На обратном пути он уснул, прислонившись головой к чуть подрагивавшему стеклу. Когда он проснулся, они уже почти приехали. Отец решил вскрыть нарыв, пока они одни.

– Ну, так что ты там такое натворил ночью?

– Говорю тебе, мы были на вечеринке.

– И что?

– Ничего. Вечеринка как вечеринка.

– А где?

Дремблуа – это слишком далеко. Если сказать правду, отец спросит, как они туда добрались. Кто их привез обратно.

– В городе, – сказал Антони.

– У кого?

– Точно не знаю. У каких-то буржей.

– Откуда ты их знаешь?

– Это кузен.

Помолчав, отец спросил, были ли там девчонки.

– Ага.

Прошло около минуты, прежде чем отец заговорил снова.

– В любом случае, это был последний раз, когда ты не ночевал дома. Мать чуть не спятила сегодня утром. Еще одна такая выходка, и я займусь тобой всерьез.

Антони взглянул на отца. У того было усталое лицо – лицо человека, который много пьет и мало спит, обманчивое и непостоянное как море. Антони любил это лицо.

Они нашли Элен на кухне, под неоновой лампой, та просматривала телепрограммку и курила.

– Вкусно пахнет, – сказал отец, выдвигая стул и садясь. – Что мы сегодня едим?

Элен стряхнула пепел и затушила сигарету. Она курила «Винстон». В пепельнице лежало что-то около двадцати пяти окурков. Антони не смел даже взглянуть на нее. Она была в очках для чтения – не слишком хороший знак.

– Картошка, – сказала она. – С яйцами и салатом.

– Отлично, – сказал отец. Потом обратился к Антони: – Ничего не хочешь сказать?

Антони знал, что у нее должно было твориться внутри. Он через стол ощущал ее враждебность. Натянутое лицо, сжатые, почти невидимые губы.

– Извини, – сказал он.

Отец продолжил:

– Знаешь, его по пути вырвало.

– Как бы то ни было, больше ты по вечерам никуда ходить не будешь, – сказала мать.

Она хотела сказать это каменным тоном, но посредине фразы осеклась. Отец спросил, все ли у нее в порядке.

– Да. Просто устала.

– Видишь? – сказал отец, призывая сына в свидетели.

– Я тоже валюсь с ног, – сказал Антони. – Пойду спать.

– Поешь сначала, – сказал отец. – Когда вкалываешь, надо есть.

С этим не поспоришь. Антони сел за стол, мать подала ужин. Картофель был переварен, яйца липкие и пересоленные. Антони проглотил все в два счета. Отец, казалось, пребывал в отличном настроении, как всегда, когда рабочий день оставался позади. Или когда он чувствовал какую-то свою вину и предпочитал об этом не думать. Он принялся болтать о новых стройках. Для летнего времени это прекрасно, можно будет устроиться на полный рабочий день. Он и сам почти верил в то, что дела у него идут лучше некуда. Он спросил у матери, не осталось ли чего выпить. Она налила ему в большой стакан вина прямо из коробки.

– Это все то же, с барбекю?

– Да.

– Неплохое, надо еще купить.

– Думаю, не стоит покупать винище пятилитровыми баллонами.

Отец одним махом залил в себя стакан, с удовлетворением вздохнул. Антони уже давно прикончил свою порцию. Он встал.

– Подожди две секунды, – сказал отец.

Антони застыл. Мать начала перекладывать остатки картошки в пластмассовый контейнер. Даже со спины, по одним только движениям было видно, как она нервничает.

– Сегодня хороший фильм по телику.

Он взял программку, чтобы удостовериться, и добавил:

– «Герои Келли». По третьей.

– Не-а, – ответил Антони. – Умираю. Пойду завалюсь в койку.

– Ох уж эта молодежь…

У себя в комнате Антони быстро разделся и нырнул в кровать, даже не приняв душ. Хорошо бы побыстрее заснуть и забыть обо всем. Он потушил свет, закрыл глаза. Слышно было, как на другом конце коридора разговаривают, убирая посуду, родители. Старик, похоже, залил в себя еще стакан. Об этом можно было догадаться по голосу, он говорил теперь быстро, слегка плаксивым тоном. Мать отвечала одними «да» и «нет». В какой-то момент она выставила его из кухни, Антони услышал его чертыхания, потом «Начинается…», и дальше все стихло. Затем в гостиной включили телевизор. Почти сразу он узнал в коридоре шаги матери. Она вошла без стука.

– Ну и что это значит? Что случилось?

Она говорила очень тихо. Антони лежал не реагируя, тогда, прикрыв за собой дверь, она присела к нему на кровать.

– Что с мотоциклом?

Она встряхнула его.

– Антони.

– Не знаю.

– Как это? Что это еще за штучки?

Долго рассказывать. Все так сложно. Антони хотелось спать. Так он ей и сказал.

И тогда мать ударила его. Ее рука со всей силы обрушилась сверху на лицо сына. В комнатушке с закрытыми ставнями оплеуха прозвучала как выстрел. Антони сел в кровати и схватил мать за запястье, не дожидаясь повтора. В ухе у него гудело.