А портрет с тех пор висит во флигельке. При советской власти один сердобольный завхоз взял, да и замазал дырку во лбу светлой замазкой. Издали не видно. Спрашивается – ну и что? Что такого, ну висит себе… Подождите. Вы еще не видели мэра Железногорска Ивана Ивановича Пригорина. Он ведь не просто так портрет бережет. На главной стене держит. Они ведь просто одно лицо! И нос, и глаза, и усики. А волосы рыжие – в ноль! Портрет не подписан. Так что мэр с чистым сердцем всем говорит, что это, мол, его благородный предок, хозяин усадьбы, статский советник Чеботарев Михаил Ксенофонтович. Собственной персоной. Электорат пищит от восторга! Знал бы Михаил Ксенофонтович, что так его благородство обернется – себе бы пулю пустил, честное слово…

Когда женщине плохо, она может поплакать. Мужик – напиться. Бывает и наоборот.

А мне не просто плохо. Мне никак. Это еще хуже.

Поплакав и напившись, сижу на облупленном подоконнике тухлого подъезда. В ожидании. Той самой пресловутой мысли. Да, да. О самоубийстве.

За стеклом глухая стена осеннего дождя. Сигаретки стреляет мокрый бродяга. Я затягиваюсь ментоловым дымом, пускаю сизые кольца. Скучаю с наслаждением.

Проблема – не могу мечтать. Совсем.

За меня мечтают предки. Раз уж самой не дано. В три года они мечтали мне купить велосипед, в десять – пианино, в двадцать два – диплом, в двадцать пять – квартиру. Все свои мечты они осуществили. Теперь я должна им зятя и внуков.

В моем существовании смысла нет. Ни на грамм. Прекратить то, в чем нет смысла, вполне логично. Но самоубийство – это конкретная цель. О нем необходимо какое-то время помечтать. Полюбить идею. Для меня все это невозможно. Лень.

На улице быстро темнеет. Многоглазое черное чудовище с тупой ухмылкой ждет зрелища. Да, да. Моего прыжка к нему в пасть. Все как обычно: декорация меняется, а тоскливая пустота остается.

Вижу силуэт. В доме напротив. На подоконнике тоже кто-то тоскует. Женщина. Волосы длинные. Ой, она меня видит! Машет рукой.

Отворачиваюсь. Закуриваю новую.

– Надо здоровье беречь.

Голос раздался неожиданно. Я вздрагиваю и поворачиваюсь к лестнице. Силуэт пришел. Девчонка какая-то. Еще несколько секунд соображаю. В ужасе начинаю медленно сползать с окна. Что-то знакомое в голосе. И фигуре. Так это же я! Голос мой. Волосы, голова, ноги. Все мое. Там стою я! Но нет. Стоп. Я же тут.

Инстинктивно хлопаю себя по джинсам, майке. Зачем-то щупаю лоб. Роняю на пол пачку с последними двумя сигаретами. Поднимаю. Снова роняю.

– Да не дергайся так, – произносит силуэт.

– Ты кто? – я слегка заикаюсь.

– Ну, хватит в обморок падать. Все нормально. Я – это ты, – моя копия в плаще процокала каблуками по лестницной клетке и подняла пачку от сигарет, – только в будущем.

– А я вообразила, что ты тайная сестра-близнец. Как в мыльных операх.

– Ха-ха. Нет. Я – это ты. Только через три года. Понимаешь?

– Не очень.

Закуривает одну из двух последних. Я смотрю на ее отражение в темном стекле. И думаю, зря я так надралась кьянти, достаточно было поистерить немного и все. И с курением пора завязывать. Иначе мысль о самоубийстве потеряет смысл. Я просто сделаю это медленно, через фильтр!

Декорация снова меняется. Незаметно. Сама собой.

Диван, журнальный стол и торшер в моей гостинной. Или в нашей? Нас двое. Не могу привыкнуть.

Я мысленно так и называла ее – Силуэт. Силуээээт. А что, отличное женское имя. «Привет, Силуэтка!»

– Давай по порядку. Я плохо соображаю. Напилась зачем-то, – бормотала я, стремительно трезвея, – Хотя ты же в курсе! Ты все про меня знаешь.

– А ты про меня нет.

– Расскажешь? – нервы предательски натягивались, обнажая отсутствие терпения.

– Я здесь не для этого. Хочу попросить, – Силуэтка вытянула ноги, откинулась назад и расположилась как у себя дома, – не выпендривайся и сделай уже это.

– Сделать что?!

– Ну, что ты тянешь резину? Трешься в подъезде, мысли перебираешь. Прыгай уже давай. Сделай это. Технично. Просто. Естественно.

Как она хороша! Я на себя прямо не похожа. Что делают какие-то три года с человеком! Маникюр, каблучищи, цвет волос чуть глубже уходит в каштан. А как волосы лежат! Это на меня не похоже. Что же произошло за три года?!

– Так. Слушай. Я чего-то не понимаю, сестренка, ты на что намекаешь? Удавить меня хочешь? Чтоб наследство хапнуть? – я несла бред в ответ на еще больший бред. Инстинктивная защитная реакция.