— Думаю, у нас не хватит на это времени... — Гидеон опустошив оставшуюся половину бутылки быстренько ретировался на улицу, а нам не оставалось ничего делать, как следовать за догоняющим его разъяренным альвом.

— Грег, я думаю, надо будет подарочек через внука дедушке передать... Мало ли, когда его помощь понадобиться, а после такого он нас на порог не пустит... — озвучила я свои мысли.

— Определенно! Такие связи нельзя терять, — согласился со мной ведьмак и мы отправились опять через просторы Пустоши... Домой...

***

Кряхтя от усталости как десятитысячилетние дриады в Дивном лесу, мы несли свои ведьминские косточки по коридору и когда, наконец, добрались до своей двери, нашему счастью не было предела...

Но ровно до того момента, как мы открыли дверь и вошли внутрь...

Белоснежные стены комнаты были исписаны разноцветными мелками стишками следующего содержания:

"Не верьте ведьмам — они зло!

Не стоит ждать от них заботы!

Не верьте ведьмам — они врут!

От них всегда одни хлопоты!"

"Предать, забыть и бросить — для них это легко!

Оставить голодать мыша — для них не стоит ничего!

Так бойтесь ведьм — они коварны!

Не верьте им — они умны!

Они пригреют у груди...

А после выкинут в кусты!"

"Я их любил, творил для них!

Клал дар поэта перед ними...

Я был велик в стихах своих!

Они же были — как богини...

Я восхвалял их красоту!

Любил безмерно! Безнадежно...

Я собирал для них зарю!

А все так обернулось сложно..."

Разрисован был даже потолок, до этого не омрачавший нашу жизнь ни одной трещинкой:

"Зачем я жил? Погиб в неволе...

Был предан ведьмами... А зря!

Они по своей доброй воле

Спокойно бросили меня!

Сижу один, сижу в печали...

И даже Арри рядом нет!

Она опять на том заданье...

А где же свет? Мой яркий свет?

Погашен лучик вдохновенья...

И выращен мной вновь опять!

Но ни одна из ведьм в прозренье

Меня не хочет вспоминать!"

"Я огорчен, томлюсь в шкафу

И давит грусть мои мыслишки...

Я так хочу искать лозу

Козу, свинью иль золотишко...

Не важно! Главное — вперед!

Движенье — жизнь! А я в затменье...

Ты сбрендил! — скажет мне народ.

Но я уверен в озаренье!

Но время тикает, идет...

А про меня не вспоминают...

А вдруг меня тут чем убьёт?

А им все по боку... Гуляют..."

И на окне, губной помадой:

"Погиб мыша, плененный домом,

Пал ниц, придавленный судьбой...

А он хотел любви народа!

А он хотел любви земной!

Погиб, как рыцарь — средь ромашек,

Поникла голова шута...

А он бы мог согнать всех пташек

И покорить Вершину Сна!

Он мог бы стать великим бардом

И до рассвета танцевать!

Но перекрыли путь таланта -

Он обречен... Он должен пасть..."

Не оставалось сомнения, где искать нашего депрессующего поэта — мышь постарался сделать навигацию как можно удобней...

Конечно, в его стиле... Куда же без этого...

Подойдя к подоконнику осторожно раздвинула белые ромашки и увидела Бакстера, лежащего на спинке с красной розочкой на животе и мирно посапывающего...

— Бедненький, устал ждать, — прошептала я Дейке и она тоже сунула свой нос и тихонько захихикала, отчего мышь завозил носом, пару раз вздохнул и перевернулся на бок, чуть не придавив свою столь тщательно хранимую розочку собой любимым.

— Ромашки и не таких успокаивали! — подняв палец вверх, тихо заметила Дея, а я вернула ромашки на место.

Пусть дальше спит, а то вон как старался, сколько пыхтел, наверное...

А уж сколько он пыхтеть будет, пока все это отмоет — и говорить нечего. Так что пусть набирается мышиных силенок.

А мы будем набираться ведьминских.

Рухнули с Деей одновременно по своим кроватям, не найдя сил сходить даже в душ и моментально провалились в сон.

Проснулась я от назойливого звука — оказывается, это кто-то рядом тихо звал меня по имени.

Открыла глаза и еще долго не могла понять, кто это сидит на моей кровати и чего хочет.