Прошло пять лет с той ночи, которая унесла жизни молодого Рональда Рэдклифа и его юной невесты, убитых в своем доме при загадочных обстоятельствах. Полиция так и не смогла разгадать тайну этого жестокого убийства. Дело было закрыто за неимением улик и доказательств вины подозреваемых.

Он вглядывался в последние лучи заходящего солнца и ликовал.

Ваш Закон, Правосудие, Возмездие и Воля Божья проиграли мне. Никто и никогда не сможет разгадать эту тайну, потому что я – Мастер. Я – Вершитель судеб. Только мне одному подвластно управлять людскими жизнями, это так же легко, как переставлять фигуры на шахматной доске.

Еще мгновение, и его улыбка погасла вместе с последним отблеском заката. Его миссия на Земле была завершена, и он сделал решительный шаг вперед – навстречу бездне…»

«Мрачновато, – как обычно, скажет его шеф Томас Беркли. – Слишком уж зловеще, совсем неправдоподобно, вычурно и надуманно. Читатель не поверит в эти твои страшилки. Кроме того, прости, но уже с двадцать третьей страницы мне было ясно, кто убийца. И дальше – это уже не детектив, а фантасмагория какая-то. Извини, я не возьмусь это печатать…»

Так скажет Томас и десятки других издателей. Николас знал, что так и будет. Николас знал, потому что десять его предыдущих романов так никто и не напечатал.

«Дружище, ты лучший в Англии литературный критик, оставь ты эти попытки писать детективные романы. Пусть пишут те, у кого это хорошо получается. Каждому свой хлеб…» Он слышал такое не раз.

Он знал, что никуда не годится как писатель, но не мог не писать. У каждого может быть своя страсть, свое хобби, не приносящее денег, отнимающее время, но питающее энергией. Детективы – была его страсть, помимо спортивных машин и конных скачек.

Часы показывали далеко за полночь. Он вздохнул, дожевал последний кусочек пирога и бросил рукопись в камин. Он понял, что не понесет ее в издательство, что больше не хочет выслушивать критику в свой адрес, и решил, что с него довольно, это был его последний роман. Займется лучше плотнее своей работой, которую он выполнял не просто хорошо, а очень хорошо. Он давно уже присматривал себе новый спортивный немецкий автомобиль. Таких автомобилей еще не было ни у кого в Лондоне, и он рассчитывал, что новый год будет для него еще более финансово успешным, чем этот стремительно уходящий год.

…Догорали страницы в камине, догорали мерцающие огоньки в окнах засыпающих домов. Ярко и холодно догорали Рождественские звезды, а в сердцах не спящих сейчас людей теплилась надежда о добром, светлом и радостном будущем, как всегда бывает в эту волшебную ночь перед Рождеством.

Глава 7. Музыкальный салон.

Лорд Эшли и леди Ребекка, Джеймс и Линда расположились с утра в прелестном музыкальном салоне. В воздухе витал тонкий аромат свежесрезанных белых роз из чудесного зимнего сада. Пышные букеты украшали белый рояль и столики у просторных светлых французских окон, выходящих прямо в сад.

Линда играла на рояле. На ее лице отражалось волшебство завораживающих звуков Шопена. Она играла без нот. Эту музыку она любила с детства и знала наизусть.

Всю ночь Линда провела без сна, в тревогах и сомнениях, мучивших ее в последние годы. Ей было уже тридцать пять лет. Молодость безвозвратно уходила, увядала ее красота, блеск и очарование. Таяли, как воск свечи, ее призрачные надежды и мечты о счастливом браке, о любви, о радости материнства. Возможно, уже слишком поздно что-то менять. Ее благополучие полностью зависело от семьи Эшли. Возвращаться во Францию в свой отчий дом к престарелому отцу ей не хотелось. Своего капитала до смерти отца или мужа у нее не было. В своей жизни она ни дня не работала и не представляла себе, откуда берутся деньги. Оставить непутевого и нелюбимого мужа она не могла из жалости к нему, к себе, к напрасно прожитым годам. Она жила как во сне, как птица в дорогой клетке, окруженная дорогими интерьерами замка Лакримоза. С каждым прожитым днем в ее сердце назревал протест. Она хотела жить, дышать, любить. Запыленные портьеры и почерневшие от времени портреты блистательных предков Эшли давили на нее, лишали воздуха. Она частенько бродила по длинным и запутанным коридорам замка долгими зимними вечерами, как будто искала выход на волю. Выход, которого не было. Некуда идти, некуда бежать.

Музыка была ее отдохновением. Линда давала восхитительные домашние концерты и искренне радовалась в эти дни восторженным аплодисментам благодарной публики.

Вот и сейчас, в славное, нежное, трепетное Рождественское утро музыка действовала на нее, как болеутоляющий наркотик. Тени под глазами после бессонной ночи уже заметно разгладились.

– Прелестно, Линда. Божественно, как всегда! – сказал ее муж Джеймс. Довольный и сытый после плотного завтрака и крепкого сна. – Надеюсь, вечером ты сыграешь нам что-нибудь бодрое. Ведь сегодня Рождество. Хочется что-то повеселее, чем Шопен.

– Конечно, милый. Сегодня вечером у меня запланирована специальная программа. Ты будешь приятно удивлен.

Странные, едва уловимые нотки прозвучали в ее голосе. Если бы Джеймс посмотрел в этот момент в ее глаза, то заметил бы новое, не свойственное ей выражение. Ледяное спокойствие и необратимая решимость. Вот что это было. Как будто она перешла черту и приняла бесповоротное решение, которое изменит ее жизнь раз и навсегда. Но Джеймс не увидел ничего. Он улыбался и мечтательно смотрел в окно, за которым бушевала стихия, и раздумывал о предстоящем приятном ужине в кругу семьи и друзей.