Шрифт:
— Довезешь? — спрашивает Ритка у Фола.
— Довезу.
И я понимаю — да, довезет.
До «неотложки», а если понадобится — то и дальше.
Куда надо будет, туда и довезет.
9
Храм неотложной хирургии находился на другом конце города, в трех автобусных остановках от Горелых Полей. С северо-запада он примыкал к лесомассиву, достаточно благоустроенному, чтобы летом там было полно влюбленных и выпивох — ценителей природы, кучковавшихся в укромных беседках; на восток от «неотложки» располагался колоссальный яр, за которым уже начиналась Дальняя Срань.
Я взбежал по ступенькам, слыша за спиной тяжелое дыхание Фола и лязг цепи, которой Ритка наскоро приковывал свой мотоцикл к врытой в землю скамейке; распахнулись стеклянные двери, укоризненно глянул сверху Спиридон-чудотворец, епископ Тримифунтский, осуждая суету в святом месте, — и я оказался в просторном холле.
В пяти метрах от меня за столом восседала молоденькая дежурная: пухленькое, в меру симпатичное существо в накрахмаленном халатике и таком же чепчике с красным крестом вместо кокарды.
Брошюру листала: «Влияние ворожбы на эфферентную иннервацию»… небось зимнюю сессию завалила!
— Дежурная сестра милосердия… — привычно затараторила она и осеклась, когда следом за мной въехал курящийся паром Фол с Ерпалычем на руках.
Появление же хмурого Ритки в засыпанном снегом казенном полушубке без погон, казенных сапогах и цивильном вязаном «петушке» ввергло сестру милосердия в ступор.
Она даже моргать перестала.
Ритка замер у двери, словно по служивой привычке собираясь на всякий случай блокировать выход. Фол уложил Ерпалыча на кушетку у стены и принялся разминать уставшие руки, нервно подергивая хвостом; и я понял, что пора разряжать ситуацию.
— Вы понимаете, девушка, — вежливо улыбаясь, я безуспешно пытался заслонить собой кентавра, — мы до «Скорой» не дозвонились, вот и пришлось своим, так сказать, ходом…
Нет.
Она по-прежнему не моргала.
— Больного принимай, — буркнул от дверей Ритка-сержант. — Чего вылупилась-то?..
Вмешательство Ричарда Родионовича лишь ухудшило положение.
— Я на улице подожду, — догадливый Фол покатил к стеклянным дверям, но они раскрылись сами. И, отодвинув Ритку, в холл вошел высокий черноусый мужчина лет сорока пяти, одетый в дорогую дубленку, из-под которой снизу торчали полы белого халата.
— Идочка! — зарокотал он, привычно крестясь в сторону красного угла на другом конце фойе. — Ну почему в челюстно-лицевом вместо Пимена Печерского-Многоболезненного опять Агапиту Печерскому кадят?! Я же вас просил перезвонить! До каких пор…
Начальственный рык мигом вернул сестру Идочку на нашу грешную землю.
— Генрих Валентинович! — лепечет она, поглядывая то на черноусого, то на Ритку с Фолом (я и Ерпалыч как бы не в счет). — Генрих Валентинович, тут… ой, тут такое!..
Но великолепный Генрих Валентинович уже видит все, что должен был увидеть.
К его чести, первым делом он направился к кушетке с Ерпалычем. Проверил пульс, заглянул под веки, расстегнул кожух и приложил ухо к груди старика — после чего повернулся ко мне.
Фола и Ритку он демонстративно игнорировал.
— Ваш родственник? — строго интересуется черноусый.
— Нет, — почему-то смущаюсь я. — Так… сосед.
— Ясно. Документы на него есть?
— Какие документы?! — не выдерживает Ритка. — Вы что, не видите: человек умирает!
Генрих Валентинович не видит. Ослеп.
— Я — старший сержант патрульно-постовой службы! Вот мое удостоверение, и в случае чего я подам на вас рапорт в областные органы! Вы слышите меня?!
Генрих Валентинович не слышит.
Оглох.
— Я — заместитель главврача, — говорит он мне. — У больного, по всей вероятности, инсульт. Без документов я не могу узнать, какие обряды больной совершал в последние шесть месяцев, но… Идочка, я пройду к себе, а вы оповестите реанимацию. Хорошо? Пусть готовят отдельную палату, капельницу и алтарь в западном крыле.
Идочка бросается к телефону, а Генрих Валентинович покидает нас. Впрочем, не сразу — проходя мимо красного угла, он вдруг останавливается, словно собака, услышавшая хозяйский окрик, с минуту глядит в стену и наконец уходит, но шаг Генриха Валентиновича уже не столь уверен, как раньше.
Мы ждем.
Дежурной бригады, или кто там должен был явиться за стариком, все нет и нет. Я спиной чувствую, как начинает закипать Ритка, сестра Идочка сидит как на иголках — и с облегчением выдыхает воздух, когда возвращается Генрих Валентинович.