Шрифт:
– Да толком негде. Я никому не могу позвонить, поздно уже. Прости, что тебя тревожу в такое время. Я ни за что бы не стала, просто очень испугалась. От каждого шороха подскакиваю.
Бисмарк влез ко мне на тумбочку. Айра оперся на локоть.
– Диктуй адрес, я сейчас приеду.
Руфь замялась, потом сказала:
– Очень мило с твоей стороны, но я больше не могу здесь оставаться. Мне нужно выйти.
– Но куда?
– Не знаю… просто выйти…
В ту же секунду она получила приглашение. Бисмарк поник головой. Он не злорадствовал – ему суждено было страдать вместе с остальными.
Руфь, должно быть, звонила прямо из подъезда, уже в пальто и с сумкой, потому что явилась на удивление быстро. Айра едва успел еще раз почистить зубы, когда раздался звонок. Она вошла, уронила сумку на пол с видом несчастным и беспомощным. И если при этом внутри звякнули не ключи, значит, она таскала с собой коллекцию металлолома. Глаза ее наполнились слезами, она склонила голову Айре на грудь, обхватила его руками. Массивные груди прижались к его желудку. Его ноздрей достигло облако духов.
Три недели спустя она переехала к нам.
– Надеюсь, теперь ты доволен, – сказала Джулия Чайлд Бисмарку.
Террор
Прошло две недели. Как-то мы с Бисмарком весь день провели на разведке в книжном шкафу. Хотя в нашем рационе еще не произошло радикальных перемен, мы предполагали, что однажды наступит день, когда придется обходиться запасами библиотечного клея. Но открытие нас потрясло: все пастбища жестоко сожраны расплодившейся колонией. Целая библиотека фактически обесценилась – множество старых Айриных томов Руфь заменила новенькими, с несъедобным синтетическим клеем космической эры.
– Давай в другой раз, – предложил я. Когда мы спускались с полки, из корешка «По ту сторону принципа удовольствия» выполз Рейд, его тергиты и стерниты проскрежетали по ломкому капталу.
– Танатос! – провозгласил он.
Когда Руфь переехала к нам, Рейд вернулся на полку, отчаянно пытаясь понять человеческое племя. И хотя библейская ноша изматывала меня, Рейда угнетало бремя знания еще более ужасного.
Мы с Бисмарком досадливо переглянулись: мы были не в настроении для замысловатых оправданий человеческого поведения.
Рейд спрыгнул на полку и преградил нам путь.
– Тяга к смерти. Правда! От этого у меня в детстве была такая изжога.
– Тяга к смерти – стоять на полке при свете дня, – сказал я.
Глаза Рейда сверкали.
– Эта женщина, эта самка, вы ее видели? Находчивая, умная, превосходный манипулятор. А ее гигантские железы вы видели? Хо-хо! Будь я на пару лет моложе…
– Тебе всего шесть месяцев, – перебил его Бисмарк.
Рейд продолжал:
– И что она знает о самце, которого избрала? Что его последняя пассия вела себя как «черная вдова». Что во время кризиса он слабеет и становится легкой добычей для болезней. Если их гены перемешаются, ее род обречен на гибель. Зачем она это делает? Фрейд обнаружил у индивидуума тягу к смерти. Я думаю, это распространяется на вид целиком.
Бисмарк кивнул.
– Я всегда так и думал. Психиатры, неонатологи, трансплантологи, социальные работники, демократы – все они ценятся за то, что помогают размножаться особям, сводящим к нулю шансы на выживание целого вида.
– Получается, лишь некомпетентность этих профессионалов и сохраняет вид, – сказал я.
– Так и есть, – ответил Рейд, по корешку Малиновского спускаясь на нижнюю полку. – Танатос некомпетентен или его вообще нет…
Этот разговор крутился у меня в голове, когда я вернулся на кухню. Я осторожно подглядывал за Руфью. Она вошла, сняла жакет. Строгая юбка обтягивала ее толстые и крепкие ноги, ее широкие бедра, идеальные для хранения оотеки. Слой жира по всему телу, даже на коленях и шее, дает ей шанс выжить во время непродолжительного голода и холода. И несмотря на все это, она считалась непривлекательной самкой.
Дверцы шкафчиков взвыли – Руфь начала готовить ужин.
– Айра, кухня уже никуда не годится. Шкафчики не закрываются. Стол растрескался. Почему ты ее не отремонтируешь?
– Владелец квартиры задерет цену больше, чем стоит работа, – ответил Айра.
– Тогда мы сами все сделаем, я всегда мечтала обставить кухню.
– Ну, не знаю…
– С такими дверцами тут заведутся жучки.
– Я знаю, как держать их под контролем, – заявил Айра.
Изнутри сотни трапезничающих граждан ответили ему уханьем и свистом.
Через несколько дней Айра с кошмарным треском отодрал обои в углу.
– Тут всегда все было старое, сколько я помню. На полу даже рисунок не различить. Видишь там маленьких лошадок?
– Что ты делаешь? – спросила Руфь.
– Это линолеум. Его больше не выпускают. Кое-какую утварь я у мамы забрал, она купила себе новую на тридцатую годовщину. Даже тогда это были древности.
Он помолчал. Мне не понравилась его улыбка.
– Я уже договорился. Мы здесь все переделаем. Добро пожаловать домой.