— Почему это? Меня не возьмут в юнги? — Спросил парень.

— Хех! Посмотри вокруг, Форст, что ты видишь?

— Каюту, корабль, порт…

— Элизабет. — Перебил его Корвус. — Элизабет! Она ещё до тебя наделала столько шуму, что её капитану придётся разгребать это всю оставшуюся жизнь. Взгляни на пристань, парень. Там уже все глаза пообломали, таращась на Элизабет, преспокойно зашвартовавшийся пират, наводивший ужас на всех корабелов только своим именем. Тебе теперь не будет покоя, даже если ты избавишься от корабля, уже сегодня ночью жди гостей «с приветом».

— Поэтому я и хотел продать корабли…

— Ты их не продашь, Форст. С неизвестным человеком не будет работать ни один уважающий себя купец, а те, что будут, никогда не назовут достойную этой малышки цену. — Осадил его лейтенант. — Хотя, какая цена может быть у легенды? За деньги такое не приобретают…

— Обмен?

— На жизнь прежнего владельца. — Пригубил вояка. — Лишь так ЕЁ душа освобождает капитана от исполнения обязанностей. Наверняка, те рабы, которых вы отпустили уже либо в кандалах, либо в застенках дают информацию пренеприятнейшим людям. И они скоро узнают, что в порту, как и в городе, вы ни разу не были, а значит и знакомых лиц, готовых вам помочь нет.

— Что? Почему их должны схватить? — Не понял Форст. — И ты, так спокойно говоришь о пытках…

— Пытки — это неотъемлемая часть работы стражи. — Снова перебил его Корвус. — Схватят их потому, что на них был рабский ошейник, след его виден тому, кто хочет увидеть. А значит, их можно заковать снова, по праву сильного. Вас, ведь, тоже так схватили. — Он указал на шею, где кожа, будучи под ошейником не приобрела загар пустыни. — Я подберу тебе что-нибудь из одежды, чтобы не «светить» своё прошлое, до этого момента тебе лучше с корабля не сходить, с рабом, пусть и бывшим, никто не будет церемониться, тебя просто убьют.

— Или я их. — Со злобой произнёс Форст.

— Тебе не одолеть портовой стражи, по тревоги поднимется и городская. Кроме них, в поместьях, есть ещё и личные гвардии дворян, по крайней мере, несколько отрядов. Ну и, конечно, они укомплектованы магами, так что разнести половину города тебе вряд ли удастся. — Допил он бокал и принялся наливать новый. — Я ничуть не хочу принизить твою смелость и бойцовские качества, я даю расклад таким, каким он есть на самом деле. И не забывай, это столица. Личная гвардия Императора спит и видит, как бы провести масштабные учения. А Тайная Полиция и вовсе не спит.

— При чём тут стража? Не будут же они нападать первыми на торговца? А с ворьём и пиратами я, уж, как-нибудь смогу разобраться. — Нахмурился северянин.

— «Честных людей, да по горлу! Доколе?!» — Так будут кричать уцелевшие в нападении «честные» воры, на что придётся идти разбираться страже, в этот момент и подключатся именитые господа со своими отрядами. Естественно не от своего имени. Обычная провокация на дуэль, естественно, со «случайным» — выделил он голосом это слово — смертельным исходом, и снова придётся страже ловить обидчика. Если ты дашься без боя — то пока будет разбирательство, корабль захватят и уведут в море, если не дашься — им же лучше, тебя будет ловить весь город.

— Ты так спокойно рассуждаешь обо всех этих безчинствах… Скажи, стража действительно знает обо всех преступлениях в городах и портах и прикрывает жульё, или же занимается делом, сажая их? — Больно уколол он собеседника.

— Форст. — Посерьёзнел лейтенант. — Ты затронул очень плохую тему для разговора, но я буду откровенен. — Сделав глоток северного утурского он продолжил. — Стража знает многое, всё то, что должна знать городская, а равно и портовая, и даже чуточку больше. Обычно, когда она суёт нос не в свои дела, важные люди дают об этом знать сначала намёками, потом уже открыто, но почти всегда схваченные бандиты дают информации больше, чем от них требуется. От сюда и появляется эта чуточка. Сведения стекаются ото всюду. Слухами земля полнится — как говориться, а среди стражников застольные беседы — частое явление. Вино стражники пьют не из-за его приятного вкуса, хотя не без этого, вином мы глушим свою совесть. Ведь, как ты уже сказал, мы знаем о многих преступлениях, но наказываем мало, в основном тех, кого поймали за руку. Кроме того, вынуждены подчинятся приказам свыше, а они как ты можешь понимать, не всегда добродушные и благодетельные. У многих высших военных и гражданских чинов есть своё дело, а подчас и не одно. Используя власть, они тайком защищают его, хорошо, если это цветочная лавка, но чаще контрабанда и откровенный криминал. Ты должен понимать, что, используя своё положение, такие люди, тьфу! а не люди, — сплюнул Корвус, — преспокойно уходят от ареста. А под час сажают в застенки тех, кто начал рыскать в их направлении и собирать информацию, либо собственных конкурентов. Если бы бургомистр подписал приказ о поимке ВСЕХ преступников в городе, то первым делом его бы и посадили. — Усмехнулся лейтенант. — А после всей беготни за каждым в городе, стража начала бы ловить друг друга, ведь, меня тоже можно сейчас посадить за укрывательство тебя, например. Это считается преступлением, как ты должен понимать. А значит, что последний оставшийся стражник должен будет запереть сам себя в камере и выкинуть ключ, за каждым из нас стоит цепочка преступлений, приведших его жизнь в то, что он имеет.

— И даже за детьми?

— Ты воровал пирожки у матери с кухни, пока она их пекла? Ведь, пока она их тебе сама не дала, они считаются её, а не твоими, будь ты хоть трижды родственником. А соседские яблоки? Или подстреленный заяц в баронском лесу? Да обычная картоха, стянутая с прилавка голодающим сиротой уже заслуживает кары. Возможно, ты ещё слишком молод, чтобы это понять.

— Да. Я действительно не понимаю этого. К чёрту такие законы, которые выносят приговор голодным детям. — Форст гневно сплюнул.

— Вот и я говорю: к чёрту! — Воскликнул он и осушил бокал. — Именно поэтому я говорю с тобой здесь, а не в казематах. Сиди тут, я пришлю посыльного с одеждой. — С этими словами он вышел из каюты, оставив Форста наедине со своими мыслями.

В словах лейтенанта было что-то, что заставляло ему верить, но смириться с горькой правдой для северянина, не знавшего городских интриг, подлости, коварства и предательств, не легко. Для него всё это выглядело нелепо, и как-то неправильно… Дед множество раз при жизни объяснял, как вести себя в обществе, будь то баронский приём или портовая забегаловка. Чего ждать от людей, на что они способны. Выросший на отшибе, он мог неделями не видеть ни одной души, и, казалось бы, обречён пасть жертвой первого пройдохи, но всё обстояло иначе. Те редкие дни, когда они с дедом ездили за покупками в город, Форст практиковался. Ему уже тогда казалось такое место странным. Все куда-то спешат, бегут, ругаются и шумят, толкают друг друга и на калеку, просящего милостыню никто и внимания не обратит, он обратил. За что и поплатился.