Главный герой попадает в эзотерический ряд событий, пытаясь в тумане лживых домыслов и информационных симулякров найти самого себя.
Я метался по темной комнате в страшном бреду. Все помещение было в кромешном мраке и какой-то непонятной слизкой субстанции. Было очень тяжело передвигаться по комнате из-за этой субстанции на полу. Я не мог понять, как я очутился в этом помещении, что я там забыл.
В тот момент я не понимал ничего, не понимал даже самого себя: что я ощущал, что видел, что слышал. Весь мир будто погрузился в необъятный туман, он попросту не существовал в тот момент.
Я не знал, что за стенами этой комнаты есть иной мир, хотя когда-то давно я вовсе там жил улыбаясь и радуясь, встречая каждый новый день, но сейчас это все не имело значения. Я был заперт в темном холодном помещении наедине с собой. В голове появилось огромное количество образов людей, которые явно украшали мою прежнюю жизнь, однако я видел их как-то неясно.
Все их силуэты будто стояли за стеклом в моей памяти, и у меня никак не получалось пробиться сквозь него. В тот момент я начал забывать абсолютно все. Не мог вспомнить даже рефлексов или хоть какое-то свое типичное поведение в похожей ситуации. Все маски спали. Все мои прежние психотипы ушли. Сам прежний «Я», который получился в глупом процессе социализации куда-то пропал. Я понял, что невообразимым способом очутился внутри самого себя. Все это темное и мрачное помещение, с слизким полом было моим внутренним миром, в который я, возможно, сам нарочно себя и поместил.
Вот только для чего?
«Nosce te ipsum»
Очень-очень яркая надпись засветилась над дверью в стене прямо передо мной. До появления этой надписи из-за кромешного мрака я никак не мог заметить эту дверь , но ее яркий свет на несколько секунд осветил мне всю комнату. Ее стены были красиво изрисованы разными древними символами, которые, как я точно мог знать, определяли какой-либо модус существования. Возможно, если я сам поместил себя в эту комнату, то следовательно я ее и создавал, значит, что и стены я самостоятельно изрисовывал. С этим осознанием я бросился тщательно изучать символы на стенах. Там их было чрезмерное количество, настолько много, что с каждой новым мгновением я находил все больше и больше знаков, поэтому какой-то длинный промежуток времени, невозможно было точно установить его на координатной прямой времени, ведь и время для мня в тот момент перестало существовать. Эти символы… их было чрезмерное количество, но вдруг я понял, что не знаю их значения. Точнее так будет сказать неправильно, я знал, что значит почти каждый символ, какую историю он несет под собой, но я не мог осознать ни одного из них. Все мои чувства так и оставались в тумане. В тот миг в моей голове все также существовал мысленный поток, однако он больше не имел языкового выражения. Язык, которым мы выражаемся как бы потерял смысл своего существования. Он больше не выражал ничего, ведь этот нейронный пучок во мне открылся полностью, поэтому само мое мировосприятие сдвинулось, съехала как бы точка сборки. С самого детства человек не учится жить, а лишь тренируется играть в нее. С взрослением приходит и картина мировосприятия, которая представляет собой натренированную модель нашего поведения, которая автоматически функционирует в повседневной жизни. Однако сейчас меня вырвали из мое реальности, я оказался там, где эти инструкции не работали, вот моя точка сборки и съехала. Получилось так, что смотря на эти знаки, где-то глубоко во мне всплывал ассоциативный ряд, связанный с этими символами, и если бы в своем новом экзистенциальному модусе я умел связывать этот хаотичный поток информации в одну стройную логическую картину представления о самих символах, то я бы и перестал существовать внутри себя, ибо этот самый ассоциативный ряд, то есть мой безграничный нейронный пучок, получил бы материальное воплощение. А такое материальное воплощение и когда-то давно сложило нашу реальность. Раньше также существовал один большой нейронный пучок, одна информационная база данных, в которой и находился весь наш мир, однако он существовал там не в своем материальном восприятии, а лишь в призрачном представлении. Буквально, там был даже не набросок, а лишь эфемерное представление нашей реальности. Так называемая протомысль. Потом появился модератор, платоновский демиург, назовите его как угодно, главное- это существо смогло выразить мысль, предать ей воплощение в словах для начала. Примерно как в Библии: «Сначала было слово», вот только неважно какое, важно- что это было не хаотичное слово, несущее под собой широчайший спектр неясных значений, а то что слово предало форму мысли. Затем и начал формироваться наш мир, наша реальность.
Так и я сформировался в этой комнате, ко мне пришло ясное осознание, что я- и есть та протомысль, то нейронный пучок, который находится внутри самого себя.
Я бросил попытки осмотреть комнату. Стало уже все равно на эти символы, на дверь, на вывеску над ней. Я просидел так несколько дней, а, может, и лет( невозможно было установить это время, ведь все вокруг остановилось, все было одинаковое, движения не было, а следовательно не существовало и времени. Каждый миг мог быть тысячелетием снаружи), как вдруг меня всего охватил невыносимый страх, тело начало дрожать, а пульс внутри подскочил в разы. Я понял, что мне необходимо выбраться из комнаты, стены начали сужаться, потолок медленно опускался и, показалось, что через несколько мгновений он сдавит меня. Все опять погрузилось во мрак. Не было видно даже своих собственных рук. Я бросился к тому месту, где раньше виднелась дверь с вывеской, но ее там не оказалось, как и стены напротив тоже. Я пытался продвинуться дальше, но и там н нащупал ее. Комната перемещалась вместе со мной. Надпись вскоре загорелась, и я увидел, что все это время оставался на месте, хотя мне показалось, что бежал вперед не меньше часа. Я сделал последний шанс настигнуть дверь, но и он оказался безуспешным. По мере моего приближения к ней, она удалялась ровно настолько, насколько я продвигался вперед.
За дверью был выход. Это я знал точно, никакой больше информации не хранилось в моей голове, только дверь, только выход. Комната продолжала сужаться, Воздуха становилось все меньше и меньше. В какой-то момент дышать стало невозможно.
– Выход! Выход! Дверь! –вопил я как безумный.
Я бежал к ней. Все быстрее и быстрее, но безуспешно: к двери я так и не приблизился. Обессилив, в один момент я лег на скользкую и мерзкую субстанцию на полу и свернулся в позу эмбриона. От безысходности и невыносимого страха, который уничтожал меня изнутри, слезы сами навернулись на глаза. Я плакал… Очень-очень долго плакал. Я лежал так несколько тысячелетий. Слезы никак не могли остановиться, такое мое состояние как будто застыло навсегда. В какой-то момент я почувствовал жалящую боль в спине из-за того, что слишком долго оставался в статике. Но страх… Он не позволял мне распрямиться. Я боялся проснуться, боялся перестать плакать, смертельно боялся выйти из этой статики, ведь в тот момент в мою больную голову под спасительными флагами пришла ужасающая мысль, что в таком состоянии я существую. Я не умру, если продолжу так лежать. Страх и слезы питали мою жизнь. Эта мысль так глубоко засела в моей голове, что вытеснила любые идеи о спасении, в какой-то момент я даже забыл о том, что вообще нахожусь весь заплаканный от смертельного страха, лежащий на полу в ужасной темной комнате прямо перед спасительной дверью, которую просто не могу пока настигнуть. Я даже забыл о том, что самостоятельно когда-то поместил себя в нее, что комната- это творение моих рук. Все это просто ушло из моей памяти куда-то на уровень подсознания. Я чувствовал эту идею, это осознание, но оно было столь нечетким, столь туманным, что у меня банально не получалось зацепиться за эту мысль.
Я оставался лежать так, смертельно боясь пошевелиться. С каждым мгновением я чувствовал свое перерождение внутри, но каждый новый «Я» выбирал путь поведения прежнего. Каждый новорожденный «Я» продолжал дело: продолжал плакать, бояться, лежать, свернувшись в клубочек. В этом оказалась вся идея колеса сансары, колеса перерождения. Оно замкнулось внутри меня. Так продолжалось несколько тысячелетий, а может и вовсе целую вечность ,может, так было всегда. Этого я уже не знал, времени не существовало. Я погрузился в вечность. Все вокруг потеряло смысл. Спасение было рядом, за дверью, но оно оказалось ненужным. Ведь я существовал. Экзистанц полностью поработил меня своей идеей: существуй ради существования. В какой-то момент мне совсем свело голову. Такой образ жизни мне начал нравиться. Я находил в нем что-то свое, необычное и манящее. Наверное, я просто сжился с таким образом и банально позабыл, что можно существовать и иначе. Я принял такую жизнь.
Однако в один момент кто-то потрогал меня за левое плечо сзади.
Меня охватил еще больший страх, но ним пришло и любопытство.
– Я здесь не один? Кто еще может быть внутри самого меня?– только
две эти мысли крутились внутри моей головы несколько следующих мгновений.
В какой-то момент все силы в моем больном и дряхлом теле собрались, и я смог чуть-чуть приподнять голову. Это было невыносимой болью. Все мышцы давным-давно затекли, а кости ослабли так сильно, что каждый новый сантиметр поворота головы давался с невероятным усилием, но меня питало это сладкое чувство любопытства. Эта мысль, что я не один. Я хотел лишь на секунду обернуться, узнать кто-то и сразу же вернуться в свое исходное положение. Его я не хотел менять- это точно. Ведь с его утратой мое существование также могло прекратиться навсегда. Более того я боялся потерять то состояние, которое выстраивал внутри себя. Эта поза эмбриона, эти слезы, этот вечный страх неизвестности, казались мне уже настолько родными, что отказаться от них было равносильно отказу от самого себя.
Я медленно-медленно поднимал голову. Сквозь боль, сквозь страх. Кости в шеи трещали и очень громко скрипели. Вся эта картина могла показаться ужасной со стороны. Полуживой человека пытается высвободиться ради знания неизвестности из оков позы эмбриона, в которую самостоятельно сковал себя страхом. Я очень долго распрямлялся. Мне кажется, что за стеной период моей адаптации занял приблизительно столько же, сколько Моисей водил евреев по пустыни. Почти все кости внутри были переломлены от такой попытки сменить положение, поэтому с каждым новым рывком мне приходилось некоторое время привыкать к новому образу существования и только после этого, вновь пытаться обернуться назад. Всего сорок лет понадобилось на то, чтобы перевернуть свое тело. Но что эти сорок лет перед лицом вечности, которую я переживал в этой комнате, да и в общем, чувтсва времени для меня не существовало, это служило лишь метафорическими определениями, которыми я забавляю себя сейчас, в момент написания этой книги. Глаза я смог открыть в самую последнюю очередь.