— Считаешь, что в любом случае средств хватит? — покосился на меня «ан Апольд».

— Пусть я не сильно хорошего мнения о нашем с вами начальстве, но выделить немного тюков с шелковыми кружевными трусами ради такой удобной точки, вряд ли кто нибудь откажется.

— И что только эти набранные по объявлению не придумают, — недовольно вздохнул собеседник. — Подсказываю ровно один раз. Труп ан Бойгена, одна штука; его печать, одна штука; стопка написанных или подписанных его рукой документов, одна штука; чистая бумага, листов пять; мы, две штуки; бригантина, одна штука. На острове тебе сейчас какие угодно документы слепят, никакая экспертиза не отличит.

— Ну, в мое время было некому.

— Все течет, все изменяется. Оперативная группа там сейчас сидит.

Хм… Я попытался припомнить, говорили ли мне об этом. Ну да, новых лиц на острове было много. Но я особо и не интересовался, кто, чем занимается.

— Это хорошо. Возможно, что даже отлично. Но в этом случае есть проблема, подделка документов здесь известна и преследуется. Вопросов не вызовет только по настоящему заверенный договор с настоящими свидетелями и очень желательно живым бывшим владельцем. Ну или людьми, которые докажут что договор сторонами был выполнен. Товарищам, заверяющим документы от имени покойников, тут шкуры сдирают. Я специально узнавал.

— Я все знаю. — Отмахнулся «шен Лекс». — Не тебе не похер ли? Они сели на проходящее судно или там свое пиратское корыто и под полными парусами умотали в закат. Остальное пусть доказывают. Ты сейчас как ребенок, честное слово.

— Я думал об этом варианте, — терпеливо признал я. — Если не проканает, чревато потерей авторитета в обществе и соответственно, снижению моей полезности до минимума. Всех не перестреляешь, а человек тварь социальная. Не так уж тут люди и глупы чтобы какой — то хер с горы, соткавшийся из тумана размахивая слепленной бумажонкой, в наглую мог отжать чужое поместье. Богатые и успешные товарищи и без нас с вами такое дело давно на поток бы поставили.

Шпики с сомнением переглянулись. Они видимо местные документы фальсифицировали нередко. Но это все работает до определенного уровня, где появляется слишком много заинтересованных в поисках справедливости оппонентов. И плевать, что могло и повезти. Интуиция была резко против. Однако бумажка мне в любом случае не помешает. Одно дело, когда ей сразу захватчик трясет, а другое, когда документ предъявляют через пару тройку лет, после зачистки этих самых ищущих справедливости неудачников. «Не предъявлял ранее, потому что подписант смылся в закат» должно будет сработать на меня, а не против.

Вообще, возможные варианты перечисленными не ограничивались, можно было и еще что — то придумать. Но не нужно. Как я и говорил, оптимально для меня было захватить местного сеньора в плен и вынудить его подписать договор о передаче мне прав на фьеф при независимых свидетелях. Отменить такой договор для официально объявленного разбойником рыцаря, квестом, насколько мне известно, было бесперспективным. Лицо, не признающее над собой власти законов империи, лишало себя и их защиты. В межевой войне, в которой такие разбойники участвуют, они всегда будут на неправедной стороне. Теоретически, само собой.

— Когда отчет о своих похождениях писать будешь, все свои планы и замыслы обязательно отрази, — хорошо все обдумав, посоветовал «ан Апольд». — И в дополнение подробную служебную записку с тем же самым составь. Я и Макс ее поддержим и сделаем все, чтобы с первым же контейнеровозом на самый верх ушла.

— Сделаю.

— Бумага есть? Разборчиво писать умеешь?

— Несколько листов. Если постараюсь, разборчиво напишу. — Улыбнулся я.

— А4 у меня возьми когда начнешь писать чистовой.

— А вот это будет просто отлично!

— Отлично все будет, когда ты, Серега, станешь ан Бойгеном. — Не согласился со мной Макс «ан Брейг». — Ты наверняка понимаешь свой риск!?

— И перспективы тоже, Максим.

В четырехстах метрах от меня серели суровые стены замка, внутри которого собралось немало будущих покойников. И многих из них лишу жизни именно я. А остальных превращу в нищих. И кровь, пролитая за владение этим куском земли, на этом не остановится. Может быть, мне следовало порефлексировать, поплакать над незавидной участью аборигенов, слезой ребенка совесть свою пробудить…. Но врать самому себе было стыдно. Никого в этой пиратской помойке мне жалко не было. Может быть кроме детей. Будущих пиратов, грабителей и убийц и их не менее драгоценных половинок, которые будут считать окровавленные деньги, и разносить миски с бурдой по подвалам, где содержатся захваченные отцами, мужьями и братьями пленники.

Разрушить существующий в Хейене кровавый круговорот моя личная доброта не могла никаким образом. Скажу более, она даже повлиять на него не могла. Помочь людям этого мира могла только цивилизация. Которая всегда и везде приносится к дикарям на штыках.

— Знатная будет бойня, — сказал я Боу, надзирающему за строительством двух монструозных требушетов. Со стены по собирающей их солдатне постреливали из стрелометов, но без особого успеха