Слова текли спокойно, мягко, миролюбиво. Старый, много повидавший человек говорил о своем друге, об ушедшей молодости…

– Надеюсь, вы найдете пару теплых фраз и об Эваристе Галуа, – резкий голос инженера развеял нестойкие чары. – И о прочих несчастных, кому посчастливилось свести с вами дружбу. Господин фон Книгге! Кто предупрежден, тот вооружен. У Франции много врагов. По этой причине я согласился работать на правительство Луи-Филиппа. Вам же я сразу говорю: нет! Что бы вы ни предложили – нет!

Сказанное упало в пустоту. Эминент даже не подал виду, что слышит. Взгляд его был прикован к маленькой гравюре, укрепленной в металлической рамке. Резец художника обозначил две армии в разгар боя. Мертвые люди, мертвые кони, пушечный дым; мягкие силуэты аэростатов на заднем плане.

– Флерюс, – набалдашником трости Эминент указал на гравюру. – Июнь 1794-го, великая победа, целиком обязанная гению вашего отца. Тогда впервые были испытаны боевые шарльеры. Через год начали формироваться «баллонные» части французской армии. Ваш отец курировал ряд таких проектов. В Бресте строился гигантский бронированный пироскаф; Лебон наконец решился обратиться к военным… Не так легко было это все остановить. Удалось! Робеспьер лишился головы, а голова Бонапарта оказалась неспособна вместить такое. И слава богу… Вам знаком термин «гонка вооружений»?

Кажется, Карно удивился – впервые за весь разговор. Пальцы отбили барабанную дробь, плотно сжатые губы искривила усмешка.

– Представьте себе, знаком. Это морская шутка, барон. Каждому флоту хочется, чтобы его корабли были самыми быстроходными. Прямой военной необходимости в этом нет, зато приятно. Когда вероятный противник закладывает очередную серию скоростных фрегатов, в морском министерстве сразу же начинают поминать «гонку».

– Шутка? – лицо барона напряглось. – Неужели вы не понимаете, что нынешний уровень науки и техники позволяет мгновенно создавать аналог любому военному изобретению? Уровень напряженности возрастает – как и число потенциальных жертв, – а страна становится все менее защищенной. Проект вашего отца по созданию бронированного пироскафа был вовремя ликвидирован, но успел наделать бед. Англичане тут же начали строить свой «Warrior». Скоро море превратится в ад. Впрочем, как и небеса, земля и мировой эфир. Если нам с вами не суждено увидеть Армагеддон, это не освобождает от ответственности…

– У вас всё?

Карно улыбался. Речь гостя придала ему сил. Расправились плечи, легкий румянец заиграл на бледных щеках. Эминент, напротив, слабел на глазах. Старел, терял показное спокойствие.

– Если нас ждет ад, господин фон Книгге, пусть он разверзнется сперва в вашем Берлине, а не в моем Париже. Раз боши так беспокоятся, значит, мы на верном пути. Благодарю, гражданин Филон, обнадежили. А сейчас…

Рука инженера потянулась к укрепленному на столешнице звонку.

– Halt!

Слово-ядро не промахнулось. Карно замер; пальцы свело судорогой.

– Не хотелось прибегать к крайним средствам, гражданин Карно. Но вы не оставили мне выбора, – Эминент шагнул вперед. – Если вам суждено увидеть осенний листопад, то впереди у вас будет еще четверть века интересной жизни. Через три года у вас родится сын. К вашему крайнему огорчению, он изберет военную службу – и к тридцати пяти станет полковником. Славная карьера, не правда ли? А теперь смотрите!..

Инженер вздрогнул, с недоумением обвел взглядом кабинет.

– Кровь господня в пятое ребро праматушки Евы…

– Кровь господня в пятое ребро праматушки Евы через лестницу святого Иакова и семь раз строевым на Голгофу! Суб-лейтенант, вы видите то же, что и я?

– Да, мой полковник.

Николя Карно-младший сделал глубокий вдох. Но вместо продолжения экскурсии по святым местам лишь сухо бросил:

– Пусть прогревают моторы. Зафиксируйте время – для Истории и начальства, чтоб ему провалиться в парижскую клоаку.

– Пять тридцать пополудни, – откликнулся лейтенант. – 18 августа 1870 года.

Он успел привыкнуть к сварливому характеру командира 2-го отдельного транспортного полка. Тем более лейтенант и сам был готов послать начальство не только в клоаку, но и в места еще более благоуханные.

О войне с пруссаками кричали второй год. Когда же петух взмахнул крыльями и клюнул в задницу, выяснилось, что толком ничего не готово. Да, из его императорского величества полководец – курам на смех, даром что Бонапартов племяш. Но остальные! Мак-Магон, Фроссар, Базен, крымский герой Канробер… Генерал на генерале сидит и маршалом погоняет – через неделю после первых выстрелов оказались возле Резонвиля.

Отступать некуда: за спиной – Верден, а дальше – Париж!

Бой шел с утра. Вначале еще теплилась надежда на победу. Корпус Фроссара после яростной штыковой занял Вионвиль и пошел к деревушке Флавиньи, охватывая немецкий фланг. Не подвела артиллерия – и газовые снаряды, последнее изобретение академика Николя Карно-старшего. Лапки вверх, таракашки-букашки, кашляйте до посинения! Но генерал Альвенслебен, чтоб ему, пруссаку, сдохнуть, не растерялся – контратаковал, выкинул войска Фроссара из Флавиньи и Вионвиля. Отнял даже Тронвильский лес – и к трем часам дня отбросил французов к окраинам Резонвиля. Корпус Канробера топтался в нерешительности, а кавалерию, брошенную в лобовую атаку, боши угостили своей собственной химией, да так, что дым до сих пор не рассеялся. Не помогли хваленые защитные маски – немецкий «Giftgas» легко проникал через марлевую повязку и тонкий слой шихты. Отвоевались уланы с кирасирами! И лошадок жалко – им по уставу даже маска не полагалась.