Гнедой был в хорошем настроении и дал мне об этом знать. Он терпеливо стоял, пока я манипулировал со стременами и поводьями, ждал, пока Джим в сбруйной разберется со шлемом. Джим настоял, чтобы я надел шлем, хотя он и был по размеру слишком мал.

Спина у гнедого была широкой. А я не сидел на лошади три с половиной недели. И если бы в то утро ему взбрело в голову, он мог бы умчаться со мной куда угодно. Не справившись с ним, я выглядел бы дураком. Но он пошел на тренировочное поле так спокойно, как старая рабочая лошадь.

Меня не порадовал его ход рысью, слишком неровный и бросавший всадника из стороны в сторону. Но легкий галоп искупил этот недостаток. Мы достигли гармонии в дальнем конце тренировочного поля, где земля немного понижалась. И первый отрезок возвращения галопом шел вверх по склону, что полезно для укрепления ног.

Работать с гнедым, когда он идет хафспид-галопом; все равно, что сидеть верхом на запущенной ракете. Мощный, целенаправленный, неотвлекавшийся. Чуть запыхавшись, я направил его к воротам, где ждал Джим.

— Ладно, — без оценки произнес он. — Теперь попробуйте другую.

Вторая лошадь — тоже гнедой мерин с черной гривой — выглядел более стройным. И меня поразило, что он казался настоящим лихачом в скорости по сравнению с тем, на котором я только что сидел верхом. Он выше нес голову, оживленнее себя вел и с большим нетерпением ждал, когда его выведут и он помчится своим маховым шагом. Но будет ли такой шаг сохраняться всю дистанцию — это было, пожалуй, сомнительно.

Всю дорогу к дальнему концу поля я простоял носками кроссовок в стременах. Рысь и легкий галоп прошли будто без меня. Эту лошадь не учили позволять всаднику мирно любоваться окрестными пейзажами. Этот парень выкормлен для скачек, и ничего больше его не интересует. В дальнем конце поля вместо того, чтобы спокойно повернуть, он, опустив плечо, сделал один из тех вихляющих пируэтов, при которых беззаботного жокея швыряет наземь. Я видел многих лошадей, которые проводят такой маневр. Меня и самого они сбрасывали со спины. Но я был готов, что гнедой попытается избавиться от меня. Не столько из враждебности, сколько от жажды галопировать.

Его хафспид-галоп к дому превратился в битву с моими руками. Всю дорогу он хотел мчаться гораздо быстрее. Я задумчиво спрыгнул на землю и повел его к Джиму, стоявшему у ворот.

— Ладно, — сказал он. — Какого вы хотите?

— М-м-м... — Я потрепал гнедому с черной гривой шею. Он энергично помотал красивой головой, без неодобрения и, как я догадался, с удовлетворением.

— Как насчет того, чтобы посмотреть племенные книги и формуляры за сандвичем в пабе? — предложили.

Я прекрасно освоил жизнь в пабах после трех с половиной недель, проведенных с отцом.

— Мне сказали, что я должен забрать мальчика-школьника, — засмеялся Джим. — Вы и есть тот самый мальчик-школьник?

— Я кончил школу в прошлом месяце.

— Ага. Это большая разница!

С добродушной иронией он собрал в доме Сталлуорти все необходимые документы, и мы поехали в местный паб, где его дружески встретили как постоянного посетителя. Мы сели на деревянную скамейку с высокой спинкой, и он положил на стол рядом с пивом (его) и диетической колой (моей) племенные книги и другие бумаги.

При выведении животных для стипль-чеза большое значение имеют производительницы. Кобыла, которая дала одного победителя, очень похоже, даст и других. Мать первого гнедого сама никогда не выигрывала, хотя два ее потомка побеждали. Сам гнедой не заканчивал скачки ближе, чем вторым.

Мать гнедого с черной гривой в скачках не участвовала, но все ее потомки, кроме первого жеребенка, побеждали. Сам гнедой с черной гривой выигрывал дважды. Обеим лошадям по восемь лет.

— Расскажите мне о них, — попросил я Джима. — Что мне нужно знать?

Если он получает комиссионные от продажи, конечно, он не собирается говорить мне абсолютную правду. Торговцы лошадьми пользуются такой же дурной славой, как и продавцы автомобилей.

— Почему их продают? — спросил я.

— Владельцам нужны деньги.

— Отец захочет получить свидетельство ветеринара.

— Я прослежу за этим. Какую лошадь вы хотите?

— Я поговорю с отцом и дам вам знать.

Джим криво усмехнулся. Так же как и ресницы, брови у него были белые.

Мне надо подружиться с ним, если я собираюсь часто приезжать сюда на тренировки. С отцовским хитрым политическим чутьем, как это ни печально, я намеренно начал хождение от двери к двери, чтобы убедить Джима голосовать за Бена. Мне пришло в голову, что, наверно, я научился некоторым предосудительным уловкам политиков, пока слушал признания о заботах и желаниях людей.

Джим, смеясь, рассказал мне, что он прибился к Сталлуорти, потому что не мог найти достойного сравнения с ним тренера с дочерью брачного возраста. Хорошо, что я не Ушер Рудд, подумал я.

Спенсер Сталлуорти, видимо, в воскресенье после обеда спал. И в тот день я его больше не видел. Джим к трем часам отвез меня назад в Эксетер.

Улыбаясь и дружески похлопывая по плечу, Джим вручил меня молчаливому шоферу в черной машине.

— Увидимся, — бросил он на прощание.

— Едва могу дождаться.