— Вы вдвоём? — спрашиваю зачем-то я. Это хреново: после одной не доверять всем.

— Втроём, — усмехается он, но тут же делает вдумчивый вид, почесав подбородок. — Забыл тебя представить: Бо.

Папа указывает в правую сторону от себя, бровь Ди, и моя вопросительно дёргается.

— Я тебе не говорил о своём воображаемом друге с детства? Странно.

— Шуточки, — закатываю глаза я.

— Не задавай тупых вопросов и не получишь таких ответов.

— Где мама?

— Дома, если полагать.

— Ладно, — выдыхаю я.

— Мне надо отлить, — вступает Ди. — Тебя ждать?

— Да.

Получаю кивок, и друг удаляется в противоположную сторону от той, куда ушёл Люк. Брови отца тут же сводятся на переносице, а его ладонь ложится на моё плечо.

— И что это было? — спрашивает он тоном, не терпящим язвительных ответов.

— Ты о чём?

— Не делай дебильный вид.

— Я ничего не делаю, — фыркаю я, и отец сжимает сильней моё плечо.

— Не смей даже думать об этом.

— О чём?

— Ты сам знаешь.

С этими словами, он отступает и подбирает бинты с пола, начав наматывать их на руку, не желая смотреть на меня. Ладно, я только что обидел второго члена своей семьи. С этим что-то нужно делать, в ином случае будет комбо, о чём я даже думать не хочу. Если не считать Ди, то отец и есть мой лучший друг. Он, как и Мэди, может видеть меня насквозь, но он не знает, что действительно было. И я, черт возьми, никогда ему об этом не скажу. Он убьёт за свою дочь, и уверен, за меня тоже, хотя последнее не требуется. Я сам готов разорвать их на части. На кривую дорожку я не ступил только благодаря сестре.

— Не знаю, почему я об этом подумал, — говорю я, и отец молча кивает, продолжая мотать бинты, не смотря на меня.

Перевожу дыхание. Извиняться хреново. Очень хреново. Для раскаяния нужно переступить через гордость, а во мне её выше крыши.

— Ты же любишь маму.

— Люблю, — соглашается отец.

— И ты никогда… никогда не изменял ей, так?

— Так.

— Не строй из себя обиженного, ты же понимаешь, почему я могу подумать не о Люке, а о ком-то другом.

Отец поднимает голову, и его каменное выражение говорит о многом. Спустя минуту, черты его лица приобретают прежнюю беспечность и мягкость.

— Что с тобой происходит?

— Со мной всё в порядке.

— Я не верю ни единому твоему слову, — заявляет он. — Ты знаешь, что можешь поговорить со мной обо всём. В чём проблема сейчас?

— У меня нет проблем.

— Ладно, бесполезно, — вздыхает отец.

Поджимаю губы и вздыхаю, остановив движение в дверном проёме.

— Мы можем позаниматься завтра? — спрашиваю я.

— Без проблем. Встретимся в шесть.

— Нет, не тут. Завтра в центральном парке. Вдвоём.

Отец быстро смахивает удивление с лица и кивает.

— Хорошо.

— Спасибо, — говорю я, собираясь уходить, но тут же останавливаюсь, и поворачиваюсь к нему. — Что за девчачьи шорты? Подарю тебе на Рождество мужские.

— Себе подари, засранец, — усмехается он, и напряжение между нами моментально сменяется лёгкостью.

— До завтра, пап, поцелуй маму за меня.

Губы отца растягиваются в широкой улыбке, как будто он свалил с ног армию и не получил и царапины.

— Поцелую.

Закатываю глаза и, игнорируя его насмешки, покидаю стены зала.

Нахожу друга в машине, который, кажется, отрубился, пока меня не было. Я едва держу смех, из-за слюны, которую он решил пустить по подбородку. Резко шлепаю ладонью по стеклу с водительской стороны, и он подскакивает на месте, а я заливаюсь смехом.

— Придурок, ты напугал меня, — недовольно бурчит он, когда я приземляюсь на пассажирское кресло.

— Нехрен спать, смотри в оба и держи защиту.

— Это ты мне говоришь о защите? — улыбается Ди, выезжая с парковки.

— Забери свой камень из моего огорода, иначе я тебе двину.

Резко вскидываю руки и ставлю перед лицом защиту, потому что через пару секунд он решил проверить теорию на практике. Усмехаюсь и играю бровями.

— Чистое везение, — смеётся Ди.

— А мне кажется, что это просто хорошая реакция и отличное владение боевыми искусствами.

— Заткнись, — получаю кулак в плечо, но не даю ответный, чтобы машина не съехала со своей полосы и по доброте душевной не вытянула из кошелька деньги на ремонт той, в которую въедет.

— Она всё ещё дуется на меня? — с осторожностью спрашиваю я.