— Максим, — хрипит едва слышно.

— Давай, просыпайся, девочка, я сейчас заберу тебя отсюда. Ты слышишь меня, Пёрышко?

Она слабо кивает, дышит тяжело.

— Тебя рвало?

— Мм, — качает отрицательно головой.

— Это плохо.

Не знаю, какой уже от этого толк, но попытаться стоит.

Подтягиваю девчонку и тащу к крану с водой, ополаскиваю стоящий на раковине стакан и набираю в него воды, подношу к сухим губам Нины. Она сначала давится, но потом начинает глотать. За первым понемногу вливаю ещё один.

— Теперь иди сюда.

Подтаскиваю её к краю поддона и сажусь на колени сам, умащивая и её, наклоняю над поддоном.

— Нина, надо промыть желудок. Давай постараемся.

Даже не смотря на полусознательное состояние, Нина начинает противиться.

— Не надо, Максим… — пытается отвернуться.

Но сделать это нужно, как бы ни было ей неприятно. Сейчас не до культурных расшаркиваний.

Подобное мне уже приходилось проворачивать в Верой, когда она слетала с катушек. Наклоняю девушку над поддоном и нажимаю пальцами на щёки, чтобы приоткрыла рот и пальцы мне не прикусила, потом второй рукой заталкиваю ей два пальца в рот и давлю на корень языка.

— Давай, девочка, потерпи немного, — влитая вода должна выйти, промыв желудок.

Пёрышко дёргается, делая слабую попытку оттолкнуть мою руку, но я держу крепко. И вот она закашливается и извергает содержимое желудка. Твою ж мать, по ходу у неё во рту сегодня вечером, кроме этого злосчастного стакана пива, и крошки не было. Надо будет не забыть прочитать ей лекцию о правилах употребления алкоголя, раз уж решила попробовать.

Нину выворачивает ещё раз, а потом она начинает мелко дрожать. Я снимаю куртку и заворачиваю её. В машине отогрею.

Поднимаю на руки и ухожу. Романа встречаю уже у лестницы.

— Как она? — спрашивает, пока спешно спускаемся.

— Хреново. Ты узнал, что ей подсыпали?

— Да вроде ***ил, сказали, две таблетки. А там хрен этих укурков знает.

— Две для неё дохера.

— Две даже для меня дохера, скажу я тебе, Макс. Ты Анжелке звонил уже?

— Из машины позвоню.

На улице укладываю дрожащую Пёрышко на заднее сиденье, укутывая своей курткой, с Романа тоже стаскиваю пальто, чтобы согреть её ноги. Ей нужно помочь, а потом я сюда обязательно вернусь, и лучше тебе, Гуля, и твоим дружкам сдохнуть заранее.

— Может лучше на бок? — предлагает Должанов. — Вдруг её стошнит.

— Её уже нечем тошнить.

Прыгаем и сами в машину, Роман выворачивает на трассу и жмёт посильнее, стараясь ехать аккуратно, хоть и на скорости, а я пока звоню своей старой знакомой. С Анжелкой мы знакомы давно, и когда-то даже познакомились очень близко, но не суть. Она работает фармацевтом в одной из отцовых аптек. Классный спец и хороший друг. Она неоднократно уже помогала мне и моим друзьям прийти в себя по-тихому, за что я её благодарил. Энджи одна воспитывает пятилетнюю дочь, так что от благодарности за хорошо выполненную работу не отказывается.

— Анжелка, привет, — здороваюсь, когда она поднимает трубку. — Скажи, что ты сегодня дежуришь в ночную.

— Привет, Макс. Угадал. А что случилось?

— Надо помочь другу.

— Слушаю.

— Девушка. Около сорока пяти-сорока восьми килограмм. Ей подкинули в пиво две таблетки ***ила где-то полтора часа назад. Желудок я промыл, но она, по ходу, ничего не ела до этого. Анжел, ей очень плохо, почти не приходит в себя.

— Ну ещё бы, две штуки. Вези ко мне на третий пункт, я всё приготовлю. Откапаем — как новенькая будет твоя девочка.

— Спасибо, Энджи, до встречи.

Я сбрасываю звонок и откидываюсь в кресле, смотрю в зеркало на бледное лицо девушки, что свернулась под моей курткой на заднем сидении. Ничего, моя Малина, починим мы тебя, будешь как новенькая.

Глава 26

Анжела открывает заднюю дверь в здание аптеки, пропуская нас с Ниной на руках внутрь. Заношу её в комнату отдыха и укладываю на кровать.

— Бледноватая, — Анжела берёт девушку за запястье и считает пульс. — Так, всё понятно. Максим, мой руки и закатывай рукав ей.

Я тщательно намыливаю руки дезинфицирующим раствором над маленькой угловой раковиной и отираю бумажными полотенцами. Все действия на автомате. Внутри ворочается неприятная саднящая тревога за Нину. И злость. Её обуздать труднее всего.

Пока Анжела тоже моет руки и настраивает капельницу, подворачиваю девушке рукав и перетягиваю руку выше локтя ремешком. Энджи меня в своё время многому научила. Было интересно, прикольно. Тогда ещё думал поступать, выбирал между медом и хореографическим. Вместе с Лёхой хотели в медицину, но папаша со своими решениями всё испортил. Перегадил. Он как только сказал мне, чтобы я даже не думал о танцах, что надо в медицинский, так меня как отрезало. Долго ещё бодались, пока не сошлись на КубГУ. Точнее, как сошлись: он сказал, что если пойду в Академию культуры и искусств, убедит родителей Веры отослать её так далеко, где я никогда не найду её. Знал, чем ломать, сукин сын. Даже не боялся, что матери раскрою его блядство. Сказал дерзать, тогда и её с шишом оставит. Мудак. Ненавижу.