Шрифт:
В уши ударил звук – чавканье и шипение.
– Гряду-щ-ще-е-е! Приш-ш-шло-о!
– Если бы я умер в 1796-м, Огюст... Если бы вас убили вчера – мы оба умерли бы счастливыми. Правда?
– Приш-ш-шоединяйша-а-а, Ш-ш-шевалье-е!..
– Жить ради Грядущего... Что может быть прекраснее?
В голосе Адольфа фон Книгге не крылось насмешки.
Только печаль.
2
Ночью прошел слабый дождь.
Подошвы скользили по мокрой траве. Приходилось следить за каждым шагом, чтобы не плюхнуться носом в грязь. «Славный денек для поножовщины!» – мрачно усмехнулся Огюст Шевалье. Старые башмаки, в которых он ушел из дома, сослужили хорошую службу. Пусть дураки смеются: мол, трущобный франт... Зато толстая, шершавая кожа подметок и каблуки, подбитые ребристыми подковками, послужат в драке куда лучше изящных туфель с пряжками.
Нам достатком не хвалиться...
Последние шесть франков он потратил на фиакр. Кучер заломил двойную цену, упирая на раннее время и дороговизну овса. Одалживаться у баронессы решительно не хотелось. Ладно, наскреб по карманам, рассчитался. Деньги – прах, с голоду не помрем.
Главное, ноги свежие.
«Ноги должны быть свежими, малыш, – учил дедушка Пако, сосед семейства Шевалье в Ниме. – О, ноги! Если мужчина считает себя navajero, он дерется с ловкостью мавра, отвагой тореадора и грацией танцора фламенко! Ну-ка, пойдем на задний двор...»
Дедушка Пако, для своих – Пако Хитано, был из андалузских цыган. Сбежав из Испании, где по нему плакала виселица, он осел в Ниме еще до рождения Огюста – и открыл оружейную мастерскую. Навахи Хитано славились далеко за пределами города. От клиентов отбою не было. Складной нож, на стали которого скалилась волчья морда – клеймо дедушки Пако, – ценился вдвое против любого другого.
В мире не нашлось бы такой навахи, которую старик не сумел бы изготовить. Гигант-навахон, в раскрытом виде подобный рапире. Салва Вирго – крошечный Страж Чести, скрытый за подвязкой женского чулка. Севильяна с лезвием в виде «бычьего языка». Serpent, Arlequin, de muestra; с двумя клинками, с тяжелым шариком на конце рукояти...
«Ножевой бой, малыш, – грязный бой. Честь мужчины – смерть врага. Остальное придумали умники и герои. Первые – трусы, вторые – дураки. Плюнь врагу в лицо. Брось в глаза горсть табака. Табак с перцем? – еще лучше. Оскорби гордеца, испугай малодушного. И шевели, шевели свой нож! Пусть они видят клинок, а не тебя, ядовитого el nino navajero...»
– Доброе утро, господа!
Его ждали. Хмурый, злой, как сатана, Пеше д’Эрбен– виль расхаживал у кромки воды, завернувшись в плащ. Ответить на приветствие он и не подумал. На лице бретера читалось острое желание покончить с дуэлью самым быстрым образом. Зато секунданты получали очевидное удовольствие. Не каждый день судьба расщедривается на такой подарок – участие в оригинальнейшем поединке!
Будет, о чем рассказать друзьям...
Газетчик Бошан строчил в блокноте, готовя заметку сразу для двух рупоров общественного мнения – лояльной «Le Moniteur» и оппозиционной «Le Courrier francais». Лицо толстяка раскраснелось, взор пылал огнем вдохновения. Казалось, он сочиняет любовное послание в стихах, а не репортаж.
«Ну конечно! – с сарказмом подумал Шевалье. – Суммарный тираж в шесть тысяч куда лучше любой из половинок этой цифры! И гонорар – сообразно. Всю жизнь мечтал попасть в поле зрения прессы...»
– Рад видеть вас в добром здравии! – с преувеличенным радушием поклонился Люсьен Дебрэ, секундант д’Эрбенвиля. Он явно смущался грубым поведением бретера и, как дипломат, желал смягчить ситуацию. – Господа, прежде чем начать дуэль, я хочу предложить вам...
– Исключено, – буркнул д’Эрбенвиль.
Сбросив плащ и оставшись в одной рубашке, он стал тщательно обматывать плащом левую руку. Чувствовалось, что за выбором подходящего «щита» Пеше провел не меньше половины ночи. Складки получались красивые, в римском стиле.
– Что – исключено? Я еще ничего не предложил...
Дебрэ растерялся. Молодой чиновник, в конце карьеры видящий себя министром, он готовился к выступлениям заранее. И терпеть не мог, когда его перебивали.
– Вы хотели предложить нам помириться, – разъяснил Шевалье, приседая, чтобы согреться. – Мой противник отказался. Полагаю, он – ясновидец, и предугадал содержание вашей речи. Тысяча чертей! Мне никогда не случалось драться с ясновидцем. Полагаю, это увлекательно...
Д’Эрбенвиль побагровел:
– Чтобы предвидеть вашу смерть, не надо ходить к гадалке!
Шевалье оставил его реплику без внимания. «Оскорби гордеца...» Да, дедушка Пако. Ножевой бой – грязный бой. Даже если он называется дуэлью. Пусть один из секундантов носит монокль в черепаховой оправе, а второй скрипит карандашиком, сочиняя бойкие статейки – от этого грязь не станет чище.
– Я захватил пистолеты, – Бошан на миг оторвался от блокнота. – На всякий случай. Господа, право, это глупость! Неужели вы станете резать друг друга, словно пьяные матросы в кабачке? Обменяйтесь благородными выстрелами, и отправимся пить вино!