Шрифт:
Людмила Алольцева".
Среди русских не принято восхвалять любовь. Если одно сердце прикипит к другому, это будет считаться чуть ли не грехом. В книге "Измарагд" описаны три вида любви: к Богу, к телесным удовольствиям, к власти и почестям. Любовь к женщине отнесена ко второму виду и приравнена к блуду и чревоугодию. "Се есть ненавистна Богу любовь". И в "Повести о Петре и Февронии" мудрая Феврония предлагает боярину из свиты ее мужа, воспылавшему к ней греховной страстью, зачерпнуть воды одним ведром справа от лодки, другим - слева. "Одинакова ли по вкусу вода в ведрах?
– спрашивает добродетельная жена.
– Так и женщины все на вкус одинаковы, а потому надо быть с одной женой, как велит Святое Писание".
Но в Святом Писании Иаков пылал к жене Рахили, а к жене Лие был холоден.
И царь Давид воспылал к Вирсавии так, что о жене своей забыл.
И Самсон воспылал к женщине из вражеского племени, к филистимлянке.
Да и сами русские во всех городах и деревнях втайне ворожат и колдуют и смешивают разные зелья только для одного: приворожить сердце единственное, потому что другого им не надо.
А я? Чем она меня так приворожила? Неужели на всю жизнь? Два года не видел ее - а забыть не могу.
Господи, сжалься, отпусти! Или пошли мне колдуна, умеющего отворожить! Или каким-нибудь чудом верни нас друг другу.
Глава 12. Слуги князя Московского
Владиславу Ольгирдису, в Вильнюс
из Москвы, сентябрь 1479
Досточтимый брат Владислав!
Ваше письмо добралось до меня на Пасху и обернулось лучшим пасхальным подарком. Но вот до сих пор я не сумел найти свободного вечера, чтобы ответить на него обстоятельным отчетом. Да и события набегали одно за другим, так что хотелось дождаться, чтобы они выпали из потока живого времени и застыли неизменными на дне реки под названием История.
Рад был узнать, что мой переход в православие не отвратил Вашу душу от меня, не выстроил каменную стену между нами. Вы правы: я как-то забыл о традиционной веротерпимости литовцев. Прошло уже сто лет с того года, когда вы приняли христианство, и за все эти годы ни сам князь Ягайло - первый христианский правитель, ни его наследники никогда не притесняли православных христиан в своем королевстве. Думаю, это справедливое и великодушное обращение с православными очень помогло литовским князьям расширить свои владения так далеко - от Балтики до Черного моря. Ведь сегодня, пожалуй, половина подданных княжества Литовского говорит по-русски и исповедует православие. Говорят, православные храмы есть у вас чуть ли не в каждом городе. В Москве же, увы, духовенство рьяно разжигает ненависть к католикам, и великому князю Московскому не на кого было бы опереться, если бы он даже захотел противодействовать такой нетерпимости.
Правда, теперь все может измениться. Ибо после рождения трех дочерей, после многих молебнов о рождении наследника Господь послал княгине Софье сына, которого нарекли Василием. Говорят, что за девять месяцев до этого княгиня пешком ходила на богомолье в Троицкий монастырь, и там ей было видение святого Сергия, который держал в руках здоровенького младенца и вверг его в чрево ее. Царственные жены часто решают судьбы народов. Вашему народу христианство принесла первая жена князя Ягайло, польская принцесса Ядвига. Может быть, и греческой принцессе Софье и ее сыну суждено принести важные перемены в духовную жизнь Московии.
Конечно, у великого князя Московского уже есть главный наследник - сын Иван от первого брака, которого князь сердечно любит и часто именует своим соправителем. Однако рождение второго наследника еще больше
укрепит положение династии: теперь москвичи могут не опасаться, что внезапная смерть единственного законного наследника ввергнет страну в кровавую распрю за престол.
Другим радостным событием этой весны в Москве явилось завершение строительства Успенского собора в Кремле.
Когда два года назад судьба забросила меня в Москву, я поначалу явился к итальянскому зодчему Аристотелю Фиораванти и напомнил ему о нашей короткой встрече в Пскове несколько лет назад. Он узнал меня и с готовностью нанял на должность толмача и секретаря за вполне приличную плату. Так что в течение года мне довелось быть близким свидетелем этого грандиозного строительства.
Нужно отметить, что возведение собора рождало в сердцах москвичей некое мистическое воодушевление. Повторяя в главных чертах знаменитый собор во Владимире, который, в свою очередь, был слепком с собора в Киеве, эта постройка казалась людям кораблем, приплывшим из царства их предков, она превращала Москву в главную наследницу славного прошлого Киевской и Владимиро-Суздальской Руси.
Мне кажется, что зодчий Фиораванти разделял это чувство и вдохновлялся им. Он рассказывал мне, как перед началом строительства специально поехал во Владимир, как тщательно делал там эскизы и замеры старинного собора. По некоторым приметам он был уверен, что в возведении этого здания или, по крайней мере, в его переделках принимали участие и итальян-ские мастера. Однако в русских летописях подтверждения этому я не нашел.
По возвращении в Москву Фиораванти начал с решительного разрушения стен, возведенных его предшественниками, псковскими мастерами Кривцовым и Мышкиным. К изумлению москвичей, он построил стенобитный таран - подвесное бревно с окованным концом, укрепленное на гигантской треноге из бревен, - и с его помощью за неделю превратил в развалины то, что русские мастера возводили три года. "Их известь и кирпичи не годились для такой огромной постройки", - объяснял мне зодчий. За Андрониковым монастырем, в месте, богатом отличной глиной, он построил фабрику для обжига кирпича. "Еще наш великий Альберти открыл, что кирпич печется, как хлеб. Если делать их тонкими, у них получится толстая крепкая корка и совсем мало мякоти. Также нужно удалять из глины все мелкие камешки и мусор". Кирпичи новой фабрики получались такими твердыми, что сломать их можно было лишь предварительно размочив в воде. Известь же синьор Фиораванти велел замешивать так густо, что по затвердении ее невозможно было колупнуть ножом. Поражала москвичей и глубина рвов под фундамент: три человеческих роста!