Валентинов Андрей
Шрифт:
Когда раб становится свободным?
ЭПОД
Черный нос «Калидона» рассекал винноцветные волны. Поддавалась морская плоть, разлеталась мелкими брызгами. Ярым огнем горел Солнцеликий Гелиос...
– Впервые я не понимаю тебя, ванакт Диомед, – сказала Цулияс, царевна хеттийская, дочь Великого Солнца Суппилулиумаса. – Не понимаю тебя, Тидид!
Я поглядел на губастую (ой, отделали же ее, до сих пор синяки не сошли!), покачал головой:
– Все просто, царевна. Я иду под Трою.
– Но почему? – поразилась она. – Ты пощадил Аскалон, чтобы не поссорится со своими друзьями, и это мудро. Ты не пошел на Кеми – и это тоже мудро...
– И отпускаю на волю наглую смелую девчонку, – рассмеялся я. – Это тоже мудро, царевна, ведь войско твоего отца рядом с Троей!
Не улыбнулась. Странно посмотрела.
– Может быть, я смогла бы полюбить тебя, ванакт Диомед. Если бы не пепел Хаттусы. Если бы не пепел в твоем сердце...
Отвернулась, вдохнула горячий соленый воздух...
Я погладил ее по щеке, на которой еще не зарубцевалась глубокая рана... Когда ее пытались схватить, губастая выхватила кинжал.
– Представь себе, царевна, что кто-то подлый, жестокий, кровожадный, хочет погубить твоих друзей, погубить людей, виновных лишь в том, что они люди. А под Троей это случится или где-нибудь еще, так ли важно?
– Не понимаю...
Покачала головой Цулияс, царевна хеттийская, дочь Суппилулиумаса Тиллусия. Вздохнула. На солнце поглядела.
...И почему-то захотелось упасть в ноги Крону-мертвецу, воскурить жертвенный дым прямо в его жадные ноздри, чтобы задержалось хрустальное колесо под всеми мирами, чтобы застыл черный «Калидон» посреди горячего моря...
– В земле Тегарама есть оракул. Самый известный оракул в Азии, ванакт. Отец послал туда, чтобы спросить о твоей судьбе...
Хотел вновь рассмеяться. Не смог. Странно смотрела Цулияс, царевна Хеттийская.
– Оракул сказал, что ты сокрушишь один мир, спасешь другой и построишь третий. Может быть, ты все-таки бог?
– Не бог, – наконец улыбнулся я. – К счастью, не бог. Еще... Уже...
– Не пойму, Тидид, – вновь повторила она. – Ты хороший полководец, ты неплохой правитель. В Трое готовы. У ванакта Приама было время собрать союзников из половины Азии. Даже если вы победите, то все равно изойдете кровью. Ты же сам сколько раз говорил мне о дорийцах!.. А войско моего отца рядом.
Я поглядел на нее, на серьезную не по годам губастую девчонку, которая могла бы полюбить меня...
– Это ты хороший полководец и неплохой правитель, Цулияс, царевна хеттийская. Но есть вещи более важные, чем победа.
– Может быть, – согласилась она. – Знаешь, ванакт, я помню одну старую песню. Нашу, хеттийскую. Песню про бога Улликумми. Там есть такие слова:
Уж не тот ли прислужник плох,Что поставил трон,Раз ты не хочешь сесть?Уж не тот ли кравчий плох,Что чашу тебе предложил,Раз ты не хочешь пить?Ее рука коснулась моей – на какой-то миг, словно чайка задела крылом.
– Ты решил выпить свою чашу, Тидид?
Черный нос «Калидона» рассекал винноцветную плоть, ярым огнем горел Солнцеликий Гелиос.
Раб стал свободным. Свободный человек спешил выпить свою чашу.
Троя!
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
КИНОТЕОМАХИЯ [27]
СТРОФА-I
Насиловали...
Жестоко, беспощадно – прямо на смоленых досках палубы. С хрипом, визгом, подвыванием, с каплями густой слюны, с каплями густого семени, размазанного по лицу, по губам. Долго, раз за разом, без устали, без милости.
27
Кинотеомахия (греч.) – борьба собаки с богами.
Насиловали – меня.
Шершавые доски вгрызлись в спину, острые зубы рвали плечо, острые ногти терзали мою плоть...
Ванакт Аргоса терпел молча. Мужчины не кричат, даже когда их насилуют – особенно если насилует собственная жена.
– Ублюдок! Ублюдок! Похотливый козел! Я перевяжу твой уд веревкой, канатом, я тебя оскоплю, я-а-а...
Богоравная ванактисса Айгиала, дочь Амфиарая Вещего, жадно сглотнула семя, зажмурилась, застонала. На какой-то миг смертельная хватка ослабла.