Когда остановилась и обернулась, машины еще крутились, будто в страшном и величественном танце.

Подбежала мать девочки, забрала ребенка, то ли смеясь, то ли плача, расцеловала сначала дочь, потом Ксюшу, а та постеснялась сказать, что ей неприятно, когда ее трогают посторонние люди.

Ей было слегка стыдно за то, что она так спокойна, что сердце не колотится, и коленки не подгибаются, и руки не трясутся, как у девочкиной мамы. Правильно бабушка говорит, что она холодная и неженственная, нормальные люди при таких ситуациях в обморок падают, а ей хоть бы что.

На колготках и подоле школьной формы налипло множество сухих репейников, но Ксюша не стала отряхиваться, все равно сейчас топать обратно к дорожке через заросшую сорной травой целину.

К сожалению, в школьном учебно-производственном комбинате она училась на младшую медсестру. Ей хотелось быть секретарем-машинисткой, но на эту специальность выделили всего два места, и Ксюша, естественно, ни на одно из этих мест не попала. Пришлось выбирать между слесарем-сборщиком и медсестрой. Последний вариант показался Ксюше поинтеллигентнее, но она, как всегда, ошиблась. Те, кто выбрали слесаря, весело проводили время на заводе, катались там в лифтах и на цеховых кранах, а несчастные медики мыли полы в больницах. Но все-таки за прошлый год было у них штук пять лекций по первой помощи, и преподаватель говорил, что медработник не имеет права уклоняться от своего долга, вот Ксюша и побрела обратно к месту аварии.

Было не страшно, но стыдно, что она суется ко взрослым людям, и Ксюша хотела уже убежать, но в последний момент заставила себя подойти к суетящимся вокруг мужикам и признаться, что она учится на медсестру и готова помочь пострадавшим.

Усатый дядька посмотрел так строго, что Ксюша решила: сейчас он пошлет ее кое-куда подальше, но дядька неожиданно сказал:

– Иди сюда, дочка.

И улыбнулся так, что смущение ее прошло.

– Кто вызывает «Скорую помощь»? – спросила Ксюша строго, вспомнив лекцию, на которой преподаватель говорил, что в острых ситуациях при скоплении народа каждый думает, что это сделал кто-то другой, поэтому прежде всего надо послать кого-то к телефону, а потом уже все остальное.

Мужчина в костюме сказал, что позвонит ноль три из первого же автомата, сел в красные «Жигули» и уехал, с трудом пролавировав между пострадавшими машинами. Один автомобиль вылетел на обочину, а второй, как говорят водители, «поцеловался» с автобусом, из которого выходили пассажиры, кто спокойно, кто плача, а кто возмущаясь.

– Этому ты уже ничем не поможешь, – сказал усач.

– Я посмотрю.

– Не надо тебе смотреть на такое, дочка, уж поверь. Второй вроде еще дышит. Смотри его.

С этими словами дядька развернул Ксюшу ко второй машине.

– Будь осторожна, – сказал он и взял огнетушитель на изготовку.

Ксюша заглянула в салон «Волги». У мужчины за рулем был совершенно мертвый вид. Сквозь разбитое стекло в боковой дверце Ксюша просунула руку и пощупала пульс на сонной артерии. Он был слабый, но бился.

Дверь со стороны водителя заклинило, а пассажирская открылась. Ксюша заглянула внутрь. На левом бедре пострадавшего быстро расплывалось кровавое пятно. Она положила сверху перевязочный пакет из аптечки, но он очень быстро пропитался кровью, которая на ощупь оказалась густая, горячая, липкая, и останавливаться не собиралась. Тогда Ксюша сняла школьный фартук, свернула его в валик и крепко прижала к кровоточащему месту. Вроде кровь стала идти медленнее, а больше Ксюша не знала, чем помочь. Наложить жгут и затянуть его так, чтобы перекрыть артерию, – у нее силы не хватит. Но главное – запрещается перемещать пострадавшего до осмотра врача, а то можно ему сильно навредить.

Из той же аптечки она взяла нашатырный спирт, открыла и поднесла к лицу пострадавшего, но только расчихалась сама, а мужчина никак не отреагировал.

Ксюша приказала себе испугаться, что он умрет у нее на руках, но снова ничего не вышло. Полное спокойствие, характерное для бездушной сволочи, и больше никаких чувств. Обидно.

Усатый нервно расхаживал возле машины с огнетушителем, и Ксюша сообразила, что он боится пожара, и даже тогда ей не стало страшно. Дверь открыта, она успеет выскочить, да и дядька страхует. Вроде бы надо разговаривать с умирающими, как-то их приободрять, Ксюша нахмурилась, но не смогла придумать ничего такого, что доставило бы радость этому полумертвому незнакомцу или побудило его выжить.

Только долг есть долг, и Ксюша выдавила из себя: «Ну, вы это, держитесь, пожалуйста…»

Наконец, прибыла «Скорая», и Ксюша передала пострадавшего бригаде. Фельдшер с длинными волосами и бородой оказался поразительно похож на Иисуса Христа с бабушкиной иконы.

Медики быстро погрузили мужчину на носилки, широким бинтом примотали к его ране Ксюшин фартук и уехали, завывая сиреной.

Ксюша собралась уходить с места происшествия, но тут ее перехватила милиция. Сначала похвалили за активную помощь, потом отругали, что не носит с собой ученического билета, которого, к слову сказать, у Ксюши вовсе не было, а потом снова похвалили и подкинули на своей машине до дома, весело запугав: «А то ты пойдешь, как жертва изнасилования, без фартука и вся в кровище».

Милиционеры были симпатичные молодые парни с открытыми лицами, совсем не похожие на тех зловещих упырей, образы которых, не жалея красок, рисовали школьные гопники. Никто вроде бы не собирался отбивать Ксюше почки, а совсем наоборот, тот, что постарше, заметив, что руки у нее все в крови, притормозил у ближайшей аптеки и заставил свирепую старушку-провизоршу пустить Ксюшу умыться.

Оттирая с рук засохшую кровь, она немного помечтала, как милиционер влюбится в нее, но парни только сказали, что она боевая девчонка, и пусть обязательно приходит к ним на службу.