Шрифт:
– Я не дрейфю.
– Помогать надо, – продолжал лысый. – А то человек человеку – волк. Я вот с женой и дочкой как-то отправился на Байкал. Колесо полетело. Кругом тишь – никого! Запаску вытащил, чтобы в машину больше влезло. Тут вижу, цыгане едут на «семерке», может, и не цыгане, но только черные они все, как уголь, и веселые. Едут, орут из окон непонятное и что-то быстрое, прям как дети. Я дочку посадил поглубже и закрыл одеялом. Жена придвинулась к ней. Остановились они, идут ко мне, а я в руках монтажку держу. Слово за слово. Катят мне колесо. Держи, говорят, брат. Я им: сколько я должен? Они: не надо ничего! Встретишь кого на дороге, вот так же, дай ему колесо – это будет твоя плата, и уехали.
Валерка слушал его, молчал и смотрел на дорогу.
Лысый сидел и, вроде как, ждал ответа на свой рассказ, Валерка молчал, что он мог ему сказать? Таких историй – куча! Сколько всего на дороге случается и всегда, во всю жизнь, с древних времен, происходило, что на море, что в воздухе, что на земле, везде встречаются и добрые люди и злые.
Не доезжая Минска, свернули. Стемнело, и на дороге плохо горели фонари. Лысый хорошо ориентировался, показывал, куда и где лучше свернуть и где есть на дороге яма и выбоина, и частенько приговаривал: не волнуйся, я не разбойник, деньги получишь!
Уже ночью заехали на базу, Валерка сгрузил «лансеры», получил свои сто пятьдесят баксов и, остановившись у придорожного кафе, лег спать.
Ночью ему приснилась армейка. Он служил в Белоруссии. На самом излете Советского Союза. Снилось ему, что заходит он в один и тот же дом и звонит в одну и ту же дверь. А она перед ним отворяется, и за ней ничего нет. Тогда он снова заходит в подъезд и снова звонит в дверь, и она снова открывается, и так бессчетное число раз.
Валерка проснулся и сел смотреть в окно. Светало. Шел мелкий дождь, и фары выхватывали капли на стекле и преломлялись в них.
У Валерки дома – жена и дочь, студентка университета имени Лобачевского, есть маленькая собака, крикливая, есть «Форд-Мондео», часто зовут в гости друзья, купившие дом за городом, там устраивают они баню и шашлык. А за забором, в других таких же домах, тоже люди топят баню и жарят шашлык, и так изо дня в день, и разговоры о политике, войне, ядерной бомбе, американцах, и сколько лет прошло, и только рейс прерывает его размеренную жизнь с баней и шашлыком и разговорами о америкосах.
Валерка нашел дом, точно такой же, какой видел во сне, и дверь в этом доме была такой же, какую он видел во сне.
Рассвело. Забегали, заторопились люди на работу, двинулись автобусы и поливальные машины, застучала мошка по стеклу, оживились птицы. Валерка положил руки на руль и стал смотреть на подъезд.
И вспомнил, как в увольнительную встретил тут Ингу, так звали девушку, которая жила в этом доме. Инга рвала сирень и окликнула его.
– Ко мне нельзя, мои дома, – сказала она и засмеялась.
Валерка был в гимнастерке, ремень туго стягивал талию, он шагнул к Инге – она отвернулась и пошла вперед него.
Вышли в парк, спустились к реке. У берега тухла мертвая рыба.
– Фу! Снова что-то скинули! – сказала Инга и глянула в сторону двух высоких труб и корпусов фабрики с широкой лентой стеклянных окон.
В лесу он сбросил китель на траву, Инга легла и вытянула ноги с треугольными коленками.
– Ты, Валерка, – молчун! Тебе никто не говорил об этом? – сказала она.
– Нет.
– Мне нравятся молчуны, но непонятно, что у них на душе. Вот у тебя что на душе?
– Не знаю, – он присел к ней, боясь ее спугнуть.
– А я знаю, – сказала она и притянула его к себе, и обвила шею, и поцеловала. Валерка пристально смотрел в ее глаза, все внутри него напряглось.
– Что ты думаешь обо мне? – сказала она, и Валерка увидел, как слюна, словно паутинка, пересекает ее рот.
Валерка смолчал. У него еще не было ни разу в жизни девушки, он слышал от ребят разные скабрезные истории и теперь, когда Инга была рядом, боялся ее и тянулся к ней.
Когда они поднялись и она, глядя в зеркальце, выпутывала из волос соломинки, он стряхнул китель и перебросил его через плечо.
Домой возвращались другой дорогой, вдоль поля. Валерка рассказывал о том, что дома него сестра вышла замуж, что не удастся с ней увидеться, будут учения, а должен быть отпуск. Инга молчала, шла и смотрела на свои туфельки.
– Скажи, что ты обо мне думаешь? – снова спросила она.
– Ты самая красивая, – ответил Валерка, не зная, что сказать.
– Дурак ты!
Инга оторвалась от него и побежала далеко вперед, он бросился за ней, но по пути, стукнув себя по карманам, понял, что оставил у дерева на траве документы.