Мама

Аннотация

Фантастический боевик о девушке с сиротской судьбой, попавшей под влияние романтики преступного мира, во избежание гибели ставшей женой офицера и отправившейся с ним на войну. Осознав, что истинное её предназначение – материнство, она пытается выжить сама, спасает семью и жизни многих людей. Это оказывается нелёгким испытанием, потому что она вынуждена спасаться от мести жестокого наркобарона, избегать козней коварной соперницы и противостоять воинственным глоргам.

«Ночь придает блеск звездам и женщинам» (Д. Байрон) «Вы созерцаете звезду по двум причинам: потому, что она сверкает, и потому, что она непостижима. Но рядом с вами сияние более нежное и тайна более глубокая – женщина» (В. Гюго) «Женщина – великое слово. В ней чистота девушки, в ней самоотверженность подруги, в ней подвиг Матери». (Н.А. Некрасов) Всем женщинам Вселенной посвящается. ПРОЛОГ Стая голубей белым облаком поднялась над Мегаполисом, с первыми лучами восходящего солнца. Сделав круг над впивающимися в небо чёрными силуэтами небесных комплексов, голуби повернули на север. Они летели туда, где ещё можно было увидеть и услышать шумящие листвой деревья, зелёную и сверкающую каплями росы траву. Где, тишина и покой. Где, укрывшись под густыми кронами от палящего солнца, можно вдоволь наесться зелёными и жёлтыми гусеницами, напиться росой, прохладными сверкающими шариками скапливающейся в центре листьев. А потом, ничем не беспокоясь, дремать, усевшись на кирпичной, местами покрытой мягким мхом ограде, до самого вечера. Здание монастыря красным кирпичным пятном выделялось на фоне современных полимерметалбетонных коробок Мегаполиса и совершенно не вписывалось в геометрически идеальный урбанизированный пейзаж, созданный билдинг-принтерами. И, скорее всего, поэтому монастырь, спустя многие и многие годы так и остался на окраине. Казалось, что современность бежала от этой, спрятавшейся за узкой полоской зелёных насаждений, старины. Сразу за стенами монастыря широкой лентой протянулась автострада, связывающая Мегаполис с другими, такими же урбанизированными монстрами. Прямая, как струна, она терялась за горизонтом в обе стороны. Далее за границей автострады начинались свалки и промышленная зона. Громадные площади были заняты тоннами мусора – отходами жизнедеятельности Мегаполиса. Свалки, вечно покрытые желтоватой дымкой ядовитых испарений, походили на горную гряду. За свалками располагались корпуса промышленной зоны. Тёмными силуэтами, проступающими сквозь желтизну испарений, корпуса возвышались над грудами отходов, закрывая собой полнеба. Они соединялись с Мегаполисом многокилометровыми подземными тоннелями – транспортными и пассажирскими, движение по которым никогда не прекращалось. Снабжая Мегаполис всем необходимым, взамен промышленная зона высасывала из него жизнь, в прямом смысле этого слова. Каждое утро, сотни тысяч рабочих, живой бесформенной массой, похожей на мясной фарш, засасывались в тоннели и перекачивались по ним к корпусам промышленной зоны. До отвала накормив этих чудовищ своей энергией, потом и кровью, люди на какое-то время возвращались к подобию жизни, что бы набравшись сил, снова отдать их на благо процветания общества и национальной безопасности. Ах, это «Благо Общества»! Ах, эта «Национальная безопасность»! Как много всего, можно оправдать, руководствуясь этими понятиями, как много можно объяснить. «Земля превыше всего! Земля наша гордость, наш дом! Мы – дети Земли. Мы Земляне. Мы обязаны всем нашей матери Земле. Мы все в неоплатном долгу перед ней. Так, защитим же Землю! Защитим нашу мать от всего, что ей угрожает! Не жалея жизни!! До последней капли крови!!». И защищали. И отдавали. И умирали во благо и за честь. А те немногие, кто оставались в живых, становились примером. Их награждали и славили, о них слагались песни, и вот уже миллионы молодых, глядя на них, снова соглашались ради «Блага общества» превратить себя в фарш, что бы спустя немного времени оказаться в выгребной яме. Последняя война изменила всё. Будто огромным ластиком она стирала города, страны, нации. Упразднив границы, она сделала всех Землянами. Вместе с миллиардами подданных, в небытие ушли короли и королевские семьи – великие, в прошлом, землевладельцы. Отпала необходимость в религии. «Если бог допустил такое, то это не бог!» – кричали люди, разбивая кресты и полумесяцы, без разбора разнося в щепки буддийские, иудейские и прочие храмы, сжигая на кострах ненависти святые книги и учения пророков, присваивая золото. Но надежда, как неугасимое пламя, тусклым язычком тлеющее в закопчённой лампаде, возрождало старые и порождало новые образы, символы и тотемы за которыми можно было спрятаться от безысходности. Изменилось многое, но порядок отношений в обществе остался прежним. Общество, как и прежде, делилось на классы. Богатые и бедные. Рабы и диктаторы. Властители и плебеи. Имущие стали ещё богаче, а не имущие, как и прежде, полностью зависели от них. Отношения, власть, политика остались те же, только взамен одним пришли другие. Они, как в прочем и всегда, захватили и делили её между собой, как волки делят тушу украденной овцы, хватая и чавкая. Они грызли друг другу глотки, пока не поняли, что из-за одной не поделенной овцы, могут потерять всё стадо. Тогда они договорились. Они разделились на тех, кто у власти и правит, и на тех, кто обеспечивает безопасность, на пастухов и овчарок. А те, кто не хотел договариваться, так и остались волками. Потом, по результатам всеобщего голосования, волкам вскрыли глотки, но не всем. Небольшую часть решено было оставить. Волки держали в страхе стадо и оправдывали расходы на содержание овчарок. Менялось многое, но инстинкты, заложенные самой жизнью, остались. Они, как и прежде, сбивались в стаи. Стая – это воля. Стая – это сила. Когда ты в стае – ты в безопасности. Два клана Салливоны и Экслины правили планетой. Они создавали законы и обеспечивали их выполнение. Они решали чему быть, кому кем стать, кому жить, кому умереть. И эти законы были просты и понятны. Если ты не в клане или, хотя бы, не приближен к нему, то ты овца, которую рано или поздно, либо превратят в фарш, либо скормят волкам. Но были и те, кто, презрев понятия и законы, выдуманные, не ведомо кем, бросали всё и уходили, преследуемые и гонимые. Они покидали эти нагромождения из стали, полимеров и бетона, заполненные гниющей плотью и уходили за горизонт, унося свои жизни с собой. Бродяги, вечно идущие по обочинам автострад, в поисках лучшего, они не будут больше кормом власть предержащих. Они отдадут свои жизни вечности. Путь назад в Мегаполис, таким как они, был заказан. Они бросали детей на пороге монастырского приюта в пластиковых коробках и уходили, не оглядываясь, оставив им только свою гордость и любовь к свободе. Они уходили в небытие и растворялись в безызвестности. Их омытые дождями и высушенные солнцем и ветрами кости, белели по обочинам автострад. Не многим везло, упокоиться в неглубокой могиле, вырытой спутниками. Тогда над могильным бугорком какое-то время можно было разглядеть надпись с именем и датами рождения и смерти усопшего. Но, что может значить одна маленькая жизнь, в сравнении с вечностью. Время безжалостно и неумолимо смелет её в своих жерновах, а ветры разнесут эту пыль по бескрайним просторам вселенной. И не останется ни бугорка, ни надписи – НИЧЕГО. Часть 1 МОНАСТЫРЬ Глава 1 А всё началось с того, что сестра Ангелина, падая с крыльца, едва не расшибла себе нос. Каждое утро, ровно в четыре тридцать по поручению матушки Тересы – настоятельницы женского монастыря имени Пресвятой Гермионы Заступницы, сестра Ангелина выходила в мир. Делала она это для того, чтобы смоченной в растворе губкой стереть голубиный помёт с карниза, устроенного над входной дверью. Чем этот карниз так привлекал голубей, оставалось загадкой, но к утру его поверхность была уделана так, что невозможно было определить, какого он цвета. Слева от двери, на кирпичной стене поблескивала табличка с надписью: «Сиротский приют при Женском монастыре имени Пресвятой Гермионы Заступницы». Справа, во всю высоту двери высился плакат. На плакате стройная монахиня в синей сутане, во взгляде которой отражалась вся скорбь мира, принимала в объятия девочку-сироту. Девочка выходила из мрака, а за спиной монахини сияло солнце, и яркая радуга изгибалась над ним, отражаясь в счастливых глазах ребёнка. Под картинкой горела надпись: «Приди сестра». Над входной дверью до самого фронтона, занимая собой почти весь фасад, переливалась и сияла смальтой из натурального стекла мозаика, изображающая саму Пресвятую Гермиону Заступницу. Гермиона неслась под облаками на спине лошади белой масти, из боков которой, взрезая голубое небо, вырастали огромные орлиные крылья. Левой рукой Гермиона обнимала лошадь за шею, а правую вскидывала высоко над головой. В ней она сжимала нож с длинным обоюдоострым клинком. Сжав пальцами остриё ножа, Гермиона с грозным видом готовилась метнуть его, видимо в тех, кто делает девочек сиротами. Как всегда, надев синюю сутану и покрыв голову накидкой с белой вуалью, скрывающей некрасивое, покрытое крупными родинками лицо, сестра Ангелина вышла навстречу солнечному, наполненному пением птиц и шелестом листвы, утру. Единственная дверь, связывающая монастырь с миром, находилась в келье Пресвятой Гермионы Заступницы. Доступ в келью, кроме самой наставницы, имели только две старшие сестры да пара тройка доверенных. Рядовым же монахиням побывать здесь случалось, только раз в жизни, во время ритуала посвящения. В правой руке, сестра Ангелина держала лёгкую раскладную лестницу-стремянку, а в левой пластмассовую ёмкость, полную голубого пенящегося раствора. На поверхности в шапке белой пены плавала оранжевая синтетическая губка. Но не успела сестра Ангелина сделать и шагу, как, почувствовала что-то под левой ногой, оступилась и полетела вперёд, едва не уткнувшись своим мясистым носом в тротуар. Послышался грохот рухнувшей на крыльцо стремянки. Ёмкость с раствором опрокинулась, и её содержимое разлилось по ступеням. Пропитанная раствором губка шлёпнулась в метре от лица сестры Ангелины. Брызги раствора, смешавшись с тротуарной пылью, покрыли белоснежную вуаль мелкими серыми пятнами. С полминуты сестра Ангелина лежала в полном неведении о происходящем вокруг, и разглядывала тротуарную плитку. – Прости меня, Пресвятая Гермиона Заступница, вечно у меня всё не так, – прошептала сестра Ангелина. Наскоро перекрестившись, она поднялась на ноги. Кряхтя и похрустывая суставами, она внимательно осмотрела себя. Не обнаружив на теле видимых повреждений, она, для верности, похлопала пухлыми ладошками по слишком раздавшимся вширь плечам, по колышущемуся животу, по рыхлым бёдрам, и развернулась посмотреть, за что же это она так зацепилась. Бросив взгляд на крыльцо, сестра Ангелина обмерла. Чуть присев на толстых коротких ногах, и отставив широкий зад, она прижала ладони к обвисшей груди, да так и осталась стоять похожая на большую синюю курицу. На крыльце, у самой двери стояла зелёная, накрытая куском ткани пластиковая коробка. В таких коробках, обычно, утилизируют отходы и ими забиты все свалки вокруг мегаполиса. А ещё в таких вот коробках под двери приюта подбрасывают младенцев. Трепетное сердце сестры Ангелины возликовало. – Ох! – Только и смогла произнести она вместе с глубоким шумным выдохом. Её руки дрожали, а увлажнившиеся глаза сияли счастьем. Все младенцы, попадавшие в монастырь, проходили строгий медицинский осмотр и, если требовалось, помещались на некоторое время в пункт по восстановлению здоровья. Потом для каждого из них назначалась мама. Монахини, получившие разрешение после наступления совершеннолетия остаться в монастыре для служения, лишались многого, в том числе и материнства. Потому, каждая из них жаждала исполнить свой материнский долг, и каждый младенец воспринимался ими, как собственный. Материнство в монастыре, как и выходы в мир, тоже считалось привилегией, и любая провинность отодвигала кандидатку в мамы в конец очереди. Сестра Ангелина была первой и потому коробка, появившаяся сегодня под дверью произвела на неё такое впечатление. Сестра Ангелина с превеликой осторожностью подошла ближе, будто коробка могла в любую минуту вновь броситься ей под ноги и опрокинуть на тротуар. Оказавшись рядом, она неуклюже нависла над находкой и, повернув голову набок, приблизила к ней ухо. Коробка молчала. Тогда сестра Ангелина осторожно двумя пальцами ухватила кусок ткани за самый краешек, и потянула на себя. Ткань свалилась, и сестра Ангелина ахнула, отшатнувшись и зажмурившись. Тряхнув головой, она снова открыла глаза и её взору представилась следующая картина. Изнутри коробка была выстелена грязной жёлтой салфеткой. На салфетке мирно спал голый младенец. Девочка. Год от силы. Казалось, что её не мыли с рождения. Правильной формы, будто вылепленную принтером, головку, покрывали бело-золотистые, скатавшиеся в колечки волосы. Пухлые щёчки. Маленький аккуратный носик. И если бы не, покрывающая эту нежную кожу грязь, ребёнка вполне можно было принять за ангелочка. На тоненьком запястье девочки, периодически вспыхивая светодиодом, был закреплён браслет-идентификатор. Спроецированная браслетом, на детском предплечье периодически появлялась надпись: «Анна. 08.07.2266.» Сестра Ангелина снова перекрестилась. Девочка поёрзала, прижала ручки к груди, пару раз чмокнула розовыми губками и улыбнулась во сне. – Дар божий! – Прошептала сестра Ангелина. Она присела у коробки, и снова стала похожей на курицу. Она осмотрелась по сторонам, будто желала убедиться, что те, кто оставил коробку на крыльце не передумали и не решили вернуться за ребёнком. Убедившись, что этого не произойдёт, она снова склонилась над коробкой. И в этот момент девочка открыла глаза. На сестру Ангелину полыхнуло синим пламенем. Она ахнула, отстранилась слишком поспешно, и опять потеряла равновесие. На этот раз, она приземлилась на тротуар широким задом. В тишине отчётливо прозвучал короткий детский смешок. Девочка улыбнулась розовым ротиком. Она прижала к животику маленькие кукольные ручки, согнула в коленях крошечные ножки и сделала лужу на салфетке, которая, впрочем, тут же без следа впиталась в пористую ткань. Лицо сестры Ангелины расплылось от умиления. – Дар божий! – Вновь вырвалось у неё, и две слезинки двумя крупными каплями скатились по рыхлым щекам сестры Ангелины. Спешно поднявшись, она многократно осенила себя крестом. – Дар божий! – Повторила она, подхватила коробку и, раскачиваясь из стороны в сторону, бросилась обратно в раскрытую дверь, забыв про карниз, лестницу, губку и голубиный помёт. Она оглашала коридоры ещё спящего монастыря воплями и бухала по полу слоновьими ногами. На крики из келий начали выскакивать монахини. Растрёпанные, в мятых рубашках и со спутанными волосами, они моргали расширившимися от удивления глазами, не зная, что предпринять. Две сестры держали в руках капсулы для тушения огня. Некоторые из них поспешили навстречу сестре Ангелине, что бы узнать причину охватившего её беспокойства. Через минуту в коридоре образовался плотный круг из оттопыренных девичьих и женских попок. Головы монахинь были опущены, а взгляды устремлены к центру круга. Коридор наполнился щебетом и восторженными ахами и вздохами. Всем не терпелось взглянуть на чудо. Все старались дотянуться до девочки и потрогать, кто щёчку, кто пяточку. На всё это девочка реагировала на удивление спокойно и только крутила головкой, как птичка, да полыхала на монахинь синевой больших глаз. Ещё через минуту в коридоре появилась матушка Тереса. – А ну, расступитесь, бесстыдницы! – Матушка Тереса нашлёпывала по упругим задам монахинь и бригантиной продвигалась к центру круга. Матушка Тереса была велика телесами, и потому её широкая сутана напоминала один сплошной синий парус. Завидев настоятельницу, монахини расступались, опуская головы и пропуская матушку Тересу вперёд. Улыбки исчезали с их лиц. Взгляд становился настороженным. В центре круга стояла пустая коробка, а рядом с ней прямо на полу сидела сестра Ангелина с младенцем на руках. – Сестра Ангелина?! – матушка Тереса, наконец, достигла центра круга и воззрилась на девочку. – Это что же здесь такое происходит? – Ах, матушка! – Глаза сестры Ангелины были полны слёз и тревоги. – Это же просто ангел. – Да-да. – Матушка Тереса осмотрела девочку с макушки до пяток. – Ещё один подкидыш. Сопроводительное письмо есть? Глаза настоятельницы сузились. Склонившись, она осматривала и ощупывала девочку, переворачивая её со спины на животик и обратно, прямо на руках сестры Ангелины. – Нет но… – Сестра Ангелина с тревогой следила за действиями матушки Тересы. Тем временем та перевернула девочку на правый бок, и прочитала надпись, спроецированную идентификатором на предплечье. Закончив осмотр, Матушка Тереса выпрямилась, приняла умиротворённый вид и сложила морщинистые ладони под большой грудью. Сестра Ангелина прижала девочку к груди и дрожала всем телом, устремив полный мольбы и слёз взгляд, на матушку Тересу. Насупила тишина. Все с волнением ожидали решения настоятельницы. Но та, будто не замечая ничего, молчала и смотрела пустым взглядом на сестру Ангелину. – Ну ладно, – произнесла, наконец, матушка Тереса. Её губы тронула снисходительная улыбка. – Сестра Ангелина, я назначаю вас наставницей этой девочки. Отмойте её, накормите и отнесите на осмотр сестре Гедемине. Я распоряжусь, что бы в вашу келью доставили колыбель и всё, что нужно ребёнку. – Ах, спасибо вам, матушка! – Не выпуская ребёнка из рук, сестра Ангелина встала на колени и попыталась достать пухлыми и мокрыми губами руку матушки Тересы. Слёзы благодарности потоками лились из её глаз. – Спасибо Пресвятой Гермионе Заступнице. – Произнесла матушка Тереса, троекратно осенив себя крестом, и ушла, не дав сестре Ангелине поцеловать себя. – Спасибо Пресвятой Гермионе Заступнице. – Хором произнесли сёстры за матушкой Тересой и, крестясь, начали расходиться по кельям. Вскоре коридор опустел. Только сестра Ангелина всё ещё сидела на полу, взирая на девочку полными слёз глазами, до сих пор, не верящая в свалившееся на неё счастье. Она прижималась своей мясистой щекой к упругой щёчке девочки и плакала. А девочка, скорее всего не знавшая ласки, смотрела не неё с удивлением и улыбалась розовым ротиком. – Спасибо тебе, Пресвятая Гермиона Заступница. – Ещё раз произнесла сестра Ангелина, троекратно перекрестилась и поцеловала девочку в не мытый лобик. Полыхнув синевой глаз, та прижалась к груди сестры Ангелины, что-то промурлыкала и снова пустила струйку, обмочив сутану своей названной маме. Глава 2 Осмотрев девочку, сестра-знахарка по имени Гедемина сказала: – Хм. Не смотря на условия содержания, которые с трудом можно назвать даже антисанитарными, девочка абсолютно здорова. Даже гельминов нет. – Сестра Гедемина при каждом слове покачивала головой и, не отрываясь, смотрела на монитор. А рядом, на белом и тёплом столе томографа лежала уже до блеска вымытая Анна. Розовый беззубый ротик открыт, а взгляд широко распахнутых глаз мечется по сторонам. Анна разглядывала движущиеся над ней лапы манипуляторов, мигающие разноцветными огоньками диодов. Беспрестанно крутя по сторонам головкой, она старалась схватить огоньки растопыренными пальчиками. – Анализ ДНК показывает, – продолжила сестра Гедемина низким для женщины голосом, – что предки девочки, как и она сама принадлежат к славянской народности. Скажу больше – это восточные славяне. На сегодняшний момент, редкая и исчезающая группа. Когда-то славяне доминировали, но излишняя доверчивость привела их к краху. Это были гордые и свободолюбивые люди. Они скорее предпочитали умереть, чем быть покорёнными. – Сестра Гедемина провела тонкими пальцами по коротко стриженным пепельного цвета волосам. Её карие с зелёным отливом глаза до половины прикрытые веками двигались из стороны в сторону, пробегая по появляющимся на экране монитора строчкам и диаграммам. Прямой нос и впалые щёки покрывали крупные веснушки. Но выпирающие скулы, массивный, выдающийся вперёд, покрытый редкими волосками, подбородок и высокий, чуть надвинутый на глаза лоб, вносили в её облик что-то мужское. – Ах, сестра Гедемина. – Сестра Ангелина прижала руки к груди. – Вы так много знаете. – Ну, милейшая сестра Ангелина, генофонд Земли – это моя специальность. – Сестра Гедемина улыбнулась и прикрыла глаза. – Меня интересуют редкие виды ДНК. ДНК ушедших в небытие племён и народов. – Ах, как это звучит – тайны ушедших племён. – Мда. – Сестра Гедемина, поджала губы, приподняла бровь, и косо посмотрела на сестру Ангелину. – А дальше? Что было дальше? Пожалуйста, дорогая сестра Гедемина. – Да, что дальше? Когда грянула последняя война, в решающий момент союзники нарушили договор и оставили их одних против всей Африкано–Европейской коалиции с запада и Тихоокеанского Союза с востока. Многие погибли тогда в этой последней страшной войне, а оставшиеся в живых восточные славяне растворились в общей массе населения, ставшего после войны единым народом государства Земля. Вот и всё. – Как грустно. – Слезинка сбежала по раскрасневшемуся носу сестры Ангелины, а сестра Гедемина вновь приподняла брови. – Но… – вздохнула она, не отрываясь от монитора. – Жизнь не стоит на месте. Раз они остались, значит и у них есть будущее. – Ах, всё это так меня взволновало и растрогало. – Сестра Ангелина промокнула глаза салфеткой. – М-да. Не успеем оглянуться, как эта девочка подрастёт, и… – Сестра Гедемина отстучала на клавиатуре завершающий аккорд и кликнула по клавише ENTER, так и не закончив фразу. – Всё. Можете забирать. – Её глаза блеснули. Она поджала тонкие губы и чуть растянула их в улыбке, провожая взглядом переполненную счастьем сестру Ангелину с ребёнком на руках. Через неделю, девочку официально нарекли Анной, и она пополнила список воспитанниц и будущих монахинь, населяющих эту тихую обитель. Её уложили в маленькую колыбельку в келье сестры Ангелины, где Анна и прожила вплоть до своего восьмилетия. А сестра Ангелина всегда была подле своей воспитанницы и молилась ей, как ангелочку. Глава 3 – Здравствуй милая подружка! Я так буду называть тебя здесь, я ведь знаю, что мы с тобой настоящие подруги. А там, – кивает Анна на двери кельи, – я буду звать тебя, как все. Да? – Гермиона с улыбкой подмигнула Анне. Анна сидела перед зеркалом. Ей уже исполнилось восемь лет, и она прошла обряд посвящения. Она теперь монахиня. У неё своя келья, где она, наконец, может остаться с собой наедине и решать хочется ли ей видеть, кого ни будь, говорить с кем ни будь, быть любимой кем ни будь кроме Пресвятой Гермионы Заступницы или нет. Сестра Ангелина добрая и внимательная мама. Но её любовь, постепенно переросла в привязанность, как привязываются дети к любимой игрушке, ни за что, не желая расставаться с ней. Привязанность, со временем превращается в деспотизм, рождённый боязнью. Боязнью неизбежной потери, с той лишь разницей, что вырастая, ребёнок ни как не может понять, что причина в нём. Причина в том, что растёт он, а игрушка остаётся прежней. Со временем она больше не вызывает радости первого мгновения встречи. Ребёнок разозлён. Он наказывает игрушку, как иногда взрослые наказывают его. У Анны другое. Растёт она. А сестра Ангелина остаётся всё тем же большим капризным ребёнком, и не хочет понять, что с сегодняшнего дня Анна для неё просто сестра. Но сестра Ангелина расстроена. Её игрушка уже не волнует так, как семь лет назад. Непрекращающиеся попытки вернуть это сказочное чувство, сродни попыткам наркомана, пытающегося снова и снова погрузиться в один и тот же сон. Но сны никогда не повторяются, и с этим ничего нельзя поделать. Два дня назад, Анну посвятили в монахини. Теперь она одета как все, у неё своя келья и своя Гермиона. Пресвятая Гермиона Заступница – сестра всех сирот, теперь всегда будет рядом. Обряд посвящения всегда заканчивался нанесением на левую грудь послушницы Пресвятого Лика. Обряд исполнялся в келье Пресвятой Гермионы, входить в которую могли только настоятельница монастыря матушка Тереса и старшие сёстры Гедемина и Вероника. Когда Анна вошла в келью, то сёстры уже находились там и ожидали её. На сестрах были надеты просторные белые рубашки, такие же, как и у неё. Улыбнувшись Анне, они указали ей на кушетку, застеленную белым. Кушетка была очень широкой, и это удивило Анну. «На ней я могу поместиться четыре раза» – подумала она и тоже улыбнулась сёстрам Гедемине и Веронике. Рядом с кушеткой стоял столик, покрытый белым куском ткани. На нём ровным рядом лежали инструменты. Вид инструментов привёл Анну в ужас, и улыбка тот час сошла с её лица. Больше всех пугала большая сверкающая игла, загнутая с одной стороны. Анна посмотрела на сестёр и вскинула брови. – Не бойся, Анна. – Сестра Гедемина, говорила низким голосом и улыбалась. При этом её подбородок дрогнул. – Тебе не будет больно. Ты выпьешь вот это. – Сестра Гедемина до половины наполнила небольшой стеклянный сосуд. Сестра Вероника тоже улыбнулась. Она сложила ладони у груди, и Анна заметила, как подрагивают её пальцы. – Что это? – Спросила Анна. – Это снотворное. – Сестра Гедемина протянула сосуд с жидкостью Анне. – Ты выпьешь и вскоре заснёшь. А когда проснёшься, то Пресвятая Гермиона Заступница уже будет с тобой. – На всю жизнь. – Добавила сестра Вероника. – Я завидую тебе, Анна. Скоро ты станешь сестрой, такой же, как и все, как мы, как матушка Тереса. Анна улыбнулась и взяла сосуд из рук сестры Вероники. – Пей. – Пей и ложись. Всё остальное мы сделаем сами. Анна поднесла сосуд к губам. Сёстры Гедемина и Вероника улыбнулись ей, подбадривая. Их лица раскраснелись, дыхание сделалось шумным, а глаза сияли от возбуждения. На вкус снотворное оказалось сладким, будто фруктовый сок. – Вот, молодец. А теперь ложись. – Анна забралась на кушетку и улеглась ближе к середине. По телу разлилось тепло. Появилась приятная истома. Веки начали тяжелеть. Всё вокруг стало ей безразлично. Она смотрела на происходящее из-под полуопущенных век, будто со стороны. Дверь в келью отворилась. Вошла матушка Тереса. В её глазах Анна заметила такой же блеск, как и в глазах сестёр Гедемины и Вероники. Матушка что-то спросила, сёстры ответили ей, кивая головами. Матушка Тереса кивнула в ответ, и тогда все трое сбросили с себя белые сутаны и остались совсем без одежды. Но Анну это нисколько не удивило, она уже засыпала. Потом сёстры легли рядом с ней, а матушка Тереза нависла сверху. Анна почувствовала, как большая и тёплая грудь матушки Тересы коснулась её коленей. Сёстры склонились над ней и стащили с неё рубашку. Их глаза сверкали. Дыхание участилось, они целовали Анну в щёки, в губы и шею, их тела вздрагивали, а губы были горячими и сухими. Анна попыталась сказать, что благодарна им за всё, но губы не слушались её, как и всё тело. Лица сестёр и матушки Тересы слились. Анна погрузилась в сон и последнее, что она услыхала, были слова матушки Тересы, долетевшие к ней издалека: – Плеву не повредите, кошки. Глава 4 Анна проснулась в своей келье утром. Тело горело под одеждой, будто его тёрли чем-то шершавым. Голова была ясной, но бодрости она не ощущала. Она села на кровати, зевнула и почувствовала пощипывание в левой части груди. Спрыгнув на пол босыми ногами, она встала перед зеркалом и спустила рубашку с плеч. Прямо над левым соском Пресвятой Лик Гермионы Заступницы переливался всеми полутонами настроения Анны. Гермиона зевнула, с трудом разлепила веки и едва растянула губы в улыбке. По сути, как ей потом объяснила сестра Гедемина, татуировка лика Гермионы – это просто экран, состоящий из миллионов нано-экранов, вживлённых в тело Анны в виде имплантатов. Экран всегда показывал одно и то же, а именно Светлый Лик Пресвятой Гермионы Заступницы. Но, связанный с нервной системой, Лик изменялся в зависимости от настроения носителя. Индикатор эмоций – он никогда не обманывал. Гермиона стала для Анны первой и лучшей подругой, подругой, которой признаются в том, в чём многие не всегда признаются даже родителям. Они стали сёстрами. – Здравствуй милая! – восклицает Анна, и Гермиона весело подмигивает подружке, зелёными проницательными глазами. – Что же мне делать, милая Гермиона? Сестра Ангелина не хочет расстаться со мной? Мы теперь просто сёстры, а ей и невдомёк, что её маленькая Анна уже выросла? Что ей уже впору монашеская сутана и накидка. Что она уже не носит чепчиков и пижамок, и гольфиков, и трусиков с кружавчиками? – Гермиона чуть сдвигает брови и кивает с пониманием, на которое способна только настоящая подруга. Анна складывает ладони перед грудью. – Ах, милая подружка, ты как всегда права. Всё изменится со временем, а пока я буду щадить свою названную маму, ведь она была так добра ко мне. Спасибо тебе милая Гермиона! – Приблизив лицо к зеркалу, и вытянув дудочкой губы, Анна целует подружку и та светится благодарной улыбкой. – А ещё сестра Элла. Она зла на меня и обижена за то, что всё у меня получается лучше, чем у неё. Но я в этом не виновата. Виновата только сама сестра Элла и её лень. Мне иногда хочется отлупить её посильнее, но потом я вспоминаю, что мы сёстры и всё проходит. Гермиона снова подмигивает ей. – А ещё есть сестра Моника. Она очень нравится мне и мы с ней всегда вместе. Мы с ней подруги, как и с тобой. Сестра Моника всегда всё знает. Она говорит, что мы вырастем, и будем служить. А, что такое служить, милая подружка? Гермиона улыбается и пожимает плечами. – Хорошо, милая подружка, я спрошу у сестры Моники ещё раз. Вздохнув, Анна стянула шнурки рубашки, и закрепила ворот сутаны. Она улыбнулась, забралась коленями на кровать и посмотрела в окно. За крошечным окошком кельи уже зарождалось утро нового дня. Кукушечка, извиняясь, выглянула из часового домика и пять раз сообщила о том, что монастырь проснулся. Глава 5 Жизнь в монастыре напоминала период весеннего разлива рек, когда вырвавшись на свободу, вода заполняла каждую впадинку, каждое углубление. Точно так же каждая минутка каждой монахини была расписана и заполнена деяниями. Весь день они либо занимались образованием, либо получали профессиональные навыки, либо молились, либо исполняли обязанности. Свободным временем считался один час на еду с двенадцати дня, и шесть часов с двенадцати ночи, для сна и планирования дел на следующий день. На самом деле радужным всё было только на плакате у входа в приют. Монахинь готовили к тяжёлой жизни. Действительность диктовала свои условия. Понимая, что с сиротским прошлым в обществе, где всё зависит от принадлежности к тому или иному клану, на многое рассчитывать не приходилось, руководство монастыря готовило из монахинь высококлассных секретарей и хоум-менеджеров. Отточив до филигранности мастерство воспитанниц, монастырь занял нишу в сфере подготовки специалистов особого уровня. Этот живой товар пользовался спросом безоговорочно, что позволяло монастырю не просто выживать. Экономика, многоуровневый менеджмент, психология и логистика, этикет, основы инжиниринга, педагогика, медицина, искусство в сочетании с общеобразовательными дисциплинами позволяли девушкам занять зависимое, но стабильное положение в обществе и обеспечить себе безбедную старость. Привычная сфера деятельности выпускниц приюта – это управление элитными клубами, гостевыми холлами и увеселительными заведениями высшего разряда, ведение домашнего хозяйства элитных особняков и имений, секретариат высшего класса. На общем фоне их выделяли безупречными манерами и риторикой, идеальным внешним видом. На них останавливали взгляд, к их мнению прислушивались, им доверяли. Не многим из них удавалось завести семью, основная же масса проживала отведённое им время в одиночестве. Всё в их жизни занимала работа. Безрадостная картина, но другой возможности найти своё место в обществе для сирот просто не существовало. Всё же это лучше чем работать в цехах или служить в армии, где многие не дотягивали и до сорока. Достигнув шестнадцатилетнего возраста, девушки отбывали к месту будущей работы, о котором узнавали только в день отбытия. Им суждено было, до конца жизни оставаться высокообразованной дорогостоящей собственностью кого-то из числа элиты. Владение личным хоум-менеджером считалось престижным, являлось элементом роскоши, одним из показателей успешности владельца. На этом детство и юность монахинь заканчивались, и начиналась суровая взрослая жизнь, к которой их так долго готовили. Этим же их жизнь и заканчивалась. Выбирать не приходилось. Но в редких случаях, и только если на то было согласие матушки Тересы, некоторым улыбалось счастье остаться в обители, презрев мир и посвятив всю жизнь служению. И тогда каждый появившийся в монастыре ребёнок становился их собственным. Всю свою не растраченную любовь и материнскую нежность монахини изливали на сирот. Такой же была и сестра Ангелина, наречённая мать Анны. Глава 6 В коридоре уже слышались шаги. Монахини покидали свои кельи и спешили к утренней молитве. Сегодня Анне выпала обязанность дежурить по трапезной. В пять утра, умывшись и одевшись, она понеслась к месту исполнения обязанности. В трапезной уже хозяйничали, сестра Ангелина и другие сёстры. Нужно было разобрать, разогреть и расставить по местам сотни пакетов с завтраком. Малиновый чай, сыр и два кусочка белого хлеба, смазанных сливочным маслом – всё это упаковано в пластик и фольгу. Упаковки с завтраком, хранились уложенные в полеты, обтянутые прозрачным пластиком. Анне выпало снимать плёнку с полетов и подавать пакеты с завтраком для разогрева. – Ты опоздала на одну минуту, сестра Анна. – Сестра Ангелина принимала распакованные пакеты из рук Анны и передавала их дальше. – Почему ты больше не приходишь ко мне, к своей маме? – Простите, сестра Ангелина, я всё свободное время провожу в молитвах и беседах с Пресвятой Гермионой Заступницей. – Анна старалась не глядеть в глаза сестры Ангелины, и почувствовала, как Гермиона улыбнулась и подмигнула ей под сутаной. Лицо сестры Ангелины покрыто родинками и потом. Взглядом она обеспокоенно ищет встречи с глазами Анны. – Ты не смотришь мне в глаза, Анна. – Анна подняла голову и посмотрела. – Ах, я всё вижу. Ты больше не хочешь навещать свою маму. Ты ранишь моё сердце, а я так много времени провела с тобой, Анна. – Извините сестра Ангелина, но мне нужно распаковать следующий полет. С этими словами, Анна сдвинула опустевший поддон в сторону и прикоснулась пальцем к цифровой панели подавателя. Плоскости подавателя бесшумно сдвинулись с места, и следующий полет приблизился к раздаточному проёму. Таймер пискнул и показал шесть часов утра. Трапезная наполнялась гулом и шумом. В монастыре наступило время завтрака. Исполняющие обязанности в трапезной завтракали после всех. Анна собрала плёнку и кусочки фольги и плотно упаковала их в контейнеры для утилизации. Контейнеры она ставила на плоскости подавателя и по очереди отправляла в блок отходов. Оттуда мусор попадал прямиком в конвертер. – Послушай, милая Гермиона, ну, что же мне делать? Она не даёт мне проходу. И всё время пытается заманить к себе в келью. Представляешь, там до сих пор стоит колыбелька, а на ней развешаны распашонки и чепчики. И когда однажды я согласилась зайти к ней, она схватила меня и, посадив на колени, попыталась накормить из тюбика. Смешно да? – Гермиона не смеялась. Она качала головой, в знак того, что всё понимает. И Анна чувствовала это. – Да-а, это не смешно. Но вот уже закончился общий завтрак, и обязанницам разрешили войти в трапезную, чтобы позавтракать тоже. Сестра Ангелина заняла место рядом с Анной, хотя все столы в трапезной были свободны. – Доченька, ну почему ты не вспоминаешь маму. Мама любит тебя. Вот, на тебе. Ты так похудела. – Сестра Ангелина пододвинула к Анне свой пакет с завтраком. – Спасибо, сестра Ангелина, но это лишнее. Сестра Вероника говорит, что тело должно быть гибким, ловким и быстрым. А много еды делает его тяжёлым и инертным. – Анна оторвалась от завтрака и подняла голову. На сестру Ангелину жалко было смотреть. В глазах смешались тревога и страх. Губы плотно сжаты. Она с силой прижимала пухлые ладони к груди и вздрагивала от напряжения. От этого её щёки, колыхались, и лицо становилось ещё более неприятным. – И не нужно уделять мне столько внимания. – Анна отодвинула предложенный сестрой Ангелиной завтрак, взяла в руки свой пакет и пересела за столик, где ели сестра Вероника и другие сёстры. А сестра Ангелина, осталась сидеть на том же месте, прижимая ладони к груди. Её глаза были полны слёз. Она прерывисто дышала, готовая разразиться рыданиями. – Мамочка подкармливает своего цыплёночка. Ой-ой-о-ой. Анна вскинула голову, но сестра Вероника опередила её. – Сестра Элла, разве тебе не известно, что во время трапезы воспитанницам надлежит молчать? – Известно, сестра Вероника. Рыжеволосая, черноглазая с изогнутым, как клюв, носом и слишком тяжёлым для её возраста и потому нескладным телом воспитанница, тот час вернулась к трапезе. Ухмыляясь, она искоса поглядывала на Анну. – Анна. – Сестра Вероника взглянула на Анну, так и застывшую у стола с побледневшим лицом и сжатыми кулачками. Её пакет с завтраком был брошен на край стола, а глаза пылали синим огнём. – Успокойся и позавтракай. После завтрака обязанницы убрали помещение трапезной и разошлись. Анна поспешила в келью. До занятий чуть больше пятнадцати минут, а ей ещё нужно было успеть переодеться. Анна сняла с себя сутану для обязанностей и улыбнулась Гермионе. Та улыбнулась в ответ, и хорошее настроение снова вернулось к Анне. Занятия начинались ровно в семь. Едва успев в класс, Анна с разбегу плюхнулась на стул. – Здравствуй сестра Моника. – Выдохнула она, переводя дух. Такая же стройная, как и Анна, сестра Моника была на пол головы ниже своей подруги. У неё были коротко стриженные чёрные волосы, острый носик и вечно вскинутые вверх брови. Чёрные, как ночь глаза широко открыты. Казалось, что сестра Моника всегда чем-то удивлена или интересуется. – Здравствуй сестра Анна. – Девочки коснулись ладошками в знак приветствия и рассмеялись. – Слышала новость? – Какую? – Завтра старшие девочки будут разъезжаться. За ними приедут и увезут туда, где они состарятся и станут, как сухие груши. – Ой. – Синие и до того большие глаза Анны, увеличились ещё немного. Она вскинула брови и качнула головой. От этого её белые, как снег волосы, блеснули золотым отливом. – Как же так? – Я случайно услыхала, как об этом говорили сестры Доминика и Гедемина. А ещё они говорили, что у девочек никогда не будет детей, потому, что сироты редко выходят замуж. А без мужа ни одна женщина родить не сможет. – Почему? – Я не знаю, сестра Анна. – Слушай, сестра Моника… – Анна приблизила лицо к лицу подруги. – Я не хочу стать грушей. Девочки прикрыли рты ладошками и захихикали. – Я тоже не хочу, сестра Анна. – Мне жалко девочек. Я видела, когда вчера вечером случайно заглянула в приоткрытую дверь кельи сестры Ольги, как она молилась Гермионе и плакала. Она молилась и просила Гермиону сделать так, чтобы её оставили в монастыре. – А сестра Вероника говорила, что нужно принимать жизнь такой, как она есть. – А тебе кем хотелось бы быть, сестра Моника? – Я не знаю, сестра Анна. – Я тоже не знаю, сестра Моника. – А сестра Элла снова, что-то рассказывала сёстрам про тебя, а потом все хихикали. – Да ну её. На этом разговор девочек прервался потому, что в класс уже вошёл учитель и начался урок грамматики. Глава 7 Анна проснулась, не понимая от чего, будто кто-то толкнул её в плечо. Кругом ночь. Темно. Она села на постели, посмотрела на часы и прислушалась. В коридоре послышалось шуршание одежды и чьи-то торопливые шаги. Кто-то несколько раз ахнул. Анна спустила босые ноги на пол. Из зеркала Гермиона смотрела сонными, ничего непонимающими глазам. – Извини, милая подружка. Я только одним глазком погляжу, что там, и назад. Ладно? Гермиона кивнула. Анна на цыпочках подошла к двери, отперла засов и тихо отодвинула створку в сторону. Прохладный воздух ворвался в келью. Анна выглянула в коридор. Он был пуст, но в самом его конце, на пол падала полоса света из раскрытой створки чьей-то кельи. В дальнем крыле жили старшие. Она снова прислушалась. Тишина, только будто дышит кто-то. «Интересно, кто это не спит в три часа ночи?». Анна вышла в коридор и на цыпочках двинулась вдоль стены к открытой келье. И чем ближе она приближалась, тем отчётливей слышалось дыхание, и будто кто-то тихо плачет или шепчет. Полоса света, падающего на пол коридора, приближалась. Вот она уже совсем близко. «Это же келья сестры Ольги». Анна задержала дыхание и заглянула за открытую створку кельи. На полу, спиной к двери на коленях стояла матушка Тереса в белой ночной рубашке и тихо плакала и причитала шёпотом, прижимая ладони к лицу. Перед ней лежал опрокинутый стул. Над стулом Анна увидел босые ноги. Она подняла голову, и дыхание остановилось у неё в груди. На перекинутой через потолочную балку верёвочке, привязанная за шею висела сестра Ольга. Белая рубашка опускалась до колен. Руки свисали вдоль тела. Голова завалилась на бок и шея, будто переломилась в том месте, где к ней была привязана верёвочка. Глаза сестры Ольги смотрели куда-то вдаль и будто подёрнулись инеем. Её тело покачивалось и медленно поворачивалось по кругу. Анна вскрикнула. Матушка Тереса оглянулась и ахнула. Она вскочила с колен, приблизилась и, обхватив Анну за плечи, прижала к своему мягкому животу. – Ты, что же это? Как же ты тут оказалась? – Матушка вышла в коридор, прижимая Анну к себе. К келье уже спешили сёстры Вероника и Гедемина. Обе в ночных рубашках. У одной в руке большой пластиковый мешок у другой ножницы. – Быстрее. – Услыхала Анна шёпот матушки Тересы. – И ради бога тише. – Потом она отняла лицо Анны от своего живота и посмотрела ей в глаза. Лицо матушки Тересы было мокрым от слёз. – Ну-ка скорее в келью. Скорее. – Она отвела Анну и уложила её в постель. Потом затворила створку и присела на край её кровати. – Что это, матушка Тереса? Я боюсь. – Анна вздрагивала. Её расширившиеся глаза синими пятнами выделялись на фоне побледневшего лица. – Это жизнь, девочка. Проклятая жестокая жизнь. Когда-нибудь ты всё поймёшь, а теперь спи и пообещай мне, что ничего никому не скажешь о том, что видела сегодня. – Я обещаю, матушка. – Анна натянула одеяло до самых глаз и зажмурилась. – Только вы посидите со мной ещё. Мне страшно. – Хорошо, милая. Посижу. – Матушка. – Глаза Анны увлажнились. – А почему сестра Ольга сделала это? Матушка Тереса вздохнула и вытерла слёзы широкой ладонью. – У неё не было выбора, милая, как и у всех нас. Спи. Глава 8 Не забывали монахини и о бренном теле, но подход к физическому развитию девочек в монастыре был своеобразным. Когда воспитанницам исполнялось двенадцать, то помимо занятий по общефизическому развитию, три раза в неделю по два часа в день они упражнялись в искусстве владения ножом. Обоюдоострый, с длинным клинком нож – основное оружие возмездия Пресвятой Гермионы Заступницы, и потому владение им входило в обязанность каждой монахини. Особенно ценилось умение без промаха метать нож на длинные дистанции несколькими способами, но и ближний ножевой бой тоже входил в программу. К тому же занятия развивали глазомер, координацию, ловкость, улучшали кровообращение, делали мышцы крепче, фигуру стройнее, а в трудный момент могли спасти жизнь в этом изменчивом и полном опасностей мире. Сегодня, как раз был день занятий, и девочкам предстояло сначала выполнить метание, а потом, разбившись по парам, оттачивать приёмы ближнего ножевого боя. Просторные ученические сутаны синего цвета, доходили монахиням до середины бёдер. На ногах мягкие спортивные туфли. На правую кисть девочек надевалась тонкая, покрытая сетью датчиков, перчатка, на глаза – визор. Сам нож моделировался программой и в реальности не существовал, но в перчатках и визоре воспитанницы чувствовали, как вес, так и длину ножа. Мишень в виде лица Волдеморта то же была виртуальной. Всё происходило следующим образом. Воспитанницы выстраивались в шеренгу в двух метрах от стены и в полутора метрах друг от друга. Надев визор и перчатку, они видели мишень, видели и ощущали нож в руке. Прицелившись, они метали нож. Если он попадал в мишень, то лицо Волдеморта плакало, разлеталось на куски и на его месте появлялось смеющееся лицо Гермионы Заступницы. Если же воспитанница промахивалась, то Волдеморт зловеще хохотал, а плакала Гермиона. После броска достаточно было щёлкнуть пальцами, и нож вновь появлялся в руке. Со стороны же это выглядело иначе. Выстроившиеся в шеренгу воспитанницы, глаза которых были закрыты визором, старательно махали руками, одетыми в перчатки, в сторону стены. При этом они шумно выдыхали воздух, а некоторые даже вскрикивали. Сутаны на их спинах, груди и под мышками были мокрыми от пота. Вдоль шеренги, за спинами воспитанниц, прохаживалась наставница сестра Вероника. Её визор был поднят на лоб. Её обтянутая сутаной сухая и стройная фигура, бугрилась, перекатывающимися при каждом шаге жгутами мышц. Периодически она останавливалась за спиной одной из воспитанниц, опускала визор на глаза, и делала короткие замечания или хвалила отличившихся. – Легче! Легче! Не сдавливайте клинок. Рука, как плеть. Выдох! Движение бедром. Чётко контролируйте момент отпускания. После отпускания движение руки не прекращается! Выдох! Ещё! Ноги напряжены. – Хха! – Коротко замахнувшись, Анна метнула нож. Он со свистом рассёк воздух и, совершив два оборота, вошёл в правый глаз Волдеморта. Волдеморт заплакал. Его лицо разлетелось на осколки, как разбившаяся тарелка, и на его месте появилось смеющееся лицо Гермионы. – Сестра Анна, ты сегодня просто молодец. Не опускай плечо. – Хха! – Второй нож со свистом опять влетел в правый глаз Волдеморта. – Сестра Элла, бери пример у сестры Анны. – Ещё чего?! Находившаяся на расстоянии двух воспитанниц справа от Анны сестра Элла обернулась и сорвала визор. На фоне разлетевшихся в стороны рыжих волос, сверкнули два чёрных глаза. Такого же цвета, как и волосы, густые брови сдвинулись к переносице выгнутого клювом носа. Бледные губы изогнулись уголками вниз. Девочка была на голову ниже Анны, шире в кости и грубее в движениях. – Сестра Элла, ты снова дерзишь. Сестра Вероника подняла визор и строго взглянула на сестру Эллу. – Простите меня, сестра Вероника, но я знаю более достойный пример для подражания. – Да? И кто же это? Брови сестры Вероники поползли вверх. – Вы, сестра Вероника. – Спасибо, сестра Элла. Мне лестно это слышать из уст воспитанницы, но если ты, наконец, не освоишь метание, я вынуждена буду отметить твои способности в этой области, как неудовлетворительные. – Ой-ой-ой. – Сестра Элла и не собиралась прекращать спор. – Всё равно всё решает ближний бой. Пусть сестра Анна попробует, и тогда узнаем, кто сильнее. Анна сорвала визор, всем корпусом развернулась к сестре Элле и полыхнула глазами. – В ближнем бою всё решают скорость и подвижность. И если бы ты, сестра Элла знала об этом, то не ленилась бы и не стала такой толстой. – Ой-ой-ой. Может, попробуешь? Ну, давай, давай мамин цыплёночек. Анна сжала кулаки. Скулы напряглись под побледневшей кожей лица. Волосы колыхнулись белым облаком. – Сестры Анна и Элла, занятия по метанию ещё не окончены. Сестра Элла бросила злобный взгляд в сторону Анны, рывком опустила визор на глаза и возобновила метания. Вернулась к занятиям и Анна. Сестра Вероника двинулась дальше. – Моника. Сестра Моника. Короче замах. Рано отпускаешь. – Да, сестра Вероника. – Сестра Мария! Ровнее спину. – Да, сестра Вероника! – Сестра Алина! Шире ноги. Шире. – Да, сестра Вероника! – Ххо! – Хха! – У-ух! – Хорошо. Вот так. Уже лучше. Вдохновлённые похвалой, монахини заработали активнее. Их движения стали энергичнее и быстрее. Сутаны промокли насквозь. И в это самое время сработал таймер. Цифры, показывающие время, замигали. Раздался звон колокольчика. Это означало, что занятия по метанию окончены. Девочки снимали визоры и перчатки, не довольные окончанием занятий, и плотным кольцом собирались вокруг сестры Вероники. Анна и её подруга Моника оказались подле сестры Вероники раньше всех. Девочки защебетали наперебой, ухватившись за её крепкие руки. – Сестра Вероника, сестра Вероника, а когда мы будем метать настоящий нож Гермионы Заступницы? Сестра Вероника улыбнулась, высвободила руки и погладила обеих девочек от лопаток вниз. – В этом нет необходимости, сестра Анна и сестра Моника. Виртуальный симулятор позволяет в достаточной степени развить навыки владения ножом. И, что самое главное, это происходит безопасно для вашего здоровья. – Мм…. Но почему же? – Я уже объяснила вам. – А я хорошо метала сегодня? – Да. Очень хорошо. Сегодня все хорошо метали. – И я? – И я? – Да. Все. – Сестра Вероника захлопала в ладоши и, перекрывая восторженный щебет воспитанниц, прокричала. – А теперь все в круг. Сегодня сёстры Анна и Элла покажут нам, как нужно вести себя во время ближнего боя. Воспитанницы разбежались в стороны, и через несколько секунд в центре зала образовался круг из синих в пятнах пота сутан, в центре которого, сложив руки на груди, стояла крепкая, как корневище дерева, сестра Вероника. – Ну, сестры Анна и Элла, решайте ваш спор, что же эффективнее сила или ловкость. Сестра Элла впрыгнула в круг первой, натянула перчатку на правую руку и надвинула визор на глаза. Её лицо пылало румянцем. Пухлые губы презрительно выгнулись. – Ну, где ты, цыплёночек, выходи скорее. – Элла старалась говорить, подражая голосу сестры Ангелины. Из круга, образованного воспитанницами послышались короткие смешки. Анна вошла в круг, осмотрелась и тоже натянула перчатку и визор. Никто не видел этого, но её взгляд сделался спокойным и холодным, будто и не было никаких насмешек со стороны сестры Эллы, только глаза стали шире, готовые уловить любое движение. – Ой-ой-ой. Какие мы грозные. Сейчас от цыплёночка полетят пёрышки, и он побежит к мамочке. Участницы поединка смотрели друг на друга через экраны визоров. Каждая из них видела перед собой только противника и собственные руки, в одной из которых был зажат нож. Сестра Вероника видела обеих участниц поединка, через свой визор, а создавшие круг воспитанницы могли наблюдать ход боя на экранах инфо-панелей, которыми были увешаны стены зала. Все затаили дыхание. В зале наступила тишина. Сестра Вероника поправила визор, отошла в сторону и дала команду начать бой. Издав грозный вопль, сестра Элла бросилась вперёд всей массой своего тяжёлого тела. Она занесла руку с зажатым ножом вверх, готовая обрушить его на голову Анны. Но сделав пружинистое движение ногами, Анна нырнула под руку сестры Эллы, нанесла ей короткий колющий удар в солнечное сплетение и оказалась у неё за спиной. Пролетев по инерции около метра, сестра Элла развернулась, готовая начать новую атаку, но бой уже был остановлен сестрой Вероникой. Возмущениям сестры Эллы не было предела. Она снова и снова предпринимала попытки возобновить бой, но когда при замедленном повторе записи боя, удар, нанесённый Анной, стал отчётливо виден, сестра Элла бросила на пол визор и перчатку и выбежала вон из зала. – Урра-а! – Сестра Моника прыгала вокруг подруги, поднимая одетую в перчатку руку Анны вверх. – Победила скорость! Анна сняла очки и перчатку, улыбалась сестре Монике и обнимала её за плечи. Большая часть воспитанниц хлопали в ладоши, и лишь несколько девочек бросились вслед за сестрой Эллой. Сестра Вероника сдвинула визор на лоб и, чуть прищурив глаза, с минуту смотрела на Анну. Её поразили быстрота и грация, с которой та расправилась с противницей. Потом она вздохнула, ещё раз хлопнула в ладоши и произнесла. – Ну, всё. Занятия окончены. В душ. Все в душ. Анна и Моника поджали губки и переглянулись. Взявшись за руки, они последними покинули пропахший потом зал, нашёптывая друг другу и делясь впечатлениями. – Эта сестра Элла, прямо, как бык. Я еле увернулась. – Анна, ты была, как молния. – Ей теперь, наверное, обидно и плохо. – Да ну её. Не будет цепляться. Бежим? – Бежим. Глава 9 На следующий день, как только закончился последний, предобеденный урок, Анна первой покинула класс и устремилась по коридору к выходу. Она лавировала между сёстрами, обгоняя их на бегу. Кругом мелькали синие ученические сутаны, больше похожие на обыкновенные платья до колен, с длинными рукавами и белым воротничком под горлышко. Каждая монахиня держала в руках оранжевый пластиковый кейс, в котором хранился ученический планшет. – Анна! Анна, подожди меня! – Сестра Моника бежала следом, едва поспевая за подругой. – Быстрее Моника. – Анна остановилась и, развернувшись, обдала подругу синим пламенем сияющих глаз. – Быстрее. Моника, наконец, догнала Анну, и, взявшись за руки, они вместе покинули классы. Удалившись от общего потока воспитанниц, Анна остановилась и раскрыла кейс. – Смотри! – На дне кейса поблескивал кованым клинком нож Гермионы Заступницы. – Ух, ты-ы… – Моника с восхищением посмотрела на Анну и потянулась к клинку. – Ты смогла. Как тебе удалось, сестра Анна? – Ага. – Анна торопливо захлопнула кейс. – Я стащила его вчера вечером из музея, когда помогала сестре Доминике протирать пыль. Потом я незаметно верну его на место. Идём, я знаю одно место. Свернув с центральной аллеи, девочки направились вглубь двора. Там, где ограда примыкала к зданию монастыря, густо разросся шиповник. Высокие стебли стояли плотной стеной, ощетинившись иглами. – Вы куда это?! – Девочки оглянулись. В десяти метрах за собой они увидели сестру Эллу. Она стояла подбоченившись и выставив правую ногу вперёд, в окружении четырёх воспитанниц. – Столовая в другой стороне. – А тебе что? – Анна передала кейс Монике и развернулась лицом к сестре Элле. – А то, что в это время воспитанницам положен обед. – Ну, иди и обедай. В глазах Анны вспыхнул синий холодный огонёк. Её лицо чуть побледнело. Элла сверкала в ответ чёрными, как ночь глазами, презрительно улыбалась, а её лицо постепенно заливал румянец. – А вы куда? – Не твоё дело. Лучше уйди. Анна сжала кулаки и двинулась прямо к Элле. Воспитанницы, окружавшие её, испуганные решительным видом Анны, попятились, во взгляде сестры Эллы, сверкнули огоньки сомнения. Две противоположности. Анна – высокая и гибкая, грациозная и быстрая в движениях, спокойная, как холодный горный ручеёк, и Элла – широкая в кости и грубая в повадках, горячая и пышущая огнём, как крестьянская печь. Из-за спины Эллы, раздался чей-то шёпот. – Да не связывайся ты с ней, Она полоумная. – Ой-ой-ой. Напугала. – Сестра Элла сжала губки и сощурила глаза. Её рыжие волосы полыхнули огнём в лучах солнца. – Просто связываться не охота. – Вот и не связывайся. – Анна улыбнулась половиной рта, глядя на сестру Эллу, испод пряди белых, как снег волос, холодными синими глазами. – Идёмте, девочки. Она точно, полоумная. Заржав лошадиным смехом, сестра Элла демонстративно развернулась к Анне спиной, и, увлекая за собой группу поклонниц, двинулась к столовой. – Вот дура толстая. – Сестра Моника выглянула из-за плеча Анны. – Сейчас нажалуется. – Да ну её. Смотри. – Анна взяла из рук сестры Моники планшет, подошла к кирпичной стене здания и, прижавшись к ней спиной, скрылась за колючими кустами шиповника. – Моника, давай за мной. Тут небольшой проход и всего пара шагов. Через два метра показался угол здания. Свернув за него, девочки оказались в узком проходе. Ширина прохода составила всего около полутора метров, длинна метров десять. Проход был образован внутренней частью каменной ограды и стеной монастыря. Раньше здесь был служебный выход, но позже дверь заложили кирпичом. Густо разросшиеся кусты шиповника, наглухо закрыли проход от посторонних глаз, и, судя по всему, сюда уже давно никто не заглядывал. В конце прохода ограда поворачивала на девяносто градусов и примыкала к стене главного корпуса. Здесь, в образовавшемся тупике, прижимаясь к ограде стволом, стояла засохшая ива. Видимо дерево росло тут очень давно, и потому его ствол в толщину почти равнялся ширине прохода. Кора отвалилась. Сухие ветки топорщились в стороны. – Ух, ты–ы… – Моника подошла к дереву и погладила его голый ствол ладонью. – Как в сказаниях о Гермионе. Там тоже была ива, только живая. – Хватит, Моника. Время обеда истекает. – Анна достала нож и покачала его на ладони. – Ты приготовила? – Ага. Моника вынула из своего кейса сложенный вчетверо пластиковый прямоугольник. Развернув, она намазала края листка клеем и прилепила его к стволу ивы. На листке, отпечатанное на принтере, скривилось лицо Волдеморта. – Готово. – Девочки отошли от ивы, отсчитав двенадцать шагов, и встали рядом. – Давай, Анна. В глазах Анны вспыхнуло синее пламя. Её взгляд упёрся в мишень. Она согнула ноги в коленях и перенесла вес на отставленную назад правую ногу. Пряди белых волос качнулись над плечами. Пальцы захватили клинок за остриё. Локоть поднялся на уровне головы, кисть с зажатым ножом ушла за спину. Замерев на секунду, Анна плавно перенесла вес тела вперёд. В это же время локоть пошёл вниз и рука, удерживающая нож распрямилась. Кисть, захлестнулась, как плеть, и пальцы отпустили клинок. – Хха! – Нож, коротко свистнув, сделал два оборота и вошёл в правый глаз Волдеморта, вибрируя рукояткой. Рука, метнувшая его, описала дугу и, закончив движение, замерла у правого колена. – Есть! – Моника тряхнула перед собой сжатыми кулачками и подпрыгнула на месте. Её черные волосы блеснули синевой. – Есть! Анна ты молодец! Ты попала! Анна смотрела на дрожащую рукоятку ножа. Её глаза сузились. Плотно сжатые губы стали почти белыми. Щёки, с прорисовавшимися желваками, побледнели. Потом она повернула голову, и глаза подруг встретились. – Да…. – Скорее продышала, чем сказала Анна. Девочки обнялись и запрыгали от восторга. – Теперь ты. – Анна бросилась к стволу дерева, выдернула нож из глаза Волдеморта и, вернувшись, вложила его в руку Моники. Сосредоточившись, Моника метнула нож, попав Волдеморту прямо в лоб. – Урра–а! Моника молодец! – Девочки снова запрыгали от восторга. Их захватил азарт. В руках у них был нож Гермионы Заступницы, и каждая ассоциировала себя только с ней. Время остановилось. Было забыто всё на свете, классы, учёба, сёстры, сам монастырь. Для них сейчас существовали только лицо Волдеморта, нож Гермионы, и двенадцать шагов пространства, отделяющие два этих предмета. Глава 10 Время обеда закончилось, и сёстры разошлись по классам. Сестра Ангелина любила такие минуты. Двор монастыря пустел и погружался в блаженную тишину. Тогда сестра Ангелина выходила во двор и прогуливалась в одиночестве. Вот и сегодня, она вышла, что бы прогуляться в тишине, насладиться одиночеством и погрустить немного об Анне. Дойдя до конца центральной аллеи, сестра Ангелина уже собралась повернуть назад, когда её шёпотом окликнули сзади. Сестра Ангелина оглянулась и увидела перед собой сестру Эллу. Та, прижав толстый палец к пухлым губам, поманила её к себе. Сестра Ангелина наклонилась, а сестра Элла опустила руки и зашептала ей в самое ухо. – А сёстры Анна и Моника пропустили обед. Они шептались, а потом ушли туда. Сестра Элла указала сестре Ангелине на угол кирпичного здания, до половины скрытого зарослями шиповника, примерно в тридцати метрах за спиной сестры Ангелины. – Как не обедали? – Сестра Ангелина оглянулась. – А что же они там …? – Она вновь повернулась, что бы получить ответ на свой вопрос, но сестра Элла исчезла. Брови сестры Ангелины сошлись у переносицы, в глазах загорелись беспокойные огоньки, она тяжело вздохнула и направилась к углу кирпичного здания. Сестра Ангелина не сделала и десяти шагов в направлении, указанном сестрой Эллой, как до её слуха начали доноситься странные звуки. Конечно же, эти звуки были знакомы ей, но она ни как не ожидала услыхать их в то время, когда все монахини должны были, окончив трапезу, вернуться к занятиям. Странными звуками, долетевшими до ушей сестры Ангелины, был звонкий девичий смех. Доносился он, как раз из-за угла здания и периодически сопровождался глухими ударами, будто палкой били по деревянному стулу, столу или скамейке. Остановившись в нерешительности, сестра Ангелина, потопталась на месте, но всё-таки продолжила движение в направлении источника звуков. Она шла, прислушиваясь, и, при этом, наклоняла вперёд голову. Её толстые ягодицы оказывались отставленными назад и она, как всегда, походила на большую курицу. Наконец, сестра Ангелина достигла угла здания и прижалась спиной к тёплой кирпичной стене. Смех доносился именно оттуда, из-за зарослей шиповника, плотной стеной вставших между оградой и стеной. Стараясь не шуметь, сестра Ангелина завернула за угол и упёрлась в стену из стеблей шиповника. Потоптавшись в нерешительности, она снова прижалась спиной к стене, но теперь уже с другой стороны угла. Её дыхание стало тяжёлым. Бедная сестра Ангелина вскинула глаза к небу, выдохнула, втянула живот и, закрыв глаза, углубилась в ощетинившуюся шипами гущу. Глава 11 Часы в кабинете настоятельницы монастыря матушки Тересы, уже пробили полночь. Раскачиваясь внутри деревянного корпуса, размеренно тикал латунный маятник. Часы были старинными и приводились в движение не электричеством, а пружиной, которую периодически нужно было подтягивать медным ключиком. Даже матушка Тереса не знала, с какого времени они хранились в монастыре. Сёстры Анна и Моника стояли голыми коленками на полу, посреди кабинета. Перед ними на стене в золочёной раме сиял Святой Лик Гермионы Заступницы. Гермиона взирала на них с высоты. Обе девочки держали в руках планшеты и в двадцать девятый раз вслух читали заповеди Гермионы. Матушка Тереса ходила от стены к стене за их спинами и слушала. Когда девочки закончили читать заповеди в тридцатый раз, матушка Тереса обошла их по кругу и встала перед ними, сложив морщинистые ладони под большой грудью. – И так, достаточно. – Матушка Тереса подняла правую руку, указательный палец которой показывал на портрет Гермионы. – Надеюсь, это послужит для вас уроком. – Да, матушка. – Девочки опустили глаза, прижимая планшеты к груди. – Вы вели себя не позволительно и подавали плохой пример младшим. – Да, матушка. – Поблагодарите Пресвятую Гермиону Заступницу. – Спасибо тебе Пресвятая Гермиона Заступница. – Надеюсь, вы всё поняли? – Да, матушка. – Тогда можете идти, и не забудьте о том, что я вам говорила. – Не забудем, матушка Тереса. – Девочки поднялись с колен и, поклонившись матушке Тересе, направились к выходу из кельи. Сестра Моника склонилась к уху Анны: – Как ты думаешь, сестра Анна, это сестра Элла рассказала о нас? – А кто ещё? Матушка Тереза долго смотрела им вслед. Потом её взгляд упал на, лежащий на столе нож Гермионы. Лицо её сделалось серьёзным. Матушка взяла его в руку. Её глаза сузились, и шумно выдохнув, она метнула нож. Коротко свистнув, он вошёл в стену под прямым углом, вибрируя рукояткой. Глава 12 – Неужели это всё, что мне дано судьбой. – Анна смотрела в зеркало, в котором Гермиона грустила и качала головой. – Если это жизнь, так лучше умереть. Я не хочу так жить. – Гермиона сдвинула брови. – Не сердись, милая подружка. Это я так. Матушка Тереса говорит, что у нас нет другого выхода, и я не знаю, верить ей или нет. Я не могу судить о том, чего не знаю. Ах, взглянуть бы хоть глазком на тот мир, может я и придумала бы, что ни будь. А так…. Вот, почему мы вечно заперты в этих стенах? Почему? Даже если мир полон греха, мы рано или поздно, всё равно попадём туда и всё узнаем. – Гермиона улыбнулась и прижала палец ко лбу. – Да, милая подружка. Я понимаю. К тому моменту мы станем старше и будем готовы вступить в мир, и место, которое мы займём там уже готово и ожидает нас. Но … – Анна подняла глаза к потолку. – Но если б ты знала, подружка, как хочется выбрать самой. Мне кажется, там, – Анна качнула головой в сторону окна. – Там всё не так, как нам говорят. Вот скажи, откуда матушке Тересе, да и другим взрослым сёстрам знать, как там? Они ведь говорят, что никогда не бывали там. – Гермиона сомкнула губки и пожала плечами. – Вот и я тоже не понимаю. А так хотелось бы всё разузнать. Мне вчера сестра Моника говорила, что сегодня мы будем петь для какого-то благодетеля. Так, во всяком случае, выразилась сестра Моника. А ей об этом удалось подслушать из разговора сестры Вероники и матушки Тересы. – Гермиона покачала головой. – Да, я знаю. Моника всегда всё подслушивает. Но она тоже моя подруга и в ней очень много хорошего. Ведь так? Ты же не обижаешься на меня, милая подружка, что у меня кроме тебя есть ещё кто-то? Ты ведь понимаешь, что моя лучшая подруга это ты. – Гермиона улыбается и кивает. – Но дело не в этом. Дело в том, что он из того мира. Сестра Моника сказала, что он живёт в Мегаполисе. А ещё Моника сказала, что этот благодетель мужчина. Представляешь. Я ещё ни разу не видела того, кто живёт в Мегаполисе и живого мужчину. Сёстры говорили, что когда женщина сближается с мужчиной, то у неё появляются дети. – Анна придвинулась поближе к зеркалу и сказала почти шёпотом, оглянувшись при этом по сторонам. – Ты случайно не знаешь, как это происходит? – Лицо Анны залилось краской. Её синие глаза прикрылись ресницами. Губки плотно сжались. Гермиона снова подняла плечи, развела руками в стороны и покачала головой. – Не осуждай меня подружка. Мне уже пятнадцать и мне хочется о многом узнать, до того, как я столкнусь с этим там, в том мире. – Гермиона понимающе кивнула головой. – Спасибо тебе, милая подруга. Ты всегда понимаешь меня. Глава 13 Для услаждения слуха благодетеля, решено было исполнить все восемь хоралов из Гермионики – Книги подвигов Пресвятой Гермионы Заступницы. Хор составили из ста двадцати участниц. Пели акапелла, что, по мнению матушки Тересы, придавало моменту особую торжественность. Гость развалился в кресле, специально доставленном для него из подвалов монастыря. Морёный в течение сотни лет в болотной трясине дуб, натуральная кожа, набивка из конского волоса – сокровище по нынешним меркам. Он смотрел бесцветными глазами, обрамлёнными оранжевыми ресницами на синеющий сутанами, замерший в своей строгости и монолитности хор, и внутренне приготовился к тягомотине и скукоте, которая сейчас обрушится на него. Но спустя мгновение он был околдован и раздавлен слаженностью, торжественностью и мощью звучания. Он не ожидал услышать подобное. Он не мог дать определения тому, что происходило внутри него. Он был буквально вдавлен в спинку кресла силой, строгостью и возвышенностью звучания. Чувственная душа, истерзанная дозами модификаторов и галлюциногенов мгновенно откликнулась на всплеск возбуждения, градом слезинок из его увлажнившихся глаз. Мелкими сверкающими бриллиантами они сыпались на тёмный паркет, скатываясь по складкам его одежды. Гость замер. Сестра Моника чуть склонилась к уху Анны и, не шевеля губами, прошептала: – Он что, плачет? – Да. – Ответила Анна, тоже не двигая губами. С того самого момента, как поднялась на подиум, она не сводила с гостя глаз. Фиолетовые в искрах серебра волосы, гладким потоком падали на плечи. Белая, будто искусственная кожа неподвижного безжизненного лица. Холодные бледно-жёлтые глаза, обрамлены огромными оранжевыми ресницами, напоминающими крылья бабочки. Брови тонкими зелёными дугами замерли над глазами. Его взгляд, напомнил Анне взгляд змеи. Тонкие губы, выкрашены чёрной помадой. Чёрный в вертикальную полоску красного цвета комбинезон, облегал худое стройное тело. Платок, стянутый на шее заколкой из розового бриллианта, широкий пояс, облегающий узкую талию и остроносые сапоги с голенищами под самые колени, были ослепительного белого цвета. Порой Анне казалось, что перед ней кукла. Гость надолго замирал без движения и лишь иногда шевелил белыми, как фарфор пальцами, увенчанными сверкающими стальным блеском длинными чёрными ногтями. Дирижёрская палочка взлетала и опускалась, и все пели. Пела и Анна. При первых же звуках хорала, бесцветные глаза гостя расширились и заискрились жизнью. Чёрные губы разомкнулись, и белая кисть правой руки легла на них, сверкнув ногтями. Спустя мгновение потоки мелких слезинок брызнули из оживших глаз гостя на паркет. Анна пела и не спускала глаз с гостя. А он медленно водил холодным влажным взглядом по лицам поющих монахинь. Вот его взгляд скользнул по лицу Анны. Двинулся дальше, но вдруг замер. Мгновение спустя их глаза встретились. Ладонь, прикрывающая приоткрывшийся рот гостя опустилась на грудь. Зелёные дуги бровей поползли вверх, изгибаясь и вздрагивая. Рот приоткрылся шире, будто ему не хватало воздуха. Анна почувствовала, как румянец разливается по её щекам. Она отвела взгляд, но вскоре снова взглянула на него. Он замер, не отрывая взгляда от её глаз, и снова стал похож на большую пёструю куклу. Следующие два часа гость оставался недвижим. Анна пела, смотрела в его глаза, как околдованная и не замечала ничего вокруг. В себя она пришла когда, матушка Тереса объявил об окончании церемонии. Только тогда гость опустил глаза, встал и направился к Анне. Анна почувствовала, как кто-то дёргает её за рукав и услыхала шёпот сестры Моники: – Анна! Очнись! Анна, что с тобой? Уйдём. Но гость уже стоял радом с ней и всё так же не сводил взгляда с её глаз. На Анну обрушился запах парфюма. Гость протянул руку и коснулся подушечкой среднего пальца её запястья. От этого прикосновения Анна мгновенно пришла в себя. Палец был ледяным. Анна отдёрнула руку и отошла на полшага. Её глаза вспыхнули синим огнём. Гость улыбнулся: – Не бойся меня. Его голос был тихим и бархатным. Он говорил нараспев, будто рассказывал сказку на ночь, монотонно и бесстрастно. – А я и не боюсь. – Анна не сводила с него настороженного взгляда. Он сделал шаг и взял Анну за руку. И тут произошло то, чего никто не ожидал. Вместо того, что бы оказать столь высокому гостю почтение, Анна коротким отработанным движением вырвала руку из его ледяных «фарфоровых» пальцев и процедила сквозь сжатые зубы. – Лучше не прикасайся ко мне. А затем она развернулась к гостю спиной и убежала. Все смолкли и устремили встревоженные взгляды на гостя. Нависла тяжёлая пауза. Но гость только улыбался половиной рта, чуть покачивал головой и смотрел вслед удаляющейся Анны застывшим взглядом. Глава 14 Так Анна прожила в приюте при монастыре Пресвятой Гермионы Заступницы до шестнадцати лет. А по достижении указанного возраста Анна исчезла. Как и куда пропала девушка, никто не знал. Но однажды во время уборки в её освободившейся келье, сёстры обнаружили тайник. В тайнике, хранились две вещи: микро-спик со встроенным голографом и компакт-сфера. На компакт-сфере хранились все сто двенадцать серий исторической эпопеи «Город Грехов», преданной анафеме ещё сотни лет назад. Как эти вещи могли оказаться в келье монахини, навсегда осталось тайной. Перед обедом в трапезной, настоятельница матушка Тереса сообщила, что сестру Анну искусили демоны, и она последовала вслед за ними дорогой соблазна в мир греха и падения, презрев участие сестёр, тепло обители и любовь Пресвятой Гермионы Заступницы. Сестра Элла тут же вскочила и воодушевлённо сообщила всем, что она так и знала и, по этому, никогда не доверяла сестре Анне. Она говорила и говорила, пока сестра Моника не прервала её рассуждения громким смехом, а матушка Тереса не подняла руку, требуя тишины. Но на самом же деле произошло вот, что. Всё началось примерно год назад. Благодетелем, внёсшим на счёт монастыря приличную сумму, по иронии судьбы оказался известнейший нарко-барон планеты, по прозвищу Красивый Ши. Как он потом рассказывал сам, всю эту кашу с пожертвованиями он устроил от безделья, ткнув ногтем в первый, попавшийся АйПи адрес. На церемонию он явился только для того, что бы с помпой подписать чек, и попасть в новостной канал, как меценат и ревнитель веры, а потом сразу же покинуть обитель, но … остался до самого окончания церемонии. Два часа он сидел и не спускал восхищённого взора с Анны. Вернее с её глаз. А потом его поразила выходка Анны. Ши, властитель тёмного мира, впервые за много лет столкнулся с сопротивлением. Полное отсутствие страха во взгляде Анны, поразило и привлекло его. Он ещё до конца не понимал, что произошло, но его уже давно умершее сердце, вдруг забилось чаще. На мгновение он будто очнулся от дремоты. Еле тлеющий огонёк в груди вдруг вспыхнул, и причиной всему стала эта дерзкая девочка с синими глазами. Спустя день после представления, Анна обнаружила у себя на постели первое сообщение от Ши. Сообщение было написано на бумаге, что само по себе было редкостью, стоило не малых денег и считалось проявлением высоких чувств. Записка состояла из одной строки: «У вас волшебные глаза». Сердце Анны забилось часто-часто. Но в памяти тут же всплыл этот тусклый бесцветный взгляд, бесцеремонно скользящий по её лицу, эти ледяные пальцы. Глаза Анны вспыхнули, кровь прилила к щекам. Она изорвала записку в клочья и уселась на постель, подперев щёку кулачком. Но новое чувство, о котором она не знала до сего момента, уже поселилось в её сердечке и согрело её первыми лучиками нарождающегося женского либидо. Не смотря ни на что, ей льстило внимание со стороны Ши. Анна пыталась понять, что же с ней случилось, но у неё хватило благоразумия не обсуждать происходящих с ней перемен с сёстрами. После долгих размышлений она обратилась с вопросами к Гермионе, но та только улыбалась и качала головой из стороны в сторону. Вскоре, вместе со следующей запиской на постели появилась копи-карта. Надпись гласила: «Я хочу вечно смотреться в ваши глаза». Ниже, мелким шрифтом была приложена инструкция, как пользоваться копи-картой. Что бы записать изображение, необходимо было прижать пальцем красный кружок и потом смотреть в появившийся экран, пока он вновь не исчезнет. Таким образом, голограмма с копией её глаз перекочевала бы к тайному поклоннику. Удивляясь сама себе, Анна сделала снимок. Утром она оставил копи-карту на постели и после обеда карта исчезла. В следующей записке, третьей по счёту он сообщил ей: «Смотрю в твои глаза, не отрываясь». Четвёртую записку Анна уже ждала. Вместе с тем Анна отметила появление каких-то новых ощущений, ранее не ведомых ей. Ей начали сниться странные сны, каких она раньше не видела. Сны были очень яркими, и в них она ощущала себя, то птицей, парящей над бескрайними просторами, то наездницей несущейся на спине какого-то таинственного существа. Существо напоминало белую лошадь с большими белыми крыльями, но вместо лошадиной головы у существа была голова орла, а морда напоминала лицо сестры Эллы. В руках у Анны была волшебная палочка, и она чувствовала себя сильной и уверенной. Нечто похожее она видела в монастырской библиотеке, в книге божественных иллюстраций, на которых были изображены подвиги Пресвятой Гермионы Заступницы, только головы сестры Эллы там не было. Через месяц её келья перестала казаться ей самым лучшим местом в мире, местом уединения и покоя. В один миг она обратилась тесной и не уютной каморкой. Перемены удивляли Анну, и вместе с тем пробуждали в ней сильное и ранее незнакомое желание. Ей хотелось покинуть эти унылые стены и оказаться в большом, бушующем мире, в котором жизнь не проходит размеренно, а кипит как…, как…, Анна не знала, на что походил процесс кипения жизни, но почему-то именно это слово чаще всего приходило ей на ум. А потом появился микро-спик, и теперь с поклонником можно было беседовать. Они проводили за разговорами долгие ночные часы. Ей уже нравился его тихий вкрадчивый голос. Он говорил так, будто рассказывал сказку. От него она узнала много интересного о внешнем мире. Можно сказать, он открыл ей этот мир. У него было странное имя Ши и по его словам, мир был не таким, каким она рисовала его в своём воображении. В этом мире каждый был волен делать, что хочет. В нём не было запретов. В нём не было греха. Девушки могли спокойно разговаривать и оставаться наедине с мужчинами. Они жили в одной келье, спали в одной постели и от этого у них появлялись дети. При слове дети в груди Анны расплывалось тёплое облако. Когда Ши описал ей процесс появления на свет детей, с самого зачатия и до родов, то она испытала такое возбуждение, что до утра не могла уснуть. Потом она терпеливо ждала следующего сеанса связи и рассказала ему о своём состоянии, о головокружении и появившейся внизу живота боли. Ши объяснил, что и как нужно сделать. Ей было очень страшно, но она доверилась Ши и, вместо неминуемой кары испытала первый в своей жизни оргазм, сразу почувствовав себя лучше. А потом она получила голограф. Голограф встраивался в микро-спик, и на его экране теперь можно было увидеть мир. Компакт-сфера с голограммой «Город грехов» появилась не сразу. Ши дозировал информацию, чтобы не шокировать Анну и не торопил процесс перемены мировоззрения своей подопечной. И вот, в один прекрасный день, Ши поинтересовался, не хочется ли Анне увидеть мир, находящийся снаружи не на экране голографа, а настоящим. Это было неописуемо жуткое и в то же время, сладко щемящее грудь предложение. Ощущение того, что твоя мечта, наконец, сбывается. Того, что неведомое, о котором, как о самом ужасном из всего, что могло быть на свете, тебе говорили в течение первых лет твоей жизни, готово предстать перед тобой. Того, что теперь ты сама сможешь увидеть всё это своими глазами и оценить. О-о, что бы решиться на такое, нужна была недюжинная смелость. И Анна решилась. Свидание с миром назначили на два часа ночи, когда в монастыре все уже уснут. Ши сказал, что её приведут к нему через тайный ход. И каково же было её удивление, когда за отползшей в сторону перегородкой, отделяющей келью Анны от коридора, она увидела настоятельницу монастыря матушку Тересу. Дождавшись, когда Анна придёт в себя и, не говоря ни слова, матушка Тереса, беспрестанно оглядываясь по сторонам, взяла её за руку и увела в келью Пресвятой Гермионы Заступницы. Как оказалось, в священной келье имелся выход на просторную улочку, где Анну ожидал в своём скутере он. Так Анна впервые увидела Мегаполис. Всю ночь они скользили на скутере по его бесконечным шоссе и дромам. Мегаполис стал для Анны вселенной. По сторонам мелькало множество огней. Мир поразил её своими размерами и многообразием. Она, наконец, увидела то, чего лишалась все эти годы. Они заходили во множество помещений, разговаривали со многими людьми. Все улыбались, будто знали её всю жизнь и говорили, что это хорошо, что она теперь с Ши. Быстрым и острым, как клинок, отточенным непрерывными занятиями и учёбой, умом, Анна поняла, что её спутник – человек не простой. Она чувствовала, что его не просто любят. Люди, с которыми они встречались, в часы их прогулок по миру, просто панически боялись её наставника и поклонника. Она это понимала, и это нравилось Анне. Ей льстило то, что в присутствии Ши, все говорили о ней. Они смотрели и улыбались, но при этом от них исходили волны холодного страха. А через две недели Анне исполнилось шестнадцать, и она заявила Ши, что хочет уйти к нему. И ушла. И снова ночь. Снова тихие шаги матушки Терезы эхом отразились от кирпичных стен коридора. Снова келья Пресвятой Гермионы Заступницы. Матушка Тереза говорит тихо, но голос её твёрд, и лишь в уголках серых глаз подрагивают искорки. – Ты сестра нам в полном смысле этого слова, а главное Пресвятой Гермионе Заступнице, и это не просто слова. Ты стала частью общества, семьи, членом которой будешь оставаться до последнего своего дня. И, что бы с тобой ни произошло, кем бы ты ни стала в этом мире, Пресвятая Гермиона Заступница будет любить тебя, и поймёт и простит всё, что бы ты не совершила. Благодаря тебе, монастырь впервые за многие годы получил серьёзную материальную поддержку и перестал зависеть от многого. Это сделает жизнь обители более независимой. Потому, если тебе когда-нибудь понадобиться помощь – приходи. Матушка Тереса посмотрела в глаза Анне и опустила голову. – Иди сестра. Мир огромен и разнообразен. Наша обитель лишь клетка в его теле, но пусть её стены, кельи и лица сестёр останутся с тобой, в твоей памяти. Храни в сердце этот маленький кусочек огромного мира, несущий любовь и покой покинутым душам. Потом матушка Тереза сама проводила Анну к выходу и отворила дверь, за которой её уже ждал скутер, посланный Ши. Усевшись рядом с водителем, Анна бросила прощальный взгляд на стены монастыря, на входную дверь, у которой всё началось, но матушки уже нет на крыльце и дверь уже плотно прикрыта. Справа блеснул лунный блик, отражённый приоткрывшейся оконной створкой, и хрупкая девичья рука, просунувшись через прутья решётки, появилась в окне. Тонкие пальцы удерживали красный платок. Платок плескался на ветру, как будто большая красная ладонь взмахивала Анне на прощание. «Ах, сестра Моника…. Верная подруга. Мы не увидимся больше никогда». На мгновение сердце сдавило грустью и тоской. Захотелось вернуться, назад, в тихую келью, к спокойной безмятежной жизни. Но чувство неуверенности возникло лишь на мгновение и исчезло. Глаза вновь полыхнули синевой. Анна кивнула не спускавшему с неё глаз водителю, и скутер сорвался с места. Через опущенное стекло, в лицо ударил ночной ветер. Он разметал её белые, как снег, с золотым отливом волосы, обдал прохладой и унёс все сомнения далеко-далеко. Спустя несколько секунд красные кирпичные стены монастыря скрылись из вида. Глава 15 А с сестрой Эллой, они встретились случайно, спустя много лет, при довольно странных обстоятельствах. Часть 2 МЕГАПОЛИС Глава 1 Лицо диктора первого новостного канала, занимало почти весь экран инфо-панели. Его восторженный взгляд и тембр голоса соответствовали сообщаемой информации: – Дорогие сограждане! Земляне! Сегодня внимание общественности привлечено знаменательным событием. Наконец-то противостояние между двумя самыми влиятельными кланами Земли – Экслин и Салливон, заканчивается. За спиной диктора, на заднем фоне возникли анимированные 3D фотографии лидеров кланов. Лидер клана Экслин в полевой форме пехотинца. Лидер клана Салливон в форме офицера штаба. Диктор продолжал: – Официально объявлено, что через два дня состоится помолвка между Александром Экслин и Сьюзен Салливон, о которой сообщалось ранее. Лица представителей кланов, за спиной диктора сменили сияющие лица счастливых Александра и Сьюзен. – А сегодня все Экслины соберутся в своём фамильном особняке, что бы отметить досрочное присвоение Александру Экслин звания майора Вооружённых Сил Земли. На заднем фоне снова произошли изменения. Лица Александра и Сьюзен сменило изображение особняка, а на его фоне анимированные 3D фото лиц Александра и президента Земли. – Это первый случай за всю историю Департамента Вооружённых Сил Земли, когда военнослужащий достигает столь высокого звания в двадцать четыре года. С приветственным словом на банкете выступит президент Земли. Сьюзен Салливон будет присутствовать на торжестве, в качестве невесты Александра. На этом диктор прервался. Прикоснувшись к наушнику, он сдвинул брови, и на его лице торжественность сменилась тревогой. – Я прошу прощения граждан Мегаполиса за прерванный репортаж, но поступило срочное сообщение. После долгого затишья «Блондинка» вновь совершила нападение на финансовый офис. На этот раз ограблению подвергся офис банка «Европа». Всё произошло по уже известному сценарию: выстрел пакетированным снарядом, содержащим капсулу нервнопаралитического действия, после чего банда ворвалась внутрь офиса и, вскрыв ячейки, похитила сто семьдесят золотых слитков. Банде вновь удалось скрыться до приезда отрядов полиции. От повышенной концентрации газа погибли два сотрудника офиса и охранник. Полиция и руководители банка до сих пор в недоумении, как налётчикам за несколько минут удалось вскрыть ячейки со слитками, защищённые совершеннейшим и секретным паролем и откуда у них информация о золоте. Лицо диктора исчезло с экрана. Пошла запись, с камер наружного наблюдения. Два транспортных модуля с эмблемами службы связи одновременно остановились у входа в офис банка. Громыхнул ручной реактивный комплекс. Прочертив голубую линию снаряд, пробил стену офиса и вошёл внутрь. Через секунду ударной волной были выбиты бронированные двери офиса. Двери модулей распахнулись и группа из шести человек в чёрных комбинезонах и тактических шлемах, вооружённые карабинами и бластерами бросилась внутрь офиса. Впереди всех затянутая в чёрный комбинезон бежала девушка. Изображение остановилось, и, увеличившись, крупным планом показало голову девушки. Из-под тактического шлема на крепкие плечи падали белые с золотым отливом волосы. Блондинка ворвалась в офис первой. Остальные последовали за ней. Ровно через четыре минуты похитители покинули офис. С собой они несли три контейнера со слитками. Блондинка замыкала и одновременно прикрывала отход группы. Сорвавшись с места, оба модуля скрылись из поля зрения камер наружного наблюдения. На экране вновь появилось лицо диктора. – Глава департамента полиции Диас Корхе заявил, что не этот раз банда будет обезврежена. Камера отъехала. За столом рядом с диктором сидел маленький лысый человек, в форме офицера полиции. Форма врезалась в складки его тела. Диктор поприветствовал господина Диаса Корхе…. Красивый Ши улыбнулся выкрашенными синей помадой губами и отключил транслятор. Сегодня он был в белом просторном комбинезоне с золотыми диагональными полосами. Его оранжевые волосы топорщились толстыми дреддами. Белое, как снег, лицо. Жёлто-золотистые брови чуть дрогнули, и Ши улыбнулся, взмахнув похожими на крылья бабочки красными ресницами. При этом бледно-зелёные, как две виноградины глаза остались неподвижными. Ши ещё раз улыбнулся и посмотрел на Анну. – Ты, молодец, девочка. Всё, как по нотам. Анна улыбнулась в ответ, полыхнув синим огнём глаз, и кивнула в сторону потухшего экрана инфо панели. – Что-то мне не очень нравится этот новый глава департамента. Как его там? – Корхе. – Улыбнулся Ши. – Диас Корхе. – Разве такой человек нужен сейчас Мегаполису, в свете всё возрастающего роста преступности? Выкрашенные кроваво-красным губы Анны растянулись в улыбке. Лёгкий румянец залил лицо. Она поменяла позу, и ткань фиолетового до пят платья заискрилась белыми огоньками. – Ты зря иронизируешь, Анна. – Ши грациозно вскинул руку. Белые и тонкие, как фарфор пальцы оканчивались чёрными ногтями, длиной в два сантиметра каждый. Этими ногтями Ши легко вскрывал глотки тем, кто противился его воле. Переливаясь россыпью красных бриллиантов, тускло сверкнул платиновый перстень. – Господин Корхе редкий семьянин. Мне как-то довелось беседовать с ним на рауте. Ответственность – вот его кредо. Ши поднёс к губам стакан с модификатором. Анна пригубила из своего. Ши продолжил: – Шестеро детей. Очаровательные крошки. Он показывал мне их фотографии, и весь вечер говорил только о них. Какая тут может быть работа? Ши и Анна расхохотались. Но лицо Ши тут же сделалось серьёзным. Он отставил стакан и посмотрел Анне в глаза. Виноградины глаз Ши сделались бледно жёлтыми. – Но есть ещё дело, девочка моя. Анна отставила стакан и сдвинула брови. – Говори. – Вот за это я и люблю тебя. – Ши снова улыбнулся. – У нас появился конкурент. – Кто? – Мы пока не знаем. Пока нам стало известно только о месте нахождения склада галлюциногенов, готовых к вбросу на рынок. Возможно, захватив склад, мы получим ключ к личности его владельца? – Где? Ши ударил пальцами по сенсорам перед собой, и экран инфо панели вновь засветился. На экране появилась карта Мегаполиса. В его северной части виднелась красная точка. – Здесь. – Ши приблизил место обозначенное точкой. – Это особняк. Чей? – пока неизвестно. Но информация об использовании его под склад сто процентная. – Дальше. – Твоя задача – захватить склад, товар и, по возможности выяснить, кто владелец. – И всё? – И всё. – Ши улыбнулся и снова поднял бокал. – Если не считать того, что особняк, это вовсе не особняк, а не большой укреплённый форт. Там целый арсенал и полно охраны, возьми побольше людей и всё, что посчитаешь нужным. – Ясно. Анна встала и покинула офис. Ши шевельнул пальцами. Карта Мегаполиса исчезла с экрана инфо панели и началась очередная серия бесконечного полицейского детектива. Глава 2 Ши оказался прав. На особняк это строение походило только внешне. По данным полученным Анной от хакеров это был типовой проект жилого модуля на одну семью с уровнем платежеспособности выше среднего. Но при ближайшем рассмотрении особняк оказался крепостью. Встроенный подвижный броне каркас. На окнах структурированное стекло, по прочности не уступающее стали. Наружное наблюдение. Датчики движения и лазерная сетка. Острый ум Анны мгновенно выявил слабое место – броне каркас прикрывал только вертикальные плоскости здания, то есть его стены. Перекрытия оставались без брони. Зависнув в двадцати метрах над крышей особняка в четырёх модулях с опознавательными знаками патрульной службы, они сбросили снаряд интегрального действия. Прилипнув к плоскости наружного перекрытия снаряд сдетанировал, разделив ударный импульс надвое. Первый, распределился в горизонтальной плоскости, создав волну, по частоте резонирующую с собственной частотой полимербетона и максимально ослабившую прочность перекрытия. Второй, концентрированным пучком был направлен по вертикали, пробив в крыше особняка идеально круглое отверстие диаметром в два метра. В этот пролом и устремились боевики Анны. Через двадцать минут, не смотря на активное сопротивление охраны и большие потери среди боевиков, особняк был взят. Озлобленные сопротивлением, боевики Анны не щадили никого. Разгорячённая боем галлюциногенами и модификатором Анна, первой ворвалась на нижний уровень особняка. С быстротой молнии, расстреляв четверых, пытавшихся прикрыть ведущую вглубь уровня дверь, она ввалилась в единственную комнату, оказавшуюся за дверью. Анна сразу узнала её. Те же глаза. Те же рыжие волосы. Тот же крючковатый нос. Став ещё шире, сестра Элла всё так же сверкала чёрными глазами, только теперь их наполняли слёзы и страх, а не презрение и зависть. Она упала на пол, прикрывая голову руками. Рыжие волосы были острижены коротко. Губы выкрашены ярко – Ты? – Анна сорвала с головы тактический шлем. Брови сошлись у переносицы. Ствол карабина был направлен в голову сестре Элле. – Ты что здесь делаешь? – Ах, Анна! – Сестра Элла почти кричала, закрывая ладонями глаза, и рыдала. – Это я, Элла. Не стреляй. – Я ожидала увидеть здесь кого угодно, только не тебя. – Всё ещё тяжело дыша, Анна качнула стволом. – Ты не ответила на мой вопрос. – Меня…. Меня перевели сюда полгода назад. Временный контракт. Моя задача – содержать особняк…. особняк, в готовности к принятию гостей. – Кто хозяева?! – Я не знаю этого до сих пор. – Сестра Элла вытирала слёзы рукавом блузы, всхлипывала и задыхалась от страха. – Мне сообщают время приезда гостей, их количество, характер встречи. Я готовлю всё к приёму и спускаюсь сюда, в нижний ярус. Потом мне сообщают об окончании встречи, я поднимаюсь и снова привожу всё в режим ожидания. По контракту все входящее сюда для меня инкогнито. Так же я не могу покидать стены здания на время действия контракта. – Ты тут одна? – Да, только дроны и киборги. Охрана выше. Как раз сегодня должен был состояться очередной приём. Я всё приготовила и спустилась вниз, а потом началась стрельба. Я…. Я ничего не понимаю. Я …. – Сестра Элла вновь прижала ладони к лицу и зарыдала. Анна опустила ствол, присела на край стола и положила рядом шлем. – Встань и успокойся. Сестра Элла поднялась, продолжая вытирать, слёзы и присела на кушетку. Она опустила голову и сжалась, в любую минуту ожидая выстрела и вздрагивая при каждом звуке, доносившемся из-за двери. Бой утихал. Слышались только одиночные выстрелы и короткие автоматные очереди. Боевики Анны гасили последние очаги сопротивления и добивали раненых. В комнату, где находились Анна и сестра Элла, вбежали двое. Лица скрыты тактическими шлемами. На броне кровь. Анна вскинула руку. – Обыскать особняк. Переройте всё. Один из боевиков качнул стволом автомата в сторону сестры Эллы. – Ши велел валить всех. – Здесь я босс, а не Ши! Выполняйте приказ! Боевики удалились, Анна снова перевела взгляд на сестру Эллу. – Что с сестрой Моникой? – Я не знаю. Меня выпроводили из монастыря раньше, чем её. Анна смотрела в заплаканные глаза сестры Эллы, на её сгорбленную толстую вздрагивающую спину и на неё вдруг повеяло запахом коридоров монастыря. Она будто вернулась обратно, в то время, когда можно было быть беспечной и не думать о будущем. Анна увидела лицо сестры Моники и других сестёр, увидела Гермиону, летящую на белом коне под голубыми небесами. Ей сделалось светло и радостно. Анна улыбнулась. – Матушка Тереса жива? – Жива. – Сестра Элла подняла голову и взглянула на Анну, покрасневшими и распухшими от слёз глазами. И все остальные тоже. Только девочки разъехались. – Идём. Я выведу тебя отсюда. – Анна поднялась на ноги и улыбнулась вновь. – Спасибо тебе, сестра Анна. Спасибо…. Спасибо…. – Сестра Элла вновь прижала ладони к глазам. – Храни тебя Пресвятая Гермиона Заступница. Но как только Анна, решившая лично проводить сестру Эллу до выхода, встала и повернулась к ней спиной, в миллиметре от её шеи просвистел нож. Остановилась Анна только после того, как услыхавшие выстрелы боевики ворвались в комнату, и кто-то вырвал карабин из её рук. До этого момента она дважды успела сменить магазин. Тело сестры Эллы превратилось в сплошное месиво. Не пострадало только лицо. Среди окровавленных кусков отыскался электронный ключ, указавший место расположения входа в склад, в котором и хранилась партия разыскиваемых Ши галлюциногенов. Пока упаковки с галлюциногеном грузили в транспорт, Анна смотрела в потухшие глаза сестры Эллы, и её собственные глаза наполнились слезами. – Ты так и не научилась метать нож, сестра. Что-то произошло. Произошло прямо сейчас. Анна осмотрелась по сторонам. Серые бетонные стены. Иссечённый пулями, залитый кровью и заваленный трупами пол. Брови снова сошлись у переносицы, на лбу обозначились складки, губы сжались в тонкую линию, глаза сузились. Но это не был гнев. Анна смотрела и вдруг почувствовала, как тёплая слезинка скатилась по щеке. Глава 3 – Моя воительница вновь вернулась с победой! – Не вставая из кресла, Ши раскинул руки для объятия. Белая без ворота просторная венгерского кроя рубаха, чёрные лосины и красные с загнутыми носками и золотой вязью короткие сапожки. Сегодня у Ши были чёрные до плеч волосы, мелированные серебром и голубое латексное лицо. Жёлтые ресницы на половину скрывали его. Губы были белыми, с кроваво-красным контуром. И только бледно-зелёные раскосые глаза, неизменно излучали холод и безразличие. Ши вскинул жёлтые брови. – Но, что гложет твоё сердце, Анна. Я вижу беспокойство в твоих глазах. – Лицо Ши сделалось печальным. По голубой и гладкой щеке скатилась крохотная слезинка. Обычно приступы сентиментальности накатывали на него, когда какое ни будь сложное дело, разрешалось в его пользу. Анна упала в кресло и взяла в руку стакан с прозрачной, отливающей голубым цветом жидкостью. Модификатор. Она подняла стакан до уровня глаз, взглянула сквозь него на светильник и отставила в сторону. – Я вспомнила монастырь. – Ах да. Эта рыжая монахиня, сестра Элла, кажется? Анна подняла глаза. – Откуда ты знаешь? – Ты забыла, моя прекрасная амазонка. – Ши опустил руки и склонил голову на бок. Чёрная с серебром прядь волос скрыла половину его лица. – Красивый Ши знает всё. Красивый Ши знает, что ты Анна убила эту рыжую не сразу, хотя Ши приказал иное. – Я захотела поговорить с ней. Она напомнила детские годы и мне, вдруг, стало одиноко и тоскливо. – Одиночество. – Ши закинул голову назад, на спинку кресла и устремил взгляд вверх. Жёлтые ресницы сомкнулись вокруг бесцветных глаз. Анна видела, как натянувшись, кожа на шее Ши просвечивает прожилками. – Мне знакомо это чувство и я готов простить моей амазонке всё. Даже непослушание. Одиночество это голодная сука, готовая жрать тебя вечно. Одиночество заставляет думать, сомневаться. Никогда не сомневайся во мне, девочка моя. Анна снова взглянула на шею Ши, сощурила глаза и сжала зубы. Ши вздохнул и выпрямился. Его голос сделался звонким и деловым. – Хакеры поработали с ключом. Есть информация о владельце склада. Я хочу провести акцию устрашения. После этого мы с тобой на некоторое время сможем позволить себе думать не о делах. Анна перевала взгляд на стакан с модификатором, но желания выпить так и не появилось. – Когда? – Моя амазонка рвётся в бой? – Ши улыбнулся и качнул ресницами. – Скоро. Очень скоро, девочка моя. Может быть даже сегодня ночью. Когда мне говорят, что месть – это блюдо, которое нужно есть холодным, я смеюсь. С местью тянуть нельзя, иначе у остальных начнут возникать сомневаться в твоём могуществе. – Ши окинул взглядом не тронутый Анной стакан с модификатором и снова улыбнулся. – А пока отдохни. Группу возглавишь ты. Анна, не говоря ни слова, поднялась и покинула офис Ши. Она поднялась на лифте и вошла к себе. Сбросив броню, комбинезон и ботинки на пол, она рухнула в постель, даже не приняв душ и уснула. Глава 4 Анна открыла глаза и не могла понять, что её разбудило. Ночь. На таймере красным на чёрном фоне светятся цифры 02:00. Но почему так бьётся сердце. Что произошло. Она приподнялась на локте и осмотрелась. Всё, как прежде. Только внутри её, маленькой пружинкой, что-то сжималось, и Анна почувствовала тревогу. Будто что-то упустила, не заметила. Что-то важное. Может быль самое главное в жизни. Левая рука привычно легла выше груди. Сквозь ткань она ощутила контуры Пресвятого Лика. И вдруг её тело вздрогнуло. Будто разряд тока прошёл вдоль позвоночника. Вот оно. Этот звук. Этот еле слышимый слабый вздох. Анна вскочила и бросилась к зеркалу, стаскивая майку на ходу. В отражении, выше левого соска на груди Анны покачивался силуэт Пресвятой Гермионы Заступницы. Гермиона нахмурила брови и широко зевнула. Она с трудом приподняла веки, взглянула из-под них на Анну и слабо улыбнулась. – Ты-ы…. – Глаза Анны расширились. Брови взлетели вверх. Рот приоткрылся. – Ты снова здесь, милая подружка! Ты снова со мной! Гермиона улыбнулась и кивнула в ответ. Анна смотрела и не верила глазам. День, когда Анна покинула монастырь, что бы навсегда связать свою жизнь с Ши, был объявлен великой датой. Они поднялись на лифте, на крышу самого высокого небесного комплекса, в котором располагалась резиденция Ши. Там, стоя на самом краю среди огромных светящихся красным светом букв TOYOTA, с этой ошеломляющей воображение высоты, Ши показал ей, каким огромным на самом деле был мир. Этот мир полностью принадлежал им – ей и ему. Потом были десять дней праздника. Ши, не скупился. Анна испытала всё, и мир стал для неё цветным и радостным. Первый галлюциноген, первый модификатор, первый секс и первое убийство. Она чувствовала себя сильной и всё могущей. И Ши, как мог, поддерживал в ней это чувство – чувство силы, вседозволенности, чувство власти над другими. Жизнь превратилась в сплошной праздник, в яркий сверкающий фейерверк, затмивший всё, что было раньше, ту маленькую искорку, которую Анна так долго хранила и оберегала в душе, детскую мечту о том, как она станет свободной и выберет свою жизнь сама. В какой миг это произошло? – Анна сейчас не могла вспомнить. Но однажды она, случайно взглянув в зеркало, обнаружила Гермиону спящей. Анна попыталась заговорить с ней, но тщетно, Гермиона не отвечала больше своей подруге взаимностью. Так повторилось и на следующий день, и на следующий. Прошёл месяц, другой, но Гермиона не проспалась. Новая жизнь клокочущей лавой накрыла Анну с головой, и тогда она просто перестала смотреть в зеркало. Долгие десять лет, с головой погрузившись в водоворот преступного мира, в этот безумный вихрь, несущий её с сумасшедшей скоростью, по тонкой грани между жизнью и смертью, больше напоминающей остро отточенное лезвие клинка, Анна не вспоминала о прошлом. Она погрузила свой разум в пучину забвения и жила только настоящим. И, вот появилась Элла. Та, которую Анна считала своим врагом. И именно она разбудила в ней воспоминания, пробудила её сознание от долгого сна. Пробудила ото сна Гермиону. «Десять лет. Неужели прошло уже десять лет?!». Анна стояла у зеркала ошеломлённая и всматривалась в собственное лицо. Она не узнавала себя. Она опустилась перед зеркалом на пол и предалась воспоминаниям. Пружинка, сжавшаяся внутри, распрямилась, обратившись чем-то тёплым и мягким. Анна вспомнила себя девочкой. Вспомнила, как они мечтали с сестрой Моникой о другой жизни. Там, в своих мечтах, они были маленькими хозяйками своих судеб и могли поступать так, как им заблагорассудится. Тогда они верили в то, что такое когда-нибудь произойдёт, и Пресвятая Гермиона Заступница всегда была с ними и с гордостью и улыбкой смотрела на своих сестёр. Анна подняла глаза – Гермиона смотрела на неё и улыбалась, как и прежде. И тогда Анна заговорила. Ей вдруг захотелось рассказать всё. Всё, что произошло с ней за эти долгие годы. Она делилась со своей сестрой самым сокровенным. Она говорила и говорила всю ночь. О том, что было. О том, что будет. Как тогда, восьмилетней девочкой, в день своего посвящения в своей крошечной келье. Гермиона улыбалась и пожимала плечами, и вздыхала и тоже плакала вместе с Анной, как настоящая верная подруга и сестра. Анна с головой погрузилась в прошлое, и настоящее перестало существовать. Из забытья её вывел звонок транслятора. Прилагая усилия, Анна осмотрелась. Первые лучи солнца, проходя сквозь прозрачные панели окон, тронули её комнату розовым светом. Утро. Акцию устрашения конкурентов Ши назначил на сегодня, и Анне предстояло возглавить операцию. Анна тронула сенсор транслятора и услыхала голос Ши. – Сейчас. Все уже поднимаются. Детали по дороге. Глава 5 Покачиваясь на сидении скутера рядом с водителем, Анна не смотрела на дорогу. Пристроив тактический шлем на полу возле правой ноги, рядом с карабином, она считывала информацию об «объекте», собранную для неё агентами Ши. Легким нажатием, она перелистывала страницу за страницей, пробегала глазами, появляющиеся на экране строчки, фотографии, чертежи и схемы и листала дальше. Одноглазый Пак. Корейцы. Это противостояние между японскими и корейскими преступными группировками уходило корнями в глубокую древность, во времена «Триад» и «Якудза» и в настоящем приняла иную окраску. Национальная сторона вопроса потеряла актуальность, но неприязнь осталась прежней, впрочем, как и между всеми представителями организованной преступности. Тут все жили, как пауки, загнанные в одну тесную ёмкость. Изучая материал, Анна понимала, что бой будет тяжёлым. Или-или. Она ни разу не сталкивалась с людьми Одноглазого Пака, но со слов Ши знала, что, на данный момент, это единственный человек в Мегаполисе, способный противостоять им. Ши хотел, что бы было, как можно больше шума и крови. Реки крови. Что бы обыватели похолодели от ужаса, взирая на экраны инфо панелей, с которых дикторы новостных каналов выплеснут на них весь этот ужас. А ещё, это должно было послужить уроком для потенциальных конкурентов. Ши всемогущий. Ши ужасный. Ши безжалостный. Он хотел, что бы все окончательно уразумели, что вмешательство в дела Ши и смерть означают одно и то же. К месту нахождения «объекта» выдвинулись тремя группами – две наземные и одна с воздуха. Четверть бойцов Ши оставил при себе. «Ши осторожничает». – Анна улыбнулась половиной рта. – «Страхуется на случай поражения. Он не может не осознавать серьёзности создавшейся ситуации, потому, что не чувствуя силы, корейцы никогда бы не сунулись на территорию Ши. Поражение здесь равно смерти. Потому все сейчас понимали одно – бой будет страшным». Глава 6 Все помещения коттеджа, от нулевого до третьего уровня, были завалены трупами. Всюду дым, стреляные гильзы, стоны умирающих и отблески пламени от сгорающей мебели. В голове стоял гул, после, только что кончившейся канонады. Ноги, обутые в прыжковые ботинки, скользили по полу. От разлившейся лужами крови некуда было ступить. Анна тяжело дышала и в сопровождении единственного оставшегося в живых бойца приближалась к двери, ведущей в последний офис, оставшийся не захваченным. Анна, да и все прибывшие с ней по приказу Ши понимали, что их будут поджидать. Но и здесь Анна нашла выход. Сняв тактический шлем, она вышла к бронированной двери, прямо под наведённые на неё стволы и заявила, что уполномочена вести переговоры от имени Ши. Весь преступный мир знал её, потому, после десяти минут молчания, стальные створки дверей разъехались, оставив небольшой зазор. Как только зазор между бронированными створками превысил пять сантиметров, Анна выпустила термобарический снаряд, из спрятанного в рукаве гранатомёта и прижалась к стене. Пройдя точно между створок, снаряд разорвался внутри коттеджа. Выгнув бронированные двери в виде небольшого проёма, взрыв разнес и спалил всё, что находилось на первом уровне здания. А потом началась бойня, длившаяся больше получаса. И вот сейчас, с единственным оставшимся в живых бойцом Анна вошла в офис Одноглазого. Офис оказался пустым, но из открытой двери, ведущей в следующее помещение, доносился женский плач. Помещение оказалось спальней. Пак сидел на кушетке радом с женой, состарившейся и прячущей лицо на его груди женщиной. Он смотрел прямо перед собой, и взгляд его был пуст. Он смирился с поражением. Разъярённый смертью товарищей боец стащил обоих на пол, и начал разделывать обоих, как и велел Ши, ножом. Но Анна не обращала внимания на кровавую расправу и крики. Её взгляд упал на, скрытую до сего момента за спинами Одноглазого Пака и его жены, детскую колыбель. Сняв тактический шлем, под крики умирающих, Анна осторожно приблизилась к колыбели, готовая к чему угодно. И вдруг из колыбельки до её слуха донёсся тоненький всхлип, и над краем показалась кисть детской руки. Пухлые почти прозрачные пальчики обхватили край колыбели. Крошечные ноготки побелели. Анне вдруг захотелось прикоснуться к ним. Она сделала ещё шаг и осторожно протянула руку. Прикосновение было едва заметным, но Анна ощутила трепет беззащитного детского тела. В колыбельке лежала девочка. Её чёрные раскосые глаза блестели от слёз, но увидев Анну, она перестала плакать и прижала ручки к груди. Девочка сосредоточенно всматривалась в лицо Анны, нависшее над ней, и ждала. Одурманенное модификаторами сознание просветлело. Где-то глубоко в груди, Анна ощутила разливающееся тепло, будто лопнул пузырёк, наполненный горячим паром. От этого глаза Анны сверкнули синим огнём, сжатые губы сами собой растянулись в улыбке. Девочка улыбнулась беззубым ротиком и вдруг, Анна даже слегка отшатнулась, протянула вперёд ручки. Ранее незнакомое чувство нахлынуло, как тёплая волна, и накрыло Анну с головой. Анна наклонилась ниже, и девочка крепко ухватилась руками за её шею и поднялась на ножки. Анна рефлекторно подхватила её левой рукой под попку, и не выпуская бластера из правой руки, прижала к окровавленной броне. К этому времени боец закончил с родителями девочки. Повернув перепачканное кровью лицо, он выпрямился и взглянул на Анну пустыми холодными глазами. – Ши приказал валить всех. – Боец приблизился и протянул руку к девочке. С ножа, зажатого в другой руке, густыми каплями стекала кровь и падала на ковёр. – Давай. Или ты сама? Не ответив, Анна крепче прижала девочку к себе и снесла бойцу половину черепа из бластера. В это время с улицы до неё донёсся звук приближающихся полицейских сирен. Глава 7 Лавируя на предельной скорости в гуще движущегося по дрому транспорта, Анна уходила от погони. Уже около часа она кружила и петляла по центру Мегаполиса, пытаясь сбросить с хвоста, постепенно отстающие полицейские скутеры. Заливаясь сиренами и сверкая маячками, полиция из последних сил пыталась не отставать, но расстояние между ними и скутером Анны постепенно росло. Её план был прост: сначала освободиться от преследования здесь в центре, в гуще потока, а потом затеряться в окраинных районах. Где именно она укроется, Анна уже знала. Прижимая одной рукой девочку к груди, а другой, управляя скутером, Анна пересекла центральное кольцевое шоссе и влетела на дром, ведущий в северную часть Мегаполиса. Проехав несколько кварталов, она съехала на боковое шоссе. Убедившись, что погони нет и попетляв для верности ещё пятнадцать минут, она направилась к южным окраинам. Бросив броню и оружие в скутере, стерев кровь, Анна оставила себе только бластер и спустилась в метро за двадцать кварталов до цели. Сменив в течение двадцати минут два направления, она поднялась на поверхность. Окраина. Тишина и покой. Никакой суеты. Людские потоки здесь были не такими плотными, как в центре. Войдя в коммерческий центр с оранжевыми стенами, она пять минут наблюдала за выходом из метро и осматривала прилегающие к нему улицы. Не заметив ничего подозрительного, Анна перехватила удобнее уснувшую девочку и направилась к цели. Пройдя ещё восемь кварталов, она свернула вправо. Здесь Мегаполис заканчивался. Вдали, в клубах испарений можно было различить контуры свалки, вдоль которой прямой линией протянулась автострада. Анна повернула голову вправо. Ничего здесь не изменилось за десять лет. Тихая улочка, вымощенная натуральным камнем. Стены красного кирпича утопающие в клубах зелёной листвы. Покрытая мхом ограда. Тот же плакат, та же табличка сообщала о назначении здания. Анна подняла голову. Пресвятая Гермиона Заступница всё так же неслась на белом коне с крыльями орла, целясь ножом в тех, кто делает девочек сиротами. Взгляд Анны потеплел. Осмотревшись, она выдохнула и двинулась к двери монастыря. Глава 8 Ветер шелестел листвой. Где то в глубине этой зелени посвистывали птицы. Анна поднялась по ступенькам и встала под козырёк. Снова осмотрелась. Справа заметила небольшое углубление. Там зеленоватым огоньком светился сенсор. Анна надавила в углубление пальцем. Где-то далеко, за дверью внутри здания послышался тонкий сигнал. Девочка завозилась, потёрлась щекой о её грудь, но не проснулась. – Что вам нужно? Голос был недружелюбным и доносился откуда-то сверху. – Именем Пресвятой Гермионы Заступницы впустите меня. – Кто вы? – Я могу входить, когда захочу. Минуты через две дверь распахнулась, и Анна вошла, положив руку на рукоятку бластера. Полумрак окружил её, но глаза быстро привыкли. Тот же запах. Незнакомые лица двух монахинь. Они смотрят с подозрением и, судя по всему, вооружены. Руки скрыты в широких рукавах синих сутан. – Позовите наставницу. – Кто вы? – Я сестра Анна. – Погодите. Одна из монахинь осталась с Анной, вторая ушла по коридору, шелестя сутаной. Минут через пять в глубине коридора послышались торопливые шаги. Двое. Одна из них ушедшая монахиня, вторая старше, много старше, но движения быстры и легки. – Анна? Анна всмотрелась в лицо пришедшей монахини. – Сестра Вероника? – Ах, сестра Анна! – Сестра Вероника приблизилась и обхватила Анну за плечи. – Что привело тебя к нам? – Вот. – Анна протянула ребёнка сестре Веронике, стараясь не разбудить девочку. – Её нужно оставить в монастыре. – Конечно, сестра Анна. – Сестра Вероника взглянула на ту, что оставалась с Анной. Та приняла ребёнка из рук Анны и удалилась по коридору. – Иди и ты, сестра. – Да, матушка. – Вторая монахиня скрылась в глубине коридора. – Матушка? – Да. Теперь я настоятельница этой обители. – Где матушка Тереса? – Умерла. Месяц назад. Матушка Тереса указала на меня, как на преемницу. Анна кивнула. – Идём со мной, сестра Анна. – Нет. – Анна вскинула голову. – Не сейчас. Я переведу токены и буду навещать девочку. А сейчас мне пора. – Как скажешь, сестра. – Что стало с сестрой Моникой? – Увезли по распределению. Место мне неизвестно. Больше я о ней не слышала. Анна снова опустила голову. – Мне пора, матушка Вероника. – Храни тебя Пресвятая Гермиона Заступница. Анна посмотрела во встревоженные глаза сестры Вероники и вышла, ничего больше не сказав. Глава 9 Горе Ши, не знало границ. Когда Анна вошла в его офис, то увидела его сидящим за столом. Он склонился, подперев голову руками и плакал. Одет он был в белое. Латексная кожа его лица сегодня была белее обычного и отливала синевой. Только чёрные волосы, зачёсанные вправо, да красные ресницы и губы. Слёзы ручьями катились по щекам и маленькими бриллиантами сыпались на крышку стола, на ковёр, ему на колени. Ши оплакивал своих людей. Три четверти бойцов. Три четверти преданных воинов. Таковой была цена за абсолютную власть. Он поднял голову и устремил на Анну долгий бесцветный взгляд. – Ты жива. – Да. Анна остановилась в двух шагах от Ши. – Ты жива, моя амазонка. Одна из всех. – Мы …. – Я знаю. – Ши вновь уронил голову на ладони. – Я всё знаю, моя воительница. Ты сделала всё, что могла. А, кстати. – Голос Ши изменился. Он вскочил, протянул к Анне руки и, как будто и не рыдал мгновение назад, произнёс. – Там нашли детскую колыбель. Но ребёнка в ней не было. Его нигде не было. Говорят, это была девочка. – Он впился взглядом в глаза Анны. – Я услыхала полицейские сирены и свалила. Может, ребёнок выжил. Может Пак успел спрятать его. – Может. Всё может быть. Да что же это я. Иди. Иди, моя амазонка. После такого тебе нужен длительный отдых. Теперь нам опасаться некого. Делай, что хочешь. Бери что хочешь. Всё в этом мире теперь принадлежит нам. Ши рухнул в кресло, обхватил голову руками и вновь предался горю. Анна развернулась и вышла. Но как только за ней затворилась дверь, Ши откинулся в кресле и коснулся пальцем сенсора транслятора. – Да, босс. – Не спускать с неё глаз. Пусть делает, что хочет, Дадди. Не мешай ей. Просто жди. Рано или поздно она навестит его. Этот ребёнок не должен жить. Ши решает кому жить, а кому умереть. – Я понял, босс. Глава 10 – Он сказал, что ты занята. Он принёс токены и …. – Матушка Вероника не могла сдержать слёз. – Сказал, что тоже спешит, но должен убедиться, что ребёнок в порядке. Девочку принесли. Он взял её на руки, долго смотрел ей в глаза, а потом свернул девочке шейку. Как котёнку. Потом передал её бездыханное тельце мне и так посмотрел, что я чуть не умерла от страха. Потом развернулся и ушёл. – Как он выглядел? – Огромный, страшный. С ледяными глазами и лицо в шрамах. Длинный плащ. Шляпа с широкими полями. – Дадди. – Анна, я ничего не мгла сделать. Ничего. Прости. Анна смотрела в пол. Её глаза превратились в лёд. Сердце перестало биться. Она увидела, как всё вокруг из разноцветного, вновь становится серым. Гермиона замерла и сжалась под одеждой, охваченная страхом и холодом, исторгаемыми вновь окаменевшим сердцем Анны. Глава 11 В офисе Красивого Ши, завибрировал зуммер транслятора. Ши коснулся сенсора изящным, будто вылепленным из тончайшего прозрачного фарфора пальцем, и посмотрел на таймер – 22:34. Полыхнул бриллиантами массивный платиновый перстень. Офис наполнился летящими из транслятора звуками Мегаполиса, шумом несущегося скутера, на фоне которых прозвучал хриплый голос Дадди Морти: – Мы у неё на хвосте, босс. Что дальше? – Ах, Дадди! – Голос Ши был спокойным и вкрадчивым, будто он рассказывал сказку ребёнку. Ши прикрыл раскосые глаза, зрачки которых походили на пару мутных, бледно-жёлтых виноградин. – Знал бы ты, как мне не хочется говорить о том, что будет дальше? Первый раз она взяла миллион токенов, и, как ты знаешь, я простил её. – Почти лёжа в большом чёрном кожаном кресле, Ши запрокинул голову, будто смотрел куда-то вверх, сквозь потолок, сквозь бетонное перекрытие небоскрёба, сквозь небо. – Да, босс, я помню. – Хрипел Дадди. – Вы ещё сказали тогда, что это любовь, босс. – Любовь, Дадди. Но то, что она сделала в этот раз, уже не похоже на любовь, Дадди. Четыре с половиной миллиона токенов, Дадди, четыре финансовых офиса, два завода и шестнадцать сотрудников – это не шутки, Дадди. Сейчас, Дадди, я не говорю, что это любовь. Нет, не говорю. Четыре с половиной миллиона токенов, четыре финансовых офиса, два завода и шестнадцать сотрудников – это больше чем любовь. – Мы крепко обидели её, босс. – Да, Дадди. Но что нам оставалось делать? Она не выполнила приказ. – Да, босс. Так, что мне сделать? – Ах, Дадди! – Ши открыл глаза. – Я сейчас скажу, что тебе сделать. Только вот не знаю, нравится мне это или нет? – Говорите, босс. – Ах, Дадди! Ты должен довести до конца это дело. – Я вас слушаю, босс. – Сейчас я всё объясню, Дадди. – Ши медленно повернул голову и сквозь прозрачную стеновую панель осмотрел Мегаполис. С высоты, он показался Ши нагромождением параллелограммов, шаров, трапеций, цилиндров и кубов. Мегаполис казался ему не реальным, а игрушечным, будто множество детей выстроили его из деталей конструктора, играя в свои непонятные игры. Как утыканный свечками именинный торт, разрезанный на куски линиями шоссе и хайвеев, дугами дромов и кольцами развязок, по которым нескончаемым потоком неслись транспортные модули, Мегаполис ярко сиял разноцветными огнями, пожирая мегаватты энергии. Ши смотрел сквозь прозрачную панель, и всё вокруг казалось ему ненастоящим. – Ты знаешь Дадди, что она умная? – Да, босс. Вы никогда бы не связались с набитой дурой, босс. – Ах, Дадди, как ты прав. – Спасибо, босс. – Так вот, Дадди, ты будешь следовать за ней по всей планете, а если понадобится и дальше. И не важно, сколько для этого потребуется времени. Ты слушаешь меня, Дадди? – Да, босс. – А потом, Дадди, после того, как ты доберёшься до неё …. – Чёрный длинный ноготь, венчающий указательный палец Ши заскользил по крышке стола. Завиваясь спиралью, из-под него побежала тонкая изгибающаяся стружка. – … Ты привезёшь её ко мне, Дадди, и я поговорю с ней. В последний раз, Дадди, поговорю. Ты понимаешь меня, Дадди? – Да, босс. Вы дадите ей последний шанс, босс. – Вот именно, Дадди, последний. И если она не воспользуется им, то ты, Дадди, нарежешь её ломтиками. Ты знаешь, как японцы режут рыбу? Такие, тонкие, прозрачные ломтики. – Узкие выкрашенные чёрной помадой губы Ши растянулись, не то в улыбке, не то в оскале, обнажив зубные протезы голубого цвета, на каждом из которых посверкивал крошечный розовый бриллиант. – Ты слушаешь, Дадди? – Да, босс. – Так вод, Дадди, ты нарежешь её тонкими прозрачными ломтиками. Каждый ломтик, ты будешь обмакивать в соус, и обжаривать в кипящем масле. И ты сделаешь так, Дадди, что бы до последней секунды своей жизни она наблюдала весь процесс своими глазами. – Чёрные губы Ши искривились. Оранжевые ресницы качнулись. На лицо упала прядь фиолетовых волос. Тонкие, как нити, чёрные брови, двумя ломаными линиями сошлись у переносицы, и по белой гладкой и блестящей латексом коже лица скатилась первая слезинка, похожая на крошечный бриллиант. – Своими прекрасными синими глазами. – Я понял, босс. – Ещё не всё, Дадди. – Голос Ши дрогнул. Вторая слезинка скатилась по щеке и сверкающей каплей повисла на подбородке. – Я слушаю, босс. – Прибереги один кусочек для меня, Дадди. – Как скажете босс. – Свяжись с полицией и сообщи им, где она. – Ши встал. Выпрямился. Его голос изменился и стал крепким деловым и звонким. – Они возьмут её и передадут тебе. Так меньше шума. Но сам всё время будь поблизости. – Да, босс. – Всё время. – Я понял, босс. Транслятор пискнул и умолк. Ши закрыл глаза и прижал ладони к лицу. Слёзы бисером сыпались вниз и повисали на ворсинках ковра, похожие на капли росы. – Десять лет, – всхлипнул Ши. – Прошло всего десять лет. Что стало с этой милой застенчивой девочкой? Куда всё уходит? Глава 12 Сегодняшний день стал знаменательной датой в жизни династии. Сегодня все, кто находился в пределах Солнечной системы, собрались в доме Георгия Экслина – Генерала войсковой разведки Департамента Вооружённых Сил Земли. Собрались, что бы хлопнув по плечу, как это принято у военных, крепко сжать руку виновнику торжества и, гаркнув: – Так держать солдат!! – поздравить сына генерала, Александра, с присвоением ему очередного воинского звания. Поднявшись от рядового до майора всего за шесть лет, Александр стал гордостью династии. Дело в том, что представители этой известной фамилии, на протяжении вот уже многих веков, посвящали свою жизнь делу обороны и защиты интересов Земли. Даже их женщины служили в армии. Династия была настолько известной, столько военных, представленных к высшей награде планеты «Герой Земли» носили эту фамилию, что сам президент выразил желание лично поздравить Александра с успехом. Ошеломлённый и немного утомлённый общим вниманием, Александр стоял в центре большого зала. Двадцать четыре года, один метр девяносто сантиметров роста, крепкого телосложения, одетый в чёрный комбинезон, чёрный берет и чёрные ботинки пехотинца. На плече сверкает зелёный треугольник десантника. В ярких, струящихся со всех сторон, лучах света, майорская петлица переливается золотом. Его широкий выбритый подбородок выдавался вперёд и, когда Александр говорил, то немного походил на бульдога. Прямой нос придавал профилю благородства. Полные губы добавляли к его облику излишней чувственности, но взгляд серых глаз, сверкающих из-под густых сдвинутых у переносицы бровей, компенсировал этот маленький недостаток. Высокий лоб и крепкая шея довершали портрет солдата. Хорошего солдата. Его окружала толпа прибывающих гостей. Плечо уже ныло от дружеских похлопываний, кисть правой руки ломило от крепких рукопожатий, а щёки рдели от многочисленных поцелуев тётушек, бабушек, сестёр и племянниц. Родители находились рядом, по правую руку. Отец, в белом парадном мундире. Генеральские петлицы, орденские планки, на плече чёрный треугольник армейской разведки. Сухой и подтянутый, с гордо поднятой, седеющей головой, он обводил зал горящим взглядом, таких же, как у Александра, серых глаз, сверкающих из-под сдвинутых к переносице бровей. Рядом мама, в форме полковника мед службы и красным треугольником на плече. Беспрестанно склоняясь к плечу сына, она делала вид, что пытается разгладить несуществующую складку. На самом деле она пыталась спрятать от гостей иногда набегающую слезу радости. Слева обхватив Александра под левую руку, как неоспоримую собственность, стояла Сьюзен. На ней был такой же, как и у Александра, чёрный комбинезон, только с двумя золотыми лейтенантскими петлицами и голубым треугольником аналитического отдела на плече. Полное имя девушки звучало так – Сюзанна Ангелина Салливон и говорило о принадлежности к другому, не менее известному клану военных, постоянно соперничавшему в славе с кланом Экслиных. Салливоны прославили себя искусством политики, анализа и планирования. Потому обычным местом службы Салливонов являлись штабы и офисы Департамента. Экслины же всегда были на переднем крае и их вотчина – это части быстрого реагирования, десант, диверсионные подразделения, глубинная разведка и военная медицина. Александру Сьюзен не нравилась, но дело тут было вот в чём. Для продолжения блестяще начатой карьеры, Александру следовало поступить в Академию Департамента Вооружённых Сил. Право на поступление в Академию, офицер получал, только будучи в звании полковника. Но звание полковника присваивалось только военнослужащим, имеющим не менее трёх лет боевого опыта. В данный момент Департамент вёл боевые действия, за обладание недавно оккупированной планетой HD 40307g. Пригодная для жизни, она получила статус колонии. По уставу Департамента, службу в колонии могли проходить только женатые офицеры. На роль жены, сам Александр так никого и не выбрал, и нужно сказать, особенного рвения в этом не проявил. Потому выбор за него сделал клан. Убили сразу двух зайцев. Женитьба на Сьюзен: первое – обеспечивала Александру возможность службы в горячей точке и получение им необходимого боевого опыта, второе – давала начало союзу с кланом Салливон, члены которого имели выход в правительственные круги Земли и в Генштаб Департамента. Породнившись же с Экслиными, Салливоны надеялись приобрести ещё большее количество голосов на выборах, приобретя популярность в действующих частях, служащие которых считали всех штабных тыловыми крысами. Потому, соглашаясь на этот брак, Александр, как и полагалось военному, выполнял поставленную перед ним задачу, и никакой любовью тут не пахло. Но если Александр смотрел на этот брак сквозь пальцы, то для Сьюзен он имел очень большее значение. Рождённая в семье, занимающей в клане Салливон довольно скромное положение, выйдя замуж за Александра, она могла бы значительно повысить статус, как родителей, так и свой лично. Это был её шанс. Потому она вцепилась в Александра мёртвой хваткой и не собиралась уступать никому. Истинная Салливон, Сьюзен привыкла добиваться поставленной цели, использую для этого все средства, и брак с Александром она расценивала, ни много ни мало, как успех в жизни. А что такое успех для Салливона? – объяснять никому не нужно. Между тем зал постепенно заполнялся. Всё пространство пестрело военными. Пилотки, береты, полевые кепки. Чёрные и серые комбинезоны смешивались с белыми кителями и камуфлированными куртками. Сверкали орденские планки и треугольники родов войск. Молодые и старики. Мужчины и женщины. Молодёжь и дети. Всё это гудело, шутило, хохотало и жутко пахло надраенными до блеска пехотными ботинками. Солдафонские шутки перемежались с утончёнными комплиментами и запивались неимоверным количеством водки. Повсюду говорили только о нынешней военной компании на HD 40307g. Анализировались последние данные, делались прогнозы, давались профессиональные оценки тому или иному действию командования. Во всех неудачах винили, конечно же, тыловых крыс Салливонов, чьи ошибки и просчёты, допущенные во время планирования в штабах и уютных офисах, Экслиным приходилось исправлять на поле боя собственной кровью. Всюду сновали дроиды-официанты с подносами, уставленными икрой, соленьями и мясом всевозможного приготовления, и хрустальными рюмками, полными водки. В общем, в зале царила атмосфера сдержанного радушия. Но вот из коридора, ведущего в зал, послышался шум и громкие возгласы. Разговоры на миг стихли. Головы всех гостей одновременно повернулись в сторону входной двери. Через мгновение, от тяжёлого пинка, створки двери разлетелись в стороны, и всё содрогнулось от зычного рыка: – А, ну-ка, покажите мне этого засранца!! Под общие аплодисменты, хохот и шумные приветствия в зал ввалился дедушка Янош. Под два метра ростом, со здоровенными ручищами, короткими толстыми ногами и широким красным лицом он походил на орангутанга. В свои сто двадцать девять лет он всё ещё обладал силой и здоровьем быка, петлицами полковника и командным голосом, от которого дрожали даже стены. На секунду задержавшись у входа, он сверкнул серыми глазами и двинулся прямиком к Александру. Пожимая на ходу руки, своими ладонями-лопатами, дедушка Янош хлопал по мужским плечам и женским задам, ржал и опрокидывал в себя все попадающиеся на пути рюмки с водкой, ни разу при этом не закусив. На нём был черный комбинезон с жёлтым треугольником диверсанта на плече, чёрный берет и черные прыжковые ботинки, размером напоминавшие два БТР. За всё время службы в вооружённых силах, дедушка Янош не пропустил ни одной боевой операции, проводимой Землянами. Он остановился и, не доходя двух метров до Александра и Сьюзен, поднял ручищи вверх. – Послушай-ка внучок, а твои родители не забыли снять с тебя памперс? – Дед заржал и обернулся к залу, требуя поддержки. По залу покатился хохот. – У кого ты спёр этот комбинезон, сопляк? А-а, ты снова лазал в шкаф к отцу?! – Снова дедово ржание, хохот и отдельные выкрики типа «Давай Янош. Жми». – А это, что у тебя, а? – Дед тыкал толстым пальцем в майорскую петлицу. – Похоже на птичье дерьмо! Проклятые голуби! Никуда от них не скрыться. Или нет…. Погоди-ка! О-о! Да это же майорская петлица. Так это ты у нас майор, внучок?! – Дед шагнул вперёд, врезал Александра в плечо, от чего тот еле устоял на ногах. – Так держать, солдат! – Он сжал руку Александра. Послышался хруст суставов. Потом дед наклонился к самому его уху и, кивая в сторону Сьюзен, прошептал так, чтобы было слышно на весь зал.

Конец ознакомительного фрагмента.