– Ну чего, Серёг, я тебя спрашивал, а ты мне не сказал.

– О чём?

– Хайдеггер!

– Я до него не добрался ещё, мы не проходили.

Свою въедливость Рома пояснял пословицей: «Назвался груздем – полезай в кузов». Он давал Сергею и книгу для рецензии, но мама решительно запретила её читать, сказав, что некогда.

При этом всём Сергей уже начал забывать о девушке своей мечты, так как давно её не видел. Сперва думал – или заболела (бедненькая), или перешла в другое место (сам он бедненький). Но потом уже начал думать: «Ладно, помечтал немного, явил способность к преображению и всё на этом!». Это было хорошее упражнение в светлом чувстве. Как вдруг Белка неожиданно вновь появилась аж в ноябре! И прежняя мечта ожила снова!

К тому времени у Сергея Капитонова возросла религиозность – он уже и постился, и побольше молился, читал не только «Отче наш». Только в этом не сыграл никакой роли фанатичный католик Вадим Гринько. И вообще, с ним была история, отдельная от всего вышеизложенного. О своей вере Сергей пробовал сообщать только намёками, в отличие от Вадима, который срывал лекции в случае, если преподаватель утверждал что-либо идущее вразрез со Священным Писанием, и кричал на лекции: «Давайте не будем впадать в ересь!». Но Сергей ещё не знал, каким предстоит стать ему самому.

И однажды, когда Сергей проучился на экстерне (одновременно на втором и третьем курсах) почти до весны, всё соединилось в одной болевой точке. Произошла его самая жестокая стычка с Ромой. Сергей направился с занятия со вторым курсом в библиотеку, где и встретил Рому с Вадимом. По пути оттуда в направлении Красной площади эти двое снова повздорили.

– Ты этим иди бабушек в переходе грузи! – бросил финальную реплику Рома, повторив несколько раз.

И когда Вадим направился к метро, Роме захотелось ещё пройтись, и Сергей двинулся с ним. Прошли всю Красную площадь и ГУМ (Сергею не понравилось столь затянутое хождение), после выхода из которого началась стычка.

– А что такое любовь? – спросил Рома.

К такому вопросу Сергей и сам не готовился, и никто его не готовил. Рома высказал некоторые суждения, Сергею они показались мало связными.

– Да, что-то вроде того, – всё, что мог ответить Сергей.

– Да-а! Поговоришь с тобой на философские темы, особенно вечером!

– Тьфу, блин, да чего тебе ещё надо, когда я всё сдаю и курсовую написал, и вообще я на экстерне.

Рому это задело, и он обозлился:

– А вот что мне поесть, когда домой приду?

– Что подогреть из готового или что купить?

– Из готового…

– Не знаю твои вкусы: гречку там, вермишель.

– А котлеты?

– Котлеты если только соевые, без мяса, потому что сейчас пост.

Это был первый из тех самых намёков, но Рома сакцентировал внимание не на том.

– Ага, значит, о еде можешь говорить?

Что-либо ответить Сергей оказался не в силах, он только сжал кулаки и челюсти. Дальше было метро, в котором он ничего не видел от сдерживаемой ярости. Перед ним на эскалаторе снова возник Рома – этот гадкий выскочка, который так просто показал ему его никчёмность. На платформе Сергей всё-таки попробовал заговорить первым.

– О чём ты там меня спрашивал?

– Да ни о чём! – скривился Рома в глубочайшем презрении.

– Что, безнадёжен?

– Безнадёжен!

Сергей снова сжался и отошёл от него. Если бы не народ, он не знал, что бы сделал с этим мерзейшим существом. И всё же они вошли в один вагон, даже в одну дверь. Помолчали. И вдруг подал жалкий голос Рома:

– Не бывать мне, наверное, философом.

У Сергея же настроение от этого вмиг переменилось. Говоря коротко, он, конечно, остыл. Что же получается: у Ромы такая же неопределённость, как и у него?

– Отчего вдруг такие выводы трагические? – этот вопрос Сергея прозвучал так сочувственно, как он сам того не ожидал. В итоге, когда Сергей первым вышел из поезда, то внешне совершенно загладилась та вражда, неожиданно возникшая в историческом центре Москвы. Только дома Сергей ещё пометался и лёг с очередной из бесчисленных душевных ран, не понимая, как всё-таки Рома мог таким сделаться.

Бывали моменты, когда при встрече в метро или в отдалении с той самой девушкой, она казалась Сергею уже и не такой миловидной, какой-то старообразной. Как будто тогда, год назад она его очаровала благодаря какому-то снадобью в бутылке «Нарзана». Обычно напитком любви называют вино, но для Сергея таковым оказалась минеральная вода.

Но в дальнейшем, до конца этого суматошного учебного года, она снова стала видеться ему лучше, вновь понравилась её беличья улыбка. И даже – это впервые заметил Сергей! – она сама на него оглянулась.

Экстерн, между тем, подошёл к концу. До конца июня Капитонов дописывал последний реферат за второй курс.

С переходом на четвёртый курс пришёл новый страшный удар. Факультет Капитонова решили перенести в другое здание, отделив от факультета, на котором училась нужная ему девушка. Просто нужная и всё! Пусть Сергей так и не узнал её имени, но всё дело шло именно к тому, как он был уверен. Ведь она уже сама стала на него чуть-чуть издалека смотреть, а также наоборот – специально не смотреть, чего-то опасаясь. Один раз встревоженно задержала на нём взгляд, затем резко бросила этот взгляд на противоположную стену. А шедшая перед ней подружка также смотрела на Сергея с суровым видом телохранителя. «И какая же сволочь так устроила, чтобы разные факультеты находились в разных частях Москвы?!».