Эллис охает, почти испуганно вскрикивает, тут же заливаясь несдержанным смехом и инстинктивно хватаясь дрожащими ладошками за его плечи и шею.

"Это моя фотостудия! Я тут главная хозяйка и твоя работодательница!" – и эта хитрая растрепанная кошечка пытается его сейчас строить?

"Вот только моя работодательница забыла обсудить со мной способы оплаты за мои услуги!" – он не сводит с её лица убедительного и весьма серьезно настроенного взгляда и, похоже, она чувствует, что он не шутит. Ещё шире раскрывает восхищенные глазки и, "скромно присмирев", невинно закусывает зубками краешек нижней губки.

Горячий прилив пульсирующего тока крови бьет незамедлительной вспышкой в висок и по глазному нерву. Господи, что она с ним делала? Играла на самых уязвимых струнах и нитях его моментально слабеющей в ее нежных ладошках звериной сущности? Безбоязненно гладила жесткую холку присмиревшего монстра, любовалась и зачарованно касалась кончиками пальцев алебастровых клыков, даже не подумывая одевать на него намордник или ошейник? Ей и не надо было этого делать. Он самолично застегнул на своей шее самую толстую и неподъемную цепь, вложив в ее руки ключ от замка своей добровольной клетки!

И он не сдерживается, снова, заставляя ее сесть перед собой, между его раздвинутых бедер, как между самыми крепкими тисками живых колодок, будто намереваясь контролировать каждое ее движение, следить за всеми ее манипуляциями в графическом редакторе на рабочем компьютере в фотолаборатории, чтобы в один из этих моментов прижаться к ее спинке плотнее или самому притянуть к себе – вдохнуть в который раз пьянящий запах волос, зарыться губами в их мягкий шелк на затылке или у виска. Умирая от очередного порыва сжать руки в кулаки, пока она так увлеченно, практически не замечая ничего вокруг копается в новых фотофайлах на флешносителе Никона. Скользнуть немеющими ладонями по ее бедрам, в безумном желании снять со своей кожи этот ненормальный зуд или влить его в её тело через сдержанную ласку.

"Боже!" – её немощный натянутый смех лишь на несколько секунд перетягивает его внимание к экрану монитора. – "Ты действительно хочешь, чтобы я все это тебе распечатала? Да здесь больше половины снимков откровенная жесть!"

Но его горло за считанные мгновения перехватывает шелковой удавкой очередного внутреннего взрыва по всем болевым и эрогенным точкам одновременно. Бл**ь, смотреть на несколько уменьшенных копий его кончающей девочки, на ее блаженное личико, искаженное недавними приступами запредельного возбуждения… Сегодня он определенно ещё несколько раз сделает с ней это и буквально вот-вот, как только она распечатает ему все эти снимки!

"Печатай! Или я сделаю это сам!" – это уже не приказ, а реальная угроза с возможными тяжелыми последствиями за невыполнение. Он и сам не замечает, каким говорит голосом и насколько сильно его кроет выбивающей волной неконтролируемой одержимости. Да! Он хочет эти снимки, как и свою девочку, чтобы все это принадлежало только ему, и только его руки и пальцы касались их, ничьи более!

"Ты уверен? Надо сказать, фотограф из тебя не ахти какой! Или фотомодель из меня абсолютно никудышная" – она все пытается его поддеть и свести в шутку явное нежелание делать распечатку.

"А мне по х*ю! Они мои, а значит, я буду делать с ними все, что захочу! И моя девочка на них самая сексуальная и обворожительная!" – и она МОЯ! МОЯ!!!

Всё-таки не сдерживается, поднимает руки к её личику и контрольным захватом оплетает ладонями голову и скулы, разворачивая на себя до того, как она успеет опомниться или испугаться по-настоящему.

"И это я довел её до такого состояния, и эти самые губки делали со мной самые восхитительные вещи!" – кровь опять шипит надрывной пульсацией в висках, застит глаза обжигающей пленкой, пока его взгляд с жадностью считывает любимые черты его сладкой красавицы. Задерживается на её раскрытом ротике, не в силах оторваться от этой завораживающей картинки. Большим пальцем обводит контур нижней губы, вспоминая ещё слишком свежий и яркий образ – как его возбужденный твердый член со вздутой упругой головкой скользил вглубь этого влажного жаркого "колечка", растирая его чувствительную поверхность до макового цвета горячего алого! Fuck!

Могла ли она понять в эти ничтожные мгновения, ускользающих в небытие драгоценных гранул невосполнимого времени, что это была не обычная похоть в чистом виде? Что сейчас её распахнутые затуманенные глазки, застывшее выражение уязвимой невинности и восхищенного ожидания резали его самыми нещадными клинками – по раскрытой настежь сердечной мышце и оголенным чувствам! Что это не он держал ее в своих властных ладонях, а она! Её пальчики контролировали каждый рвущийся удар его взбесившегося сердца, каждый вздох пережатых легких и сладкую вспышку боли по темным стенкам его надорванной души. Возможно когда-то он кого-то и любил, но… Едва ли сейчас это можно назвать любовью! Наверное, поэтому он ей об этом и не говорил? Не знал, как это назвать! Только показать, передать через свои прикосновения, ласки и взгляд, через желание раствориться в ней и стать наконец-то полной завершенной сущностью – цельной, неуязвимой и живой!

Как, моя девочка?.. Что такого сделать, чтобы ты тоже это ощутила, прочувствовала, поняла, приняла в себя и осознала, что это наше общее, единое? Что мы друг без друга ничто, и мы живем сейчас только благодаря этому…

Пожалуйста, почувствуй её! Произнеси, скажи… Впусти меня в себя, всего, без остатка! Почувствуй мою любовь и сладкую боль!.. Ты не можешь это спутать ни с чем и ни с кем другим! Аналогов этому не существует!

Это только наше, между мной и тобой, твоё и моё! И никто, слышишь, никто не имеет права прикасаться к этому и марать своими взглядами, словами и руками!