Он заново перечитал отчёт. Зоркий рядовой заметил какое-то движение на крутом каменистом берегу и настоял, чтобы старший патруля включил фонари. Затем они стреляли по переполненной лодке, пока горел фонарь. В отчёте они наверняка преувеличили цифры убитых в лодке, желая похвастаться. Затем они попытались обнаружить на берегу координаторов этой переправки людей. И тут Бём заметил строчку в отчёте патрульного, который подбил Колбера, вынудив его тем самым покончить с собой. В краткой вспышке он видел вместе с погибшим двух человек и утверждал, что одним из них могла быть женщина.

Женщина? Это исключено. Женщины не воюют наравне с мужчинами. Радистка, студентка, писательница каких-нибудь слоганов на стене – это сколько угодно, но не может же Сопротивление опуститься настолько, чтобы вложить револьвер в женские руки! С другой стороны, он лично допрашивал несколько радисток в Париже, и некоторые из них демонстрировали неженское стремление воевать. Он начал пересматривать свою точку зрения. А что, если Белая Мышь – женщина? Согласились бы французы выполнять приказы женщины? Да, это необычно, но не невозможно. Легкость, с которой Белая Мышь пробирался или пробиралась через патрули, вокзалы, исчезала с мест встречи, испарялась, как дымка, на улице, кажется менее чудесной, если вспомнить, что его люди искали мужчину призывного возраста, а не женщину.

Он откинулся на спинку стула, соединил кончики пальцев и сидел с неподвижным взглядом до тех пор, пока не понял, что именно ему нужно.

– Капитан, зайдите, пожалуйста, – сказал он в телефонную трубку у себя на столе.

– Хайль Гитлер!

– Геллер, у нас есть документы по гражданскому населению Марселя. Я хочу, чтобы вы ещё раз проверили всех даже минимально подозрительных женщин. Особенно тех, кто часто бывает на чёрном рынке. Исключите всех, у кого есть дети младше десяти лет и кому больше пятидесяти. Мне нужен отчёт по каждой из них, в порядке убывания их благосостояния.

– Конечно, будет сделано. Могу ли я поинтересоваться, с какой целью? И почему вы хотите сконцентрироваться на богатых женщинах?

Разумные вопросы. Бём был только рад объяснить свою теорию и доволен, что у Геллера в глазах загорелся огонёк.

– Потому что, кем бы Мышь ни была, она работает очень уверенно и свободно. Раньше мы полагали, что это уверенность низшего сословия, не отягощённого образованием, а свобода – от знания каждой крысиной дыры в этом городе. Но что ещё даёт женщине уверенность и свободу, Геллер?

– Деньги, – не раздумывая долго, ответил он.

Бём кивнул.

– Жду документов, Геллер.

– Конечно, – ответил он, не двигаясь с места и только открывая и закрывая рот, как рыба.

– В чём дело?

– Я сейчас же принесу документы. Только я подумал… Господин майор, документы мадам Фиокка будут совершенно точно на самом верху этой пачки.

Бём нахмурился. Она показалась ему типичной французской домохозяйкой – до кончиков пальцев. Громкая, яркая, уверенная.

– Расскажите, что вы знаете о ней, прямо сейчас, – строго приказал он.

Геллер торопливо заговорил:

– Родилась в Австралии. Убежала из дома, работала журналисткой в Париже в газетном холдинге «Хёрст-Ньюспейперс». Имеет связи на чёрном рынке, снабжает своих друзей. Часто путешествует, раньше регулярно посещала заключённого в Мозаке, пока он не сбежал. – Бём сжал губы в тонкую линию. Геллер смотрел в одну точку над его головой и продолжал говорить: – Она попросила мужа прислать ей пятьдесят тысяч франков в гостиницу рядом с тюрьмой, где жила сама. После побега заключённого началось расследование на предмет, не были ли эти деньги использованы для взятки, но она заявила местной полиции, что ими она расплачивалась в баре, и предъявила почтовой службе Франции обвинения в грубом нарушении конфиденциальности. Они выдали ей официальное письмо с извинениями.

Бём обычно не был склонен к приступам ярости, но сейчас у него из ушей шёл пар.

– Где она?

– Мы приставили к ней автомобиль, господин майор, когда она вышла. Она поехала прямо домой.

Бём заскрипел зубами.

– Привезите её. Сейчас же.

Геллер отдал честь, вышел и закрыл за собой дверь. Бём быстро встал, опёрся руками о стол. Он должен был догадаться. Сначала она вела себя бесцеремонно, затем капризно, а перед мужем – совершенно по-женски. Но он тогда наблюдал за Анри, а не за ней.

Нэнси думала, что после ухода Филиппа будет плакать, но слёз не было. Она взяла стакан и прошла по пустому дому, по каждой его комнате, стараясь запечатлеть их в своей памяти. Гостиная с немногочисленной изящной мебелью и пачкой довоенных модных журналов на низеньком и очень модном кофейном столике. Она заказала его из Парижа. Анри подшучивал над ней и клал на него ноги, когда они, бывало, под утро возвращались домой из клуба.

Его кабинет был оформлен гораздо более консервативно. Его берлога. Стены в книгах и старый дубовый стол, за которым он сидел и вздыхал над её счетами от портных, а она мило улыбалась ему, сидя у камина в кресле из красной кожи.