Семен Семеныч немного помолчал, сначала взволнованно сопя, а потом дыша уже куда ровнее, и наконец произнес:

– Да, ты права, права. И все же я жутко переживаю за тебя, Янка! Ну да ладно, – подытожил он, – давай все по порядку, как и что.

– Идем тогда в дом что ли… – предложила гадалка.

– Да ну его! – отмахнулся Руденко. – Давай тут посидим. Вон у тебя здесь красота какая, – Семен Семеныч взглядом обвел двор, – гляди только и любуйся.

– Ну как скажешь, поэт ты мой, – вздохнув, с улыбкой ответила Яна и, сев поуобнее, начала описывать приятелю свой визит в казино в мельчайших подробностях.

Руденко слушал, сопел, хмыкал, удивляясь. Когда Яна закончила, он, зачем-то поправив фуражку, произнес:

– М-да… Рискованная ты женщина, Яна Борисовна…

– Рискованная… – вздохнув и пожав плечами (дескать, ничего не поделаешь), ответила Милославская.

– И что думаешь делать дальше? – откусывая заусенец, спросил Руденко.

– Пока не знаю. Собственно у меня, как и у тебя, – пока пустота.

Яна не стала говорить, что Три Семерки помешал ей строить планы, зная, что Семен Семеныч на это обязательно обидится. Порой он был совершенным ребенком, и Милославской тогда приходилось вживаться в роль заботливой мамаши, а порой… упрямство Руденко перебороть было просто невозможно.

– Мне, Сема, вот какая мысль пришла, – немного помолчав, начала Яна, – а не было ли у Воробья еще какого бизнеса, помимо казино?

– Ну-у-у, ты скажешь тоже, – скептически протянул Три Семерки, а сам задумался.

– А что? Другой бизнес – это другие связи, другие люди, другие конкуренты, – Пожав плечами, парировала гадалка.

– Да что ты все заладила конкуре-е-енты, конкуре-е-енты… Других причин что ли быть не может!

– Может, почему же. Но ведь убийство на почве конкуренции среди таких, как Воробей, довольно распространено… Они по-другому-то решать свои проблемы не способны…

– Распространено. Но я почему-то не склонен об этом думать.

– Ты уж прости, Сема, – как-то вытянувшись, сказала гадалка, – но ты слишком часто не склонен думать именно о том, что в итоге оказывается истиной.

– Бывает, не скрою, – удивив Яну столь редкостным благоразумием, ответил Три Семерки.

Он потянулся и, оторвав от росшего рядом с крыльцом куста смородины коротенький сучок, стал жевать его.

– Не порть растения и зубы, – поучительно произнесла гадалка и отобрала у приятеля тонкий сочный стебелек, бросив его на землю. – Сема, ну почему ты так упрям…

– А я баран по гороскопу, – засмеявшись, ответил Семен Семеныч.

Милославская подхватила смех приятеля, а когда он успокоился, серьезно спросила:

– Ну что, бар… Овен, возьмемся?

– Возьмемся, куда ж мы денемся, – утирая выступившие слезы, ответил он. – Другого-то варианта сейчас все равно нет? – Руденко посмотрел на Милославскую пристально.

– Нет, – уверенно ответила та.

Воробьи суетливо щебетали на дереве, перепрыгивая с ветки на ветку, и между приятелями на время установилось молчание, потому что они залюбовались ими.

– Вот жизнь, – завистливо протянул Руденко, – ни забот, ни хлопот. Чирикают себе да чирикают. И шефа у них нет… Счастливые!

– Хм, – прыснула Милославская. – Почему же нет? Смотри, вон тот, самый толстенький, он, наверное, их шеф. Глянь, как громко чирикает. Ишь, раскомандовался!

– А нахохлился-то! Прям как наш! – с серьезным недовольством проговорил Три Семерки, задрав голову. – Глянь, так и норовит самого худого с ветки скинуть! Наглый какой!

Яна, еле сдерживая смех, наблюдала за Руденко, а когда он чуть не бросился на защиту подчиненных самого бойкого воробья, во весь голос расхохоталась, говоря:

– Идем в дом, обстановка тут нерабочая, – теперь уже она утирала слезы.

– Да ну тебя! – поднимаясь, махнул рукой Семен Семеныч. – Смеешься! Посмеялась бы на моем месте. У нас завтра с утра планерка…

– Идем, идем в дом, не думай об этом, – похлопывая Руденко по плечу, сказала Яна. – Утро вечера мудренее…

– Сытый голодного не разумеет… – в тон ей, вздыхая, ответил Семен Семеныч.

Милославская молча провела приятеля в свой кабинет и усадила на диван.

– Так-то лучше, – заключила она, сама усаживаясь в кресло.

– Если ты о другом бизнесе задумываешься, – начал Три Семерки, желая побыстрее уйти от той смешной ситуации, в которой он невольно оказался, – то, думаю, тебе к клиентке твоей следует обратиться. Кому как не жене лучше всего знать о делах мужа? – Руденко сделал довольное своим выводом лицо.

– Муж да жена – одна сатана, Сема. Только не в этой ситуации, – покачивая головой, заметила гадалка.

– Не понял, – Руденко удивленно приподнял брови.

– Обстановка в семье Воробьевых сложилась так, что Люда навряд ли сможет мне чем-то помочь, – пояснила Яна. – Она вообще не имела доступа к делам мужа.