– Въезжать во двор будете, Матвей Никитич?
– спросил Петр Николаевич.

– Ежели позволите, мы с нашим удовольствием, - расшаркался Буянов. Он был в самом веселом расположении духа. Шутка сказать, дела-то какие разворачивались...

– Да, прошу, прошу, самовар есть, - проговорил Петр Николаевич, открывая ворота. Взглянув на кучера, он удивленно заморгал глазами.
– А ведь никак сослуживец! Кирилл!

– Он самый, Петр Миколаич... Давненько не видались, - ответил Кирилл, понукая истомленных лошадей.

Кирилл был тоже казак, родом из станицы Шиханской. Вместе уходили на действительную, вместе побывали и на полях Маньчжурии в 1905 году. Потом Кирилл служил денщиком у есаула Печенегова, впоследствии войскового старшины. Ушел от него, пропил небольшое, оставшееся от отца хозяйство и нанялся к тому же Печенегову кучером. Пьянствовали они вместе, устраивали оргии в уездном городе, шел слух, что и тревожили они киргизские табуны. Потом Печенегов уехал в Оренбург. И с тех пор б нем не было ни слуху ни духу. Усадьба стояла заколоченной, а земли сдавались в аренду крестьянским хозяйствам.

– Каким ветром тебя занесло, Кирилл Миронович?
– спросил Петр Николаевич, с любопытством поглядывая на постаревшего сослуживца.

– На родину потянуло, Петр Миколаич, в свои края. Вот и объявился. Нищему сбор не долог - котомку за плечи, да и в путь-дорогу...
– Подобрав вожжи, Кирилл спрыгнул с козел, разглаживая широкую, черную как смола бороду, добавил: - Спасибо, что не забыл станичника. Мы тебя тоже завсегда вспоминали с барином добрым словом.

– Где же теперь твой барин?
– спросил Петр Николаевич, мрачнея и вспоминая, как ушел однажды от этого барина едва живым.

– Барин?
– Развязывая поперечник, Кирилл загадочно усмехнулся.
– С барином, Петр Миколаич, мы полюбовно расстались. А ежели по правде, так из-за барыни... Филипп-то Миканорыч женился, в приданое вместе со своей красавицей конный завод получил. Ну, значит, как это бывает, не показался я барыне-то... рожа, дескать, у меня разбойничья, ездить, говорит, со мной страшно. Лошади, говорит, даже пугаются, трясутся. Ну и получилась мне полная отставка... А вот Матвей Никитич не боится со мной ездить, гоняем за милую душу.

Буянов стоял в сторонке, покрякивая, рассматривал привязанную под густым вязом лошадь игреневой масти, подседланную великолепным призовым, в серебре, седлом. Конь был невысок, слегка вислозадый, сухоголовый, необычайной в экстерьере длины, с белым расчесанным хвостом. Матвей Никитич, казалось, забыв обо всем на свете, любовался его тонкими сухими ногами и желтыми, стаканчиками, копытами.

Это был знаменитый Ястреб, забравший на скачках все призы. Обеспокоенный присутствием других коней и чужими людьми, он гордо вскидывал голову, сердито фыркал и, раздувая красноватые ноздри, косился умными глазами на чужого бородатого человека, широко размахивающего руками.

– Эко, что он распроделывает, дьявол киргизский!
– восхищенно кричал Буянов.
– Ах, змееныш проклятый, где ты народился такой!

На крыльце, с плеткой в руках, показалась высокая, смуглая, черноглазая девушка в казачьих с лампасами шароварах, заправленных в пестрые киргизские ичиги. Повесив на плечо ременную плеть, она неторопливо оправила синюю, туго обтянувшую ей грудь сатиновую кофточку, пошевеливая темными бровями, вскидывала быстрые цыганские глаза на прибывших гостей.

– Ты уже готова, дочка?
– увидев Маринку, спросил Петр Николаевич.

– Давно, тятя, жду, - легко спрыгивая с крыльца, ответила Маринка.

Услышав ее голос, Буянов обернулся. Под его пристальным взглядом девушка на секунду остановилась, но, подумав о чем-то, смело и решительно подошла к нему, низко и почтительно поклонившись по старому обычаю, звонко проговорила:

– Здравствуйте, дядя Матвей!

– Узнала? Ах, помилуй бог, узнала! Здравствуй, орлица милая, здравствуй! Дай хоть на тебя взглянуть-то! Ах ты, матушка моя! Выросла-то как, боже мой!

От строгой красоты девушки Буянов, казалось, совсем ошалел.

– Да ить на всем белом свете нет такой раскрасавицы!
– почти визжал Матвей Никитич, хлопая себя по бокам.
– Ах, господи помилуй! Чуть совсем не забыл... Я тебе, милушка моя, знатный гостинец привез. Погоди, погоди...

Он расчувствовался, уже не помнил, что подарок наметил отдать после предварительного сговора, и полез в карман за золотыми сережками. После удачной сделки у Марфина родника возбужденное состояние не покидало его. Кроме того, он вместе с Кириллом на радостях опорожнил фляжку крепкой настойки, приготовленной его разлюбезной Пелагеюшкой.