Я был рад встрече. Мы разговорились, вспомнили молодость. Потом я пригласил Шамшурова позавтракать. Мы прошли в столовую Военного совета. Но тут сообщили о прибытии представителей ВВС Балтийского флота, которые хотели договориться о совместных действиях по прикрытию Ладожского озера.

Пришлось расстаться с капитаном Шамшуровым. Больше мне его встретить не довелось: на другой день он был убит...

Едва я закончил разговор с авиаторами, как позвонили из штаба фронта и сообщили приятную новость. Оказалось, что мое ходатайство удовлетворено и командиру 310-й стрелковой дивизии Замировскому присвоено воинское звание "генерал-майор". Я поспешил обрадовать старого сослуживца, с которым всего несколько дней назад пришлось говорить так круто и который все-таки с честью справился с трудной задачей.

Замировского на КП дивизии не было. Я сообщил новость начальнику штаба и сказал, что завтра приеду, чтобы лично поздравить генерала.

Утром следующего дня поехал в 310-ю дивизию, захватив с собой петлицы со звездочками и нарукавные генеральские нашивки для Замировского. Встретил меня начальник штаба.

– Рад командир дивизии новому званию?
– спросил я.

– Еще как!
– усмехнулся начальник штаба.
– Вначале не поверил: брось, говорит, шутить. А потом на радостях так стукнул меня, что я едва на ногах устоял. Вы же знаете его привычку хлопать собеседника в грудь.

Да, эту привычку Замировского я знал. Он был человеком плотным, крепким и, несмотря на полноту, очень подвижным. Рука у него была тяжелая, так что я искренне посочувствовал начальнику штаба.

В течение нескольких дней мы вели разведку, но района сосредоточения войск противника обнаружить не удалось, хотя было ясно, что он производит какую-то перегруппировку. Оценивая обстановку, тщательно сопоставляя отрывочные и далеко не всегда точные данные разведки, я постепенно начал думать, что противник скорее всего может нанести новый удар западнее Волхова на войбокальском направлении. Полной уверенности в этом у меня не было, и все же решил значительную часть войск армии сосредоточить там.

Ослабляя оборону непосредственно перед Волховом, я шел на известный риск, но считал его оправданным. В том, что прямо на Волхов гитлеровцы наступать больше не станут, мы почти не сомневались.

Оставив под Волховом своего заместителя генерал-майора Микульского, поздно вечером 16 ноября я выехал в деревню Горка, где располагался командный пункт армии.

Было уже совсем темно, а ехать пришлось по лесной дороге. Машина прыгала по корневищам, так что шофер с трудом удерживал руль.

– Включи фары, - сказал я водителю, - а то еще врежемся в какой-нибудь пень.

Лучи фар вырвали из темноты небольшой участок разбитой дороги и свисавшие над ней широкие заснеженные лапы елей. Машина пошла быстрее. Но вот лес кончился. Где-то неподалеку должен находиться совхоз "Красный Октябрь".

Неожиданно на дороге появился высокий, уже немолодой солдат с винтовкой. Он шагнул из темноты прямо в свет фар и решительно поднял руку.

– А ну, туши свет!

Шофер выключил фары. Стало так темно, что я не мог разглядеть не только дорогу, но даже стоящего рядом солдата, до которого легко мог дотянуться рукой.

В общем-то солдат был прав, но я знал, что до переднего края не меньше 2-2,5 километра, торопился на КП и поэтому сказал:

– Ты верно рассуждаешь, и совет твой хороший, но сам посуди: как же я поеду в такой кромешной тьме? Тут и разбиться недолго.

Солдат не видел, с кем разговаривает, и вообще был не очень стеснительным. Он потоптался, подумал, попросил закурить и уже довольно миролюбиво сказал:

– Вот что, дорогой товарищ, ты здесь свет потуши, а проедешь подальше, там - как хочешь, шут с тобой.

– Поехали, - приказал я шоферу...

На командном пункте я пригласил к себе начальника штаба армии генерал-майора А. В. Сухомлина и члена Военного совета бригадного комиссара В. А. Сычева.

Второго члена Военного совета - секретаря Ленинградского обкома партии Бумагина - в тот день на КП не было. Он вообще появлялся в штабе лишь на короткое время, так как занимался в основном организацией партизанского движения в тылу противника.

В отличие от Бумагина бригадный комиссар Сычев был кадровым политработником. Он родился на Урале, в семье горнового Саткинского металлургического завода. Василий Андреевич и сам работал на этом заводе, пока в 1922 году не ушел в армию добровольцем. Во время боев на Халхин-Голе он был комиссаром 9-й мотомеханизированной бригады. Я тогда встречался с ним, но близко знаком не был. Только теперь, работая вместе, я смог высоко оценить этого опытного, грамотного в военном отношении политработника.

Генерал-майор А. В. Сухомлин до войны был начальником кафедры оперативного искусства в Академии Генерального штаба. Теоретические вопросы он знал досконально. Сухомлин по праву мог считать меня своим учеником, но, несмотря на это, мое назначение командующим армией воспринял как должное, и мы с ним быстро сработались.

– Давайте, товарищи, посоветуемся, как поступить в создавшемся положении, - обратился я к Сухомлину и Сычеву.
– С резервами у нас туго, а противник вот-вот начнет новое наступление. И самое неприятное состоит в том, что мы пока почти ничего не знаем о его намерениях.