Шрифт:
А тот охмелел, хуже стал припадать:
— Желаю с вами немедленно законным браком.
О, куда от этого жениха деться?..
На шаг не отпускает. Сидит рядом. Стемнело.
Полковник велит постель стлать. Попал гвоздь под молот. Над другими Шиш шуточки шутит, а над собой их не любит.
Только у Шиша уверток — что в лесу поверток. Он давай руками сарафан ухлапывать.
— О, живот схватило! О, беда! На минутку выпустите меня…
— Убежишь?
— Что вы, у нас рядом! Вы даже для верности подол в дверях зажмите.
Полковник выпустил эту невесту в сени, а подолёшко в притвор. Сидит ждет.
Шиш того разу из сарафана вывернулся да вместо себя козу и впряг в эти наряды. Сам шубенку на плечи, шапку на голову, котомку в руки — да и… поминай как звали.
Полковник слышит — коза у дверей топчется, думает — невеста:
— Милочка, ты что долго?
— Б-э-э-э!
…Двери размахнул, а в избу коза в сарафане. Полковник через нее кубарем — да на коня, да в город. Потом год на теплых водах от родимца лечился.
Борис Шергин
ДИВНЫЙ ГУДОЧЕК
У отца, у матери был сынок Романушко и дочка — девка Восьмуха. Романушко — желанное дитятко, его хоть в воду пошли. А у Восьмухи руки загребущие, глаза завидущие.
Пришло красное лето. Кругом деревни лежат белые оленьи мхи, родятся ягодки красные и синие. Стали брат с сестрой на мох ходить, ягодки брать.
Матка им говорит однажды:
— Тятенька из-за моря поясок привез атласный лазорева цвету. Кто сегодня больше ягод принесет, тому и пояс.
Пришли ребята на мох, берут ягоду-морошку. Брателко все в коробок да в коробок, а сеструха все в рот да в рот.
В полдни стало жарко, солнечно.
У Романушки ягод класть некуда, а у Восьмухи две морошины в коробу катаются и те мелки и зелены.
Она и сдумала думку и говорит:
— Братец, солнце уж на обеднике! Ляг ко мне на колени, я тебе головушку частым гребешком буду учесывать.
Романушко привалился к сестре в колени. И только у него глазки сошлись, она нанесла нож да и ткнула ему в белое горлышко… И не пуховую постелю постилает, не атласным одеялом одевает, — положила брателка в болотную жемь, укутала, укрыла белым мохом. Братневы ягодки себе высыпала. Домой пришла, ягоды явила:
— Без расклонки брала, выдать мне-ка атласный пояс!
— Романушко где-ка?
— Заблудился. Его лесной царь увел.
Люди в лес побежали, Романушку заискали, в колокол зазвонили… Романушко не услышал, на звон колокольный не вышел. Только стала над ним на болотце расти кудрявая рябина.
Ходят по Руси веселые люди — скоморохи, народ утешают песнями да гуслями. Поводырь у скоморохов свет Вавило. И пришли они на белые оленьи мхи, где Романушко лежит. Видит Вавило рябинку, высек тесинку, сделал гудок с погудалом. Не успел погудальце на гудок наложить, запел из гудочка голосок жалобно, печально:
Скоморохи, потихоньку, Веселые, полегоньку! Зла меня сестрица убила, В белый мох положила За ягодки за красны, За поясок за атласный!Продрожье взяло скоморохов:
— Эко диво, небывалое дело! Гудок человеческим языком выговаривает!
А Вавило-скоморох говорит:
— В этом гудке велика сила и угодье.
Вот идут скоморохи по дороге да в ту самую деревню, где Романушкин дом. Поколотились, ночь перележать попросились:
— Пусти, хозяин, веселых людей — скоморохов!
— Скоморохи, здесь не до веселья! У нас сын потерялся!
Вавило говорит:
— Ha-ко ты, хозяин, на гудке сыграй. Не объявится ли тебе какого дива.
Не поспел отец погудальце на гудок наложить, запел из гудочка печальный Романушкин голосок:
Тятенька, потихоньку, Миленький, полегоньку! Зла меня сестрица убила, В белые мхи положила За ягодки за красны, За поясок за атласный!Мать-то услыхала! Подкосились у нее с колен резвы ноженьки, подломилися с локот белы рученьки, перепало в груди ретиво сердце:
— Дайте мне! Дайте скорее!..
Не поспела матерь погудальце на гудок наложить, запел гудок, завыговаривал:
Маменька, потихоньку, Родненька, полегоньку! Зла меня сестрица убила, В белый меня мох положила За ягодки за красны, За поясок за атласный!Пала мать на пол, клубышком закатилась… И почто с печали смерть не придет, с кручины душу не вынет!