– Это просто чудовище из книжки, – одними губами произнесла Алиса и сунула большой палец в рот.

Она так часто делала, чтобы успокоиться. И сейчас это возымело эффект – ее сердце перестало так сильно биться. Но в эту секунду дверь шкафа резко открылась, руки раздвинули одежду, и прямо перед лицом Алисы появилось ЕЕ лицо – перекошенное от восторженной улыбки. Прилив начался. Алиса закричала.

Май 2019 года

– Тише, тише. Успокойся, милая, все хорошо. Это сон, – испуганно шептал Тимур, прижимая меня к себе.

Я очнулась от собственного крика. И несколько секунд только могла смотреть в темноту, не в силах пошевелиться. Страх сковал мое тело, и оно отказывалось двигаться, словно парализованное. Все вокруг замерло. Я не слышала голоса Тима и не осознавала, что происходит. Но спустя секунду оцепенение отступило, и я неожиданно для себя разрыдалась. Прямо как в детстве.

– Что случилось? – спрашивал Тимур ошарашенно, качая меня на руках. – Кошмар?

– Это не просто кошмар, – сквозь всхлипы проговорила я, начиная понемногу успокаиваться от его прикосновения. – В том то и дело. Это случилось на самом деле.

– Всегда так кажется, утром, скорее всего, уже и не вспомнишь.

И я закрыла глаза, проговаривая про себя его слова. Это просто сон. Просто сон. Вот кровать, вот теплые руки Тима и уютная темнота нашей квартирки. Все хорошо. Здесь никто не хочет меня убить.

– Может быть, – устало произнесла я, высвобождаясь из рук Тима и вытирая мокрые глаза, – ты прав.

– Конечно, я всегда прав, – усмехнулся в темноте Тим. – Спи, лиса.

Он грохнулся обратно на свое место и спустя секунду сопел как ни в чем не бывало. Негодяй. Я уткнулась ему в плечо носом, продолжая лежать без сна. И стоило Тиму заснуть, как сердце вновь заколотилось от страха. Это был не просто сон. И с каждой секундой я все четче осознавала это. Я всматривалась в темноту, слушая заливистый храп Тимура, но видела всю ту же темноту из сна. Что же произошло тогда?

Судя по ощущениям тела, во сне мне едва исполнилось пять, не больше. Но кто охотился на меня? Кого я настолько сильно боялась? Может, мама? И перед глазами возник образ матери с ее тонкими чертами лица и усталыми глазами. Нет, это не могла быть она. Невольно вспомнился холодный голос тети Веры. Что ж, ее я боюсь до трясучки и в двадцать три года, так что пятилетняя Алиса вполне могла в ужасе прятаться от тетушки в шкафу.

Я невольно хмыкнула. И все же меня беспокоил этот полусон-полуявь. Моя память упорно не хотела открывать все темные пятна. Я вообще с трудом могла вспомнить события до семи лет. Словно кусок моей жизни аккуратно вырезали. Я отлично помнила все последующие года, но то, что происходило до семи лет оставалось загадкой. И детский психотерапевт, наблюдавшая меня лет до пятнадцати, сделала свое заключение:

Скорее всего, в возрасте шести-семи лет с тобой случилась стрессовая ситуация, после которой твой мозг решил уйти в так называемый спящий режим. Потом случилась трагедия с твоими родителями. И твое сознание защищается от нового стресса, прикрыв острые моменты темной тканью. Придет время и, почувствовав безопасность, ткань спадет, и ты все вспомнишь.

Как по мне – она просто умело прикрыла собственную беспомощность в возвращении ко мне памяти. Я ждала уже пятнадцать лет после гибели родителей. И все это время купалась в постоянно всплывающих воспоминаниях о доме, саду и родителях. И о том, кто меня ненавидел. Чье лицо постоянно являлось в страшных снах, но я не могла разглядеть его.

Хотя, возможно, что со мной просто играли в прятки. Та же Динка, двоюродная сестра, или тетя Вера. И детская фантазия додумала все ужасы. Так часто бывает. После десятилетий изучения книг по детской психологии, я это точно знала.

Эта мысль меня успокаивала. Усталость брала верх над разумом, и я уже была согласна на все, лишь бы вновь погрузиться в тепло и уют сна.

Утро началось с привычной суеты. И как обычно, сначала проснулся Тимур. Сквозь сон я чувствовала, как источник тепла, его тело, ускользает из-под моей руки и садится в кровати. А затем удаляется в сторону ванной.

– Нееет, – простонала я, приподнимая голову, но она тут же снова упала на подушку.

Я слышала сквозь чуткий утренний сон, как Тимур зашумел водой в ванной, затем прогулялся по коридору до кухни, загремел посудой. Усилием воли, я все же открыла глаза. Опаздывать на работу категорически не рекомендовалось – двадцать пять учеников под дверьми кабинета равны по силе шума одной бомбе. А мои рабочие отношения с директором школы и так болтались на ниточке.

Я нашла в себе силы взглянуть на часы и осознать, что до работы оставалось буквально часа полтора. И тут же села в кровати. В ванной я некоторое время разглядывала артефакты, оставленные Тимуром после умывания – сбритые волоски в ванной, ошметки зубной пасты на запотевшем зеркале, грязное полотенце, брошенное на стиральной машине, привете из советского прошлого. Проведя полотенцем по зеркалу, я уставилась на собственное мутное отражение. Когда-то мне оно даже нравилось. Когда-то в зеркале отражались настороженные темно-зеленые глаза, медного цвета волосы и острое лицо с упрямо вздернутым носом. Теперь же в отражении стояло нечто с огромными тенями под глазами и торчащими пружинами волос. Старый шрам, рассекающий бровь, чуть покраснел.