Сева схватил учебник и рывком поднялся из-за стола.

— Ты куда?

— К Эдику Самойленко. Буду у него заниматься! — буркнул Сева и убежал.

Неносимов пошел к себе. Внутри у него все кипело. «Мальчишка! До чего распустился! „Аргументов не хватает“! Я тебе покажу такие аргументы — до новых веников не забудешь!»

Необходима была какая-то разрядка, и Неносимов снял телефонную трубку, набрал номер. На другом конце провода трубку взял старый приятель П. О. Пакупаев. Неносимов стал жаловаться ему на Севу и поднял стычку с сыном на принципиальную высоту «проблемы отцов и детей». Пакупаев сказал, что проблемы никакой тут нет, а есть плохой характер.

— У кого? — спросил В. К. Неносимов.

— У тебя, конечно! — смеясь, сказал П. О. Пакупаев. — Тебя еще в институте звали гармонически развитой занудой.

Неносимов перешел на визг. Но тут из комнаты жены донесся жалобный, плачущий голос:

— Володя, я же просила потише, у меня голова разламывается, а мне завтра рано вставать на работу! Дай покой!

Неносимов хотел огрызнуться, но спохватился и закруглился:

— Павел Осипович, я вынужден закончить разговор… Нет, нет, не согласен, а просто мне затыкают рот!.. Кто?.. Ну, знаешь, затыкальщики всегда найдутся, было бы кого и чем затыкать!.. Я тебе завтра позвоню, и мы продолжим наш спор, я остаюсь непоколебимо на своих позициях!

Положил трубку, походил по комнате, чтоб остыть и успокоиться. Не получалось! Хотелось высказаться! Неносимов подошел к двери в комнату жены и сказал тихо, но твердо:

— Клавдия, ты спи, но знай, что я выражаю тебе свей принципиальный протест против твоего бестактного вмешательства в мой спор с Пакупаевым.

Сказав, на цыпочках вернулся к себе, плотно прикрыл дверь и — на всякий случай — накинул на нее крючок.

Сразу стало легче.

Позвонил по телефону старый приятель Егор Борисович Бутузов, великий мастер комедийного эпизода, сказал:

— Могу подарить сюжет. Из моей собственной жизни. Я знаю, вы любите такие историйки. Хотите?

— Хочу, конечно!

— Тогда слушайте…

…Несмотря на свой почтенный возраст — за восемьдесят! — Егор Борисович до сих пор с блеском играет на сцене одного звонкого столичного театра. Зрители его знают и любят.

Живет Егор Борисович в большом новом доме в центре Москвы, в уютной однокомнатной квартирке в окружении книг, фотографий с автографами знаменитых режиссеров и артистов — его друзей, покойных и живых, и других милых актерскому сердцу сувениров. Он старый холостяк и живет один. Пищу себе готовит сам, а убирать квартиру раз в неделю приходит к нему резвая старушка Марья Степановна. Или просто — Степановна.

Поскольку старушка играет стержневую роль в этом комическом, скорее даже трагикомическом рассказе, мне придется познакомить вас с ней более основательно.

Степановне под семьдесят, но она пышет здоровьем и неутомимо-подвижна, как детская игрушка с надежным и прочным заводным устройством. Внешность у нее самая благодушно-старушечья — этакий состарившийся ангелочек с румяными щечками в симпатичных морщинках. Она большая театралка, но узкого профиля: Степановна ходит только в один театр, в тот, в котором служит Егор Борисович, и только на те спектакли, в которых он занят. Она его верная и неизменная поклонница.

И вот умирает сослуживец Егора Борисовича, тоже хороший старый актер. Гражданская панихида происходит в театре. Егор Борисович не только явился на панихиду, но еще потом и на кладбище поехал — отдать последний долг покойному товарищу и другу.

Надо же так случиться, что именно в этот день после недельного перерыва Степановна явилась убрать квартиру своего артиста.

Она поднялась на пятый этаж, позвонила. Молчание. Позвонила еще раз. Молчание! Стала стучать — молчание!

Встревоженная Степановна пошла к себе домой. А у ее подъезда сидел на переносном стульчике знакомый пенсионер Петр Фомич, читал газету.

— Здрасте, Марья Степановна! Здоровье как, ничего?

— Ничего, грех жаловаться. Чего пишут в газетке, Петр Фомич?

— Да вот артист, пишут, умер.

Марья Степановна вся похолодела. И тут же ее в жар кинуло.

— Какой артист?

— Заслуженный. Из этого… из смешного театра… Марья Степановна, постойте, куда вы?.. — Петр Фомич снял очки, ухмыльнулся. — Вот это дунула так дунула!..

«Дунула» Марья Степановна назад, в дом к Егору Борисовичу, но не в квартиру Бутузова, а прямо в домоуправление. Управдома она застала на посту — сидел в конторе, играл в шашки со слесарем-водопроводчиком. Игра шла серьезная — на пиво. Управдом был расстроен: он только что «зевнул», и слесарь проскочил в «дамки».

— Кто из вас тут главный? — спросила Степановна, неодобрительно покосившись на шашечную доску.

— Я главный! — сказал управдом. — Что нужно, бабка?

— У вас в доме артист умер?!

— Какой артист? Наш?

— Ваш! То есть наш. То есть мой!

— Вроде бы не было у нас такой неприятности! — сказал слесарь-водопроводчик. — Вроде бы я его даже видел во дворе… Третьего дня.

— Третьего дня! — горестно прикрикнула на него Степановна. — Да уже и в газетке написали. Эх вы, управители! Из-под носа у вас человека вынесли. И какого человека — артиста! А вы все в шашки прохлаждаетесь!