Рассказы на социальные темы, перестроечной и постперестроечной эпохи.
Содержит нецензурную брань.
Собачатина.
Недавно с мясом перебой случился. То ли налоги сельских производителей задушили, а те, в свою очередь – свою живность? То ли просто очередная недоработочка на местном уровне?.. Но, так или иначе, а мяса в магазине нет.
– Как пятнадцать лет назад! – направляясь на местный рынок, выругался Петя Лапкин, вспоминая советское прошлое.
Но и там не обломилось. Один единственный продавец, предприниматель, был и тот весы упаковывал.
– Вы, граждане, через денёк-другой загляните, – успокаивал он покупателей. – Через день-два я ещё баранинки привезу. Потерпите.
Потерпели. Заглянули. И вот стоят. И Петя Лапкин тут же.
Очередь так себе, может, человек двадцать-тридцать. Охотников до баранинки ещё мало. Куражатся. Ножками Буша довольствуются.
Лапкин стоял где-то в средине и был доволен местом своего нахождения. На этот раз уж не пролетит, купит баранины. А что? Чем не мясо? Не хуже залётных, заграничных окорочков. Тут хоть видишь, что и какое, а те? – мороженные-перемороженые, белёсые до синевы, как надутые. Петя Лапкин дёрнул брезгливо носом. Душа "бушатину" тоже не очень-то принимала.
Если честно, то он и баранину не очень. Так уж, по необходимости. Как вот нынче. Жизнь заставляет. Да и подешевше малость, и своих двоих, не считая, жены и тёщи, чем-то кормить надо.
Перед Петей стояла бабулька, маленькая, интеллигентная с виду, в поношенном пальтишке. Котёнка на руках держит. Котёнок серый и воротник у бабульки серый, и он трётся мордашкой об него, как о кошачий бок. Бабулька поглаживает его, нашёптывает ему что-то, и они мурлычут друг с дружкой, ласкаются. Мило так, по-родственному, как кошечка с котёнком.
Сзади Пети тётенька стоит. Он раза два с уважением глянул на неё и притих, словно придавленный. Женщина-монумент: плечи – во! Руки – во! Грудь… И ростом – с телеграфный столб. Смотреть страшно. Перед такими авторитетами он всегда испытывал робость – не в пример той мыши, что копны не боится, – и всегда таких женщин про себя называл тётеньками, с детства. Одна такая ему, засранцу, уши драла – застукала его в углу подъезда, где он душу отливал, приспичило уж очень. Уши вытянула, как у кролика…
А у этой ещё усы были, не то, чтобы большие, но заметные. На подбородке пушок. Тётенька мало знакомая. Сейчас в тут много переселенческих, всех не запомнишь.
А в очереди разговорчики. Про колбасу, по цене – сказочной. Про сыр, от которого в семейном бюджете дыр больше, чем в самом сыре. Кое-кто уже про времена застоя стал поговаривать, про заграницу. И тогда тётенька, что сзади Пети Лапкина, нет-нет, да и подаст голос.
– Что заграница? Вы этой загранице сильно-то не завидуйте. Там тоже, не шибко-то…
А бабулька ей мягко так, по-кошачьи, промурлыкала:
– Натерпелись люди, по жизни-то человеческой наскучались, вот и мечтают.
– Ха! Что мечтать? Заграница к нам, вон, сама на крылышках Буша прилетает.
"Где они, эти крылышки? Тю-тю…" – тут и Петя хотел высказать свою версию по этому поводу. Мол, самолёты НАТО их вместе с бомбочками на Югославию сбросили… Но сдержался. Постеснялся. Был бы поддатый, а так…
– Поедим эту отраву, и мечтать совсем нечем будет, – заметила бабулька.
– Пошто отраву? Пошто отраву?! Очень даже и ничего ножки. И наших подешевше.
"Подешевше, – согласился Петя. – На них только и живём, перебиваемся".
Тут продавец вмешался.
– Вы, граждане, – говорит, – на ножки заграничные зуб-то не точите. Сказывают: их там еще с птенячьего возраста на иглу содют.
– Что "сказывают", – оживилась бабулька, – я сама читала. Цыплятам этим уколы делают, и они от этих инъекций в весе быстро набирают. Их до сроку забивают и к нам, в Россию.
– Ха! Напишут, верь им…
– А вы не верьте. Ваше дело. Правда, Мурзик? – бабушка погладила котика. – Только я из принципа их не покупаю. Даже моему мальчику. Пусть сами едят эту гадость.
– И правильно делаешь, бабка! – воскликнул продавец. – Нас надо, местных предпринимателей поддерживать.
И с ним все согласились. Хотя тётенька, что сзади стоит, сказала:
– Так если бы ваших продуктов побольше было, чем заграничных, кто бы был против? У вас бы и брали.
– Вот именно! – поддакнули в очереди.