— Когда ты отплываешь? — как бы между прочим спросила Женевьева, загребая воду рукой и безуспешно пытаясь поймать серебристую форель, вдруг сверкнувшую в воздухе и тут же плюхнувшуюся в воду.

Доминик взглянул на Женевьеву в упор. Он искал подходящего момента, чтобы подготовить ее к неминуемо приближавшемуся расставанию. Как ни гнал он от себя эту мысль, предстоящая разлука с Женевьевой его не радовала, и это делало признание еще более трудным.

— Во вторник, — сказал он, решив, что лучше не усложнять ситуацию и сказать сразу.

Во вторник! Как же ей до этого времени найти убедительный предлог для отъезда из дома? Хорошо, что Виктора не было в Трианоне, а Элиза заперта в Виллафранка с молодым мужем. Значит, обмануть надо лишь Элен.

— И как долго ты будешь отсутствовать? — голос ее звучал по-прежнему безразлично, она закрыла глаза от солнца и, расслабившись, откинулась на поперечной банке.

— Не могу сказать, — признался Доминик. — Два месяца, три. Это зависит от множества причин, от меня не зависящих.

"Придется снова сослаться на урсулинок, — решила Женевьева. Но на этот раз я надолго отправлюсь в монастырскую школу». Именно там она в основном и обучалась. Теперь, когда Элиза замужем, никто не станет отпускать по поводу ее тяги к знаниям иронических замечаний. Николас — в Новом Орлеане с Латуром, а Элен занята тем, что наносит традиционные летние визиты соседям. Склонность Женевьевы к академическим занятиям если и не встречала бурного одобрения, но и не пресекалась, так что девушка вполне могла сказать, что, спасаясь от скуки и зноя, хочет провести в школе неопределенное время. Всем было хорошо известно, что мать Тереза охотно примет Женевьеву, когда бы та ни пожелала и на любой срок.

— По крайней мере в море ты избавишься от этой нестерпимой жары, — сказала она, тщательно изображая сожаление. — А я здесь расплавлюсь и умру от тоски.

В ее голосе нельзя было различить и намека на протест, даже завидовала она как-то смиренно. Доминик поднял весла на борт, пустив шлюпку в дрейф, взял Женевьеву за руки и притянул к себе.

— Я буду скучать по тебе, фея!

Стоя на коленях, она подняла голову и улыбнулась — Давай не будем говорить о грустном. У нас есть еще несколько дней.

"Удивительно, как Женевьева повзрослела», — подумал Доминик, склоняясь и, словно пчела, высасывающая нектар из цветка, проникая языком в соцветие ее сладких губ. Он ощущал мягкость ее груди, прижатой к его коленям, и чувствовал обещание, таившееся в ее расслабленном разгоряченном на солнце теле. «Где-то живет удачливый креольский джентльмен, еще не подозревающий о том, какое счастье его ожидает», — с грустью подумал капер Делакруа.

Боцман обернулся на призывный свист. Невзрачный парень в бриджах, явно великоватых ему и удерживаемых лишь широким ремнем, и куртке, висевшей балахоном, нетерпеливо подпрыгивал, стараясь держаться в тени одной из низких мастерских на верфи Латура.

— Месье, могу я наняться на ваш корабль? — опасливо оглядываясь, прошептал мальчишка. — Я всю жизнь провел возле кораблей.

— А чего ты боишься, малец? — боцман осмотрел двор, но не увидел ничего такого, чем можно было бы объяснить страх парня.

— Если отец услышит, то запрет меня. Он не хочет, чтобы я стал матросом, но мне очень нужно, месье. — На чумазом лице мальчишки светились огромные умоляющие золотистые глазищи. — Я хочу в море… всегда хотел, но отец считает, что я должен зарабатывать себе на жизнь здесь. Пожалуйста, месье, возьмите меня.

Боцман задумался. Он хорошо знал, что такое зов моря, его испытывает каждый хороший матрос, и все хорошие матросы попадают на корабль в возрасте этого парнишки, оставляя семью и землю ради свободы и риска, которые дарят ветра и волны. Если этот мальчишка действительно болен морем, стоит его натаскать — и он будет много лет служить верой и правдой, станет отличным моряком.

— Ладно, приходи на пристань вместе с остальными во вторник вечером, — сказал боцман. — Сядешь на шлюп, который доставит вас всех на «Танцовщицу». И прихвати вещи.

— Вы не пожалеете, что взяли меня, месье. — Желтые глаза парнишки радостно засияли.

— Главное, чтобы ты не пожалел, — коротко кивнув, ответил боцман. — На корабле Делакруа нет места легкомыслию и неповиновению. Но если ты окажешься сообразительным, будешь делать, что велят, и быстро поворачиваться, тогда все в порядке.

Н боцман, насвистывая, зашагал прочь, а Женевьева (тот самый мальчишка) прокралась в тени деревьев к зарослям кустарника, сняла там чужую одежду и переоделась в свое платье, после чего с невинным видом вернулась домой.

Элен в платье из набивной тафты удобно расположилась в гамаке, подвешенном на изящной террасе со стаканом лимонада в руке и книгой, покоящейся на коленях. В книгу мачеха, однако, не смотрела, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль. Она скучала по Элизе. Как бы ни любила она Женевьеву, та не могла заменить свою старшую сестру, с которой у Элен было столько общих интересов, касающихся домашних дел и светской жизни. Женевьеве было почти безразлично что надеть, она отлынивала от визитов и совершенно не интересовалась сплетнями. Если бы не обязанность мачехи присматривать за Женевьевой в Трианоне, Элен могла бы еще погостить у Элизы в Виллафранка. И Виктор не возражал бы, поскольку дела требовали сейчас его присутствия в Новом Орлеане.