– Эй, подожди! – и еще: – Эй, скажи хоть, как тебя зовут?!

Ага, как же. Сам не представился, вот пускай и не спрашивает даже. Про попранный этикет и правила приличия с нашим таким уличным знакомством вообще молчу. Да я совсем молчу, лишь усиленно работаю ногами и головой, пытаясь определить, куда бы скрыться от этого назойливого, продолжающего преследовать меня по пятам мужчины. А тут еще и сводный братик нарисовался, преградив дорогу.

– Куда спешишь, а? – выдал он своим кривым ртом.

А когда Рафф схватил меня за плечи и втиснул в какую-то подворною, то в голове моей промелькнула лишь одна мысль: «Хорошо хоть, не обратился по имени». Ведь остальные чувства просто кричали об опасности!

– Мм-м, – промычала я сквозь ладонь, которой он мне рот закрыл.

А этот крысёныш лишь притиснул меня к стене и засопел на ухо:

– Ну что, Милка, долго будешь от меня бегать? Вот возьму, обрюхатю, и будешь потом на коленях стоять, умолять меня имя дать твоему ребенку, не то что тебе, падшей женщине.

Вообще-то, меня зовут Эмилия! И как он сказал? Падшая?!

– Ч-т… м-м-м, – вновь промычала я. От омерзения чуть пальцы его соленые не укусила, если бы не металлический холод, который ощутила у горла из-за приставленного оружия.

А тошнотворный, хриплый голос сводного брата, словно какого-то бывалого преступника, вновь полоснул по ушам:

– Будешь кричать или сопротивляться, изуродую так, что ни один приличный мужик замуж не возьмет!

И именно в этот самый момент за нашими спинами раздалось еле слышное бряцанье, а из тени показалась рука с широким, толщиной с кулак, кинжалом, который кто-то приставил к горлу этого подонка выше кадыка.

– Медленно и аккуратно ты сейчас убираешь свою пилочку, – столь же вкрадчивый, сколь и стальной голос прозвучал зловеще из темноты. – И я, может быть, передумаю уродовать тебя так, что ни одну женщину ты больше обрюхатить не сможешь. Причем исключительно аккуратным надрезом, не требующим шва.

Оказалось, незнакомец приставил лезвие второго клинка куда-то к штанам Раффаэля, ведь в следующий миг те упали на пол с характерным звоном пряжки и мелочи в карманах о землю. А мой сводный брат, покрывшись испариной, жаль не только лба, отнял от меня сразу обе руки и трусливо приподнял их вверх.

– Вот и хорошо, – прокомментировал незнакомец в темноте, – иначе мне бы не хотелось марать свою сталь о такое ничтожество, как ты.

В следующий миг я вообще перестала видеть, что происходит. Раффа словно дернули за шиворот в темень кромешную, и оттуда лишь послышались: хруст, удары, всхлипы. На секунду я даже искренне испугалась за этого гада. Как бы не стать невольным свидетелем убийства, ведь через мгновение все стихло. Подозрительно так.

Но нет, копошение в темноте прекратилось ненадолго, следом на островок света выкинули моего слегка помятого брата, благо не родного и не очень любимого. Со стоном он ухнул в ближайшую лужу. А после этого прозвучало напутствующее:

– Пшел вон! Считаю до трех… Один…

 Никогда в жизни не видела таких скоростей у обычно медлительного мерзавца Раффаэля Рафкуда, приехавшего вместе со своей матушкой, моей мачехой издалека.

Отец, спустя более чем пятнадцати лет вдовства, уезжая за материалами для артефактов, все-таки привез с собой новую жену. С чем мне пришлось сокрушенно смириться и стараться не попадаться на глаза ни новой леди Шеннод, ни её гнусному сынку.

– Э-эй, – позвал меня всё тот же незнакомец, который за время моей задумчивости успел встать почти вплотную. – Неужели он тебя настолько напугал, что ты не можешь выжать из себя и слова благодарности?

 А я только сейчас осознала, какими проблемами эта стычка обернется для меня по возвращению. Ведь Рафф придет домой и расскажет обо всем леди Шеннод! А она… Она как-то раз в запале обещала сжечь мой сад…

– Что же вы наделали, – только и вырвалось у меня сокрушенно. Но после того, как опомнилась, решила еще и осадить этого мужлана, хоть и спасшего мою честь. Ведь на «жизнь», думаю, брат вряд ли бы рискнул покуситься. Правда, после случившегося, какая бы жизнь вообще мне была бы уготована?

Но вместо отповеди вздохнула повторно и уронила лицо в свои ладони. Плакать я разучилась давно, спустя столько лет после ухода мамы. Да и потом как-то не было случая. Папа меня очень сильно любил, восполняя нехватку материнской заботы сторицей. И несмотря на это, сейчас чувства мои чуть не выплеснулись через край. Папа исчез, а вместе с ним и часть меня, моего маленького уютного мира, который грозился рухнуть в бездну и разбиться в дребезги.

А незнакомец словно этого и добивался. Он меня стиснул в своих жестких объятьях, позволяя ребрами почувствовать всю прелесть встречи с металлической кирасой, а плечами – ощутить шипастые щитки.