Необъяснимое очарование нашей земли словно заколдовало всю толпу и принесло ей успокоение, так что матери, уставшие держать младенцев на руках, сели на землю, и владевшее людьми напряжение спало, и они распрямили плечи, и наслаждались красотой вечера, и вдыхали душистый, свежий воздух. И перед ними на высоком валуне стоял Иегуда - высокий, статный, весь в белом, и его длинные каштановые волосы развевались на ветру; он был их дитя и их отец, юноша и старец, и в нем причудливо смешались доброта и ярость, кротость и гордыня, смирение и неукротимость.

И он произнес слова, которые ныне запечатлены в истории:

– Наемное войско сирийцев двигается сейчас в Офраим, чтобы уничтожить нас; но, как бы нас ни было мало, мы выйдем против них и одолеем их.
– Он говорил на иврите, в котором можно найти лучшие слова для лучших мыслей.
– Мы переломаем им ребра и бедра, уничтожим их с корнем, ибо ведет их наместник всей Иудеи. Настанет час, когда мы сквитаемся с царем, и если он посылает к нам три тысячи живых людей, мы вернем ему три тысячи мертвецов: мера за меру.

Люди впивались в Иегуду глазами; никто даже не шевельнулся, казалось, никто не дышит.

– Чаша нашего терпения переполнена, - продолжал Иегуда, - воистину, она уже переливается через край. Почему они приходят в нашу землю и грабят нас? Разве мы не люди из плоти и крови, что не смеем рыдать, когда они убивают наших детей? Пусть они уходят прочь и больше не возвращаются, иначе наш гнев будет страшен.

Но в голосе Иегуды уже не было гнева, только простое, ненарочитое сожаление, и люди чуть слитно шептали:

– Аминь! Да будет так!

– Если у вас еще сохранился дом, - сказал Иегуда, - то возвращайтесь туда. Мне нужны лишь те, кому нечего терять, кроме своей неволи. Если у вас есть кувшин золота, берегите его и не идите к нам. Если ваши дети вам дороже, чем свобода, то уходите, и не будет на вас позора. И если вы обручены, то идите к своей нареченной, - мы же обручены со свободой. Но если среди вас найдется один, только один человек, готовый пойти на смерть за наше дело - да, на смерть, ибо то, что я ему готовлю, сулит смерть и только смерть, - если есть такой человек, то он найдет меня в моей палатке. Мне нужен только один человек, только один человек.

Он помолчал и оглядел толпу.

– Боевые отряды по двадцать человек будем составлять здесь, в Маре. Всем остальным - уйти в горы, в пещеры и рощи, спрятаться там и ждать.

Я пошел в нашу палатку; там было четверо мужчин: они молча ждали Иегуду. Эти четверо не только не боялись смерти, которая страшит всех людей, но готовы были приветствовать ее и горели ненавистью. Там был Левел, школьный учитель, который когда-то обучал меня складывать буквы в слова, который изо дня в день сопровождал толкование страниц Закона молниеносными движениями своей розги, безошибочно находившей и опускавшейся на пальцы тех учеников, которые отваживались дремать или перешептываться с соседом, - Левел, отец Деборы, заколотой наемником Ясоном, Левел, начинавший каждый свой урок одной и той же присказкой: "Чего требует Бог от человека, как не смирения и праведной жизни?". Левел, который был добр и нежен, словно ягненок.

Был там и Моше бен Аарон, отец единственной в мире женщины, которую любил и я, и Иегуда; и Адам бен Элиэзер, суровый и твердый южанин, у которого было чересчур много гордости; и еще рабби Рагеш, любознательный философ, для которого смерть была такой же увлекательной загадкой, как и жизнь.

– Мир вам!
– приветствовал я их.

– Мир и тебе!
– ответили они.

Но мысли во мне смешались, и на сердце у меня было тяжело, и я был не в силах больше вымолвить слово, пока не пришел Иегуда.

Все четверо были люди в годах, но Иегуда повел себя с ними так, будто они были в расцвете девственной юности: он поцеловал каждого из них и каждому сказал с глубоким почтением:

– Ты готов умереть, ибо я говорю, что смерть твоя нужна!

– Ты - Маккавей, - пожал плечами Адам бен Элиэзер.

– Рагеш, - сказал Иегуда, - ты, у которого нет ни ненависти, ни гордости, - почему ты хочешь умереть?

– Все умирают, - улыбнулся Рагеш.

– Но мне нужен только один человек. И ты мне не подходишь, Рагеш, потому что Аполлоний тебя знает, и разве он поверит, что рабби Регеш способен предать свой народ, и своего Бога, и свою страну? Мне нужен тот, кто сможет повести их прямо в ад, а за это они убьют человека, предавшего их. Мне нужен человек, который отправится к грекам и будет с ними торговаться.

А затем он станет их проводником и приведет их в то место, которого они достойны, - через Гершонский холм, в большое болото, куда ведет только одна тропа и откуда нет выхода. И ты тоже не подходишь, Адам бен Элиэзер, ибо разве ты сумеешь ступать вкрадчиво, опустив глаза, как изменник? Левел, Левел, неужели тебя я должен послать на смерть? Всему, что я знаю, научил меня ты, и чем я тебе отплачу ?

– Я пришел просить о милости, а не о жертве, Иегуда Маккавей, - сказал учитель просто.