Консерватору хотелось бы задержать Москву в границах Окружной дороги, а дальше не пускать. Мы всегда сталкивали лбом деревню и город, индивида и коллектив, лошадь и трактор. Выжечь все, что было до тебя, но так и остаться полугородским, полуобразованным, полуголодным. Все или ничего! В итоге на тысяче квадратных километров гуляет ветер, дымят ТЭЦ, щупальца метро захватывают еще пару кварталов, автобус едет до остановки «Хладокомбинат». Кладбищ нет. Деревья вырублены. Избушки раскатаны на дрова. Осталось в лучшем случае имя – Саларьево или Братеево, в худшем – Проектируемый проезд с условным номером 1234.

Песня «Московских окон негасимый свет» – про деревянные рамы, мороз на стекле, причудливый абажур. На улице Никольской не осталось ни одного оригинального старого окна. Все труднее рассказывать о Москве, где гипс и краска, рулонный газон и евроремонт «под ноль» берут свое. Москву тяжело любить тактильно, потому что новый год принесет очередной слой штукатурки, а потрескавшиеся дверные ручки будут заменены позолоченными копиями.

Но Москва на то и Москва, чтобы оставлять нам добрых духов. Они помогают нам на месте снесенного дома разметить шахматную доску комнат, а на старой кирпичной стене найти клеймо производителя. Любовь к Москве требует ювелирного зрения, напряжения мыслей, пытливых и сложных вопросов к себе и стране. Москва до невероятности развивает воображение, оно-то и позволяет увидеть на месте промзоны вишневый сад. Что останется, если исчезнет столица? Вселенское прозябание.

Архитектурные стили приходили и уходили вместе с модными тенденциями и новыми строительными материалами. Это живая цепочка, которая показывает, чем дышало общество и как эволюционировало. Смену предпочтений в архитектуре всегда нужно рассматривать неотрывно от повседневной жизни той поры, изучать оформление интерьеров, брать во внимание мощные социальные катаклизмы (скажем, революция 1917 года, прервавшая формирование одних стилей и породившая другие).

В Москве охраняется больше 8 тысяч зданий. Это значит, что государство признает культурно-историческую или архитектурную ценность дома – он или великолепен сам по себе, либо построен важным архитектором, либо же здесь произошли значительные события городского или всероссийского масштаба – Ленин выступал, Пушкин ночевал, Есенин стихи читал.

Еще многие сотни домов не имеют формального охранного статуса, но это те здания, которые достались нам, счастливым потомкам, чтобы познавать их, радоваться и размышлять. Найдите свой любимый стиль, чтобы выделять его представителей среди других домов. Возможно, вас заинтересует судьба архитектора, и вы изучите биографию Казакова, Баженова, Ухтомского, Львова, Тона, Каминского, Шехтеля, Щусева, Жолтовского, Павлова.

Многие не любят Москву за ее эклектичность и всеобщее смешение. Действительно, здесь из-за брежневской панельки может выглядывать конструктивистский дом, а рядом будут прятаться палаты XVII века. Но прелесть как раз и состоит в том, что бусинки одного ожерелья разбросаны по всему городу. В Москве вы найдете не очень много исторических ансамблей и комплексов, когда в ряд выстроились дома одного периода. Столица не подносит готовое знание на тарелке. Только вдумчивое изучение районов позволит воспринимать город «слоями», сложившимися за последние 500–600 лет.

За почти девять столетий своей истории столица много раз перестраивалась, перекраивалась по воле властей или силами стихии – ураганов, наводнений, болезней. Каждый из правителей принимал столицу как материал для упражнений и желал переделать на свой лад, сшить новый московский кафтан – так планировали Петр I, Екатерина II, Иосиф Сталин и Юрий Лужков. Но город – не застывший макет, а связь сложнейших элементов, поэтому устроить Москву «под себя» правителям удавалось только частично.

Со временем кровоточащие раны превращаются в исторические шрамы, зарубки на коре дерева, и мы воспринимаем их как часть московской истории. Скажем, резкую неприязнь в свое время вызывали и высокие доходные дома, и непонятный стиль модерн, и нынешний Новый Арбат.

Для критического осмысления архитектуры сейчас нужно десять-двадцать лет. Для новых высоток и «стекляшек» 1990-2000-х годов энтузиасты сейчас пытаются приспособить термин «капром» («капиталистический романтизм»). Нет юридических терминов для «красивой» и «некрасивой» архитектуры. Все, что строится в Москве, мы стараемся проанализировать, понять. Любить – необязательно, но на каждом здании стоит печать своего времени.

В Москве осталось мало следов первых веков существования города – основным материалом было дерево, на город почти каждый год обрушивались пожары. За русской архитектурой XII–XIV веков стоит отправляться в границы Новгородских, Псковских, Владимиро-Суздальских, Ростовских земель. Но с конца XV столетия, когда стали возводить краснокирпичный Кремль, в московской архитектуре практически нет «белых пятен» и подробно представлен каждый период.

Конечно, прежде всего от старинного города остаются церкви. В Москве есть и белокаменные соборы, и шатровые храмы XV–XVII столетий. Позже рождаются пестрые церкви с национальным оттенком – это времена узорочья и нарышкинского барокко. Храмы часто украшались поливной глазурью и керамическими элементами, поэтому выглядят они словно живописная азбука 350-летней давности – тут и экзотические птицы, и растения из теплых стран. Видна страсть москвичей, живших во времена сурового холода, к теплу и морю.