Шрифт:
Желудок встрепенулся, подкинул к горлу ком недопереваренной пищи.
И захотелось лечь, свернуться калачиком.
Но Диктатор он или нет? Потрясатель Вселенной, Звездный Странник и что там еще в списке титулования… главное, что человек немыслимых этих достоинств не имеет права проявлять обыкновенные человеческие слабости.
— Нам нравится его красота, — и говорить следует так, будто выступает он не перед растерянной девчонкой, но перед Советом, волю которого предстоит переломить. — И его спокойствие. И мы не хотели бы отплатить злом за добро.
— Но…
Данияр оборвал возражения взмахом руки.
— В моем мире женщины не говорят, когда говорит мужчина, — произнес он, возможно, чересчур резко, но подействовала. Алина замолчала, а в глазах ее заблестели слезы. Если расплачется, Данияр будет чувствовать себя виноватым. — И не отказываются от подарков, ибо это оскорбляет мужскую гордость.
Он поднялся.
И с благодарностью оперся на руку Некко. А та слегка склонила голову, показывая, что поняла.
— У меня достаточно денег, чтобы купить и лайнер, — Данияр сделал шаг к краю. И призрачное пламя задрожало, готовое отступить, но в следующее мгновенье алые облака вспыхнули ярче, а внутри их появились разноцветные искры. — И этот мир тоже.
— Вряд ли, — едва слышно проворчала Алина, вытирая нос, как ей казалось, незаметно. — Корпорация не продает доходные земли…
Может и так.
Сейчас Данияру не хотелось думать о деньгах и доходах, акциях, в том числе той самой Корпорации, которой принадлежали и плантации каррозы. О заговорах. И мирах.
О проблемах.
Ни о чем.
Ему хотелось просто стоять и смотреть, как мир рисует узоры живым золотом на живом же пурпуре. А рядом тихая надежная стояла женщина…
— Станешь моей женой? — тихо спросил Данияр.
Она улыбнулась уголками губ, снисходительно так, как улыбаются детям. А он не ребенок.
— Серьезно… законный брак. И Совет согласится, куда им деваться-то? Думаешь, не знаю, что они к тебе бегают?
— Одни. Другие будут недовольны.
Некко возразила мягко.
— Пускай. Всегда найдется кто-то недовольный…
— А что будет с остальными?
— Эрра хочет уйти? Пускай. Я найду, что сказать ее отцу. Только пусть проверят, куда она там идет… все-таки не хотелось бы повторять казнь.
Тем более, казнить удалось не всех.
Брат, правда, уверял, что и остальных достали, но… девушек это не утешило.
Некко склонила голову.
Значит, проверят.
И хорошо… ему бы не хотелось, чтобы с Эррой произошло несчастье.
— Когда мы вернемся, ты родишь мне ребенка.
А вот эта улыбка сделала ее еще более красивой, чем когда бы то ни было.
— Или двух… трех, если захочешь.
Она тихо рассмеялась.
— Это местная еда на тебя так действует.
— Нет. Просто… наверное, понял, каким глупым я был.
Некко покачала головой.
— Родишь. И тогда я объявлю тебя старшей… для начала. А потом и единственной. Устал я от всего этого…
Море горело.
Некко молчала.
Глава 27
Лотта сидела на краю платформы, свесив ноги, и смотрела на море. А море, как ей казалось, разглядывало Лотту и с немалым удивлением. Ибо море было огромным, а Лотта крохотной.
А если…
Редактор говорил, что исторические романы вновь входят в моду. И он будет рад… скажем, она, бедная и благородная, бежит из дома, чтобы спастись от ужасного брака, который навязывают родственники. И не находит иного способа, чем наняться на корабль.
Нет, это уже было.
Но не в море.
А если… он капитан, она — юная дикарка… или не дикарка?
Мысль не шла. Точнее шла, но как-то вяло, вымученно, а значит, книги хорошей не получится. Лотта вздохнула и попыталась дотянуться до моря рукой. Но платформа висела высоковато, а силовое поле защищало воды от человеческой глупости.
— Я стал волноваться, — сказал Кахрай, который умудрился подойти совершенно бесшумно. Приличные люди не подкрадываются к другим приличным людям, и Лотта едва не свалилась.
Нет, ей бы не позволило.
То самое поле.
— Почему?
Она обернулась, сделав вид, что совсем даже не удивлена, что привыкла, что к ней подкрадываются и вообще… к мужчинам.
— Мало ли. Вас собираются убить, а вы тут прячетесь, — он подвинул к краю платформы кресло с великим ученым, который казался спящим, но Лотта все равно не могла отделаться от чувства, что тот за ними подсматривает.