебе слегка расточительной, дорогая, но клянусь, мы бы ничего не выбросили в те времена, когда я была в твоем возрасте. Я и сейчас не должна, но просто могу себе это позволить…
– Я и не думала критиковать тебя.
– Знаю, знаю.
– Ты столько лет прожила, йайа. Я представить даже не могу, где только умещаются все эти воспоминания!
– Да уж, там больше не осталось свободного места. – Старушка постучала пальцем по лбу. – Когда я смотрю на улицу внизу, то вижу не только то, что есть, но и то, что было.
– В смысле? – спросил Никос. – Тебя охватывает ностальгия?
– Не всегда. В прошлом случалось хорошее, но и плохое тоже. А глядя вниз, я о многом вспоминаю.