– Тогда приступаем. Времени осталось всего ничего, а нам необходимо занять позиции. С Богом! За Веру, Царя и Отечество!

Прошло двадцать минут, и мы лежим среди небольшой поросли молодого корейского кедра. Пулемётные расчеты выбрали позиции и затихарились. Я же рассматриваю подходящий к импане обоз. До него осталось около ста сажень. Две конных четырехфунтовки, шесть телег, тридцать всадников. Впереди колонны, судя по одежде, следует цаньлин или командир полка, рядом с ним двое младших офицеров – линцуев.

– Александр Владиславович, – передавая бинокль, обратился я к сотнику Вондаловскому, лежащему рядом со мной. – Впереди обоза едет офицер в должности, как наш командир полка. Его надо взять живым.

Сотник приник к биноклю, хотя китайского старшего офицера было видно уже невооружённым глазом.

– Роман Петрович, вас это также касается. Отдайте команду пулемётным командам, чтобы не зацепили его.

– Слушаюсь, господин капитан, – Ромка улыбнулся мне и ловко уполз на позиции пулемётчиков.

Между тем, сотник Вондаловский оторвавшись от бинокля, тихо произнёс:

– Как-то не привычно на пузе пластаться, господин капитан.

– Поверьте, Александр Владиславович, я вас научу плохому.

Сотник удивлённо посмотрел на меня, а потом приложил огромные усилия, чтобы в голос не расхохотаться. Кое-как сдержавшись, он произнёс:

– А как полковника в плен брать будем?

– Надеюсь, Шило или Леший его легко ранят. Извините, господин сотник, старшие урядники Лешков и Подшивалов. Мы в своё время такую тактику отрабатывали на вожаках хунхузов. Думаю, и здесь сориентируются.

– Господин капитан, а вы давно знакомы с теми казаками из моей сотни, которых отдали в отряд хорунжего Селевёрстова?

– Всю жизнь, Александр Владиславович. Мы выросли в одной станице. Они все входили в первый десяток, обучающихся в школе для казачат станицы Черняева. Трое из них, включая меня, стали офицерами, – ответил я, жуя зубами травинку, ощущая горечь во рту. – Все входили в конвой Его императорского высочества, потом почти два года гоняли хунхузов по всему Приамурью, пока у них не закончился первый срок службы. Присмотритесь к ним, Александр Владиславович. Более подготовленных казаков во всём полку не найдёте.

– А Роман Петрович?

– Это мой названный брат. Его отец взял меня в семью, когда погибли и умерли все мои родственники. Мне тогда было четырнадцать лет. Он и хорунжий Данилов из первого десятка.

– А, правда… – начал сотник, но я его прервал.

– Всё! Тихо! Начинаем бой.

Приложив к плечу приклад-кобуру маузера, я начал выбирать цель. Обоз к этому времени почти дошёл до ворот импани, которые стали потихоньку открываться. Маузер стал ещё одним фактором, вызывающим вопросы и зависть офицеров в Благовещенске. Два таких же, как и у меня, я подарил Лису и Дану, поздравляя их с офицерским званием. Должен же я был как-то их выделить, если финансы позволяют.

Дальше события понеслись вскачь. Сзади раздалось два выстрела Лешего и Шило. Как я понял, стреляли они в кого-то внутри импани. Потом застучали мадсены, и всадники, окружавшие обоз, начали валиться на землю. Судя по тому, как один из пулемётов работал отсечками по два-три патрона, за ним находился Ромка. Его умение работать с мадсеном, ещё пять лет назад превысило моё.

Я начал выцеливать цаньлина, но тут он схватился за плечо и упал с коня.

«Хороший выстрел», – подумал я, перенося мушку на другую цель и открывая огонь.

Чуть больше минуты и все солдаты, офицеры обоза лежали в основном на земле. Некоторых, запутавших ногой в стременах, кони уносили в сторону от дороги. К воротам импани устремились пулемётные расчёты во главе с Ромкой, державшего в руках уже пистолет Маузера. Казаки Вондаловского бежали к повозкам и орудиям, чтобы убрать их с дороги. За своей спиной я услышал грохот копыт. Казаки аллюром три креста выходили из рощи для атаки на крепость. Смотреть на них было некогда, так как чуть ли не скачками бежал к китайскому офицеру.

«Млять, вот не пруха, – подумал я, глядя, как из перебитой плечевой артерии цаньлина, толчками идёт кровь. – Хана, не спасти».

Как говорится, «глаза боятся, руки делают», достал из ножен предплечья метательный нож, отхватил ремень от кобуры и начал перетягивать руку китайскому полковнику. Затянув ремень, достал перевязочный пакет и начал бинтовать рану.

Мысли же бились в виски: «Ни хрена не получится. Покойник. Что же, так не повезло. Чуть влево или вправо и был бы замечательный язык. А так… Е… твою же …».