Шрифт:
Хирон растворился. Звёздный эфир принимает всех и хороших, и плохих. Он навис над башней Судьбы, какимто злым чёрным туманом. Эфир злился ненавистью Сатаны. Слова о голове путешественнице и перспективах не послушных глубоко засели в тьме. Очередную угрозу монарха, увы, подданные не оценили. «Крылатые», подавились вероломностью государя. Гоблины разошлись молча. Каждый утонул в собственных мыслях… Окно ветров открыто всегда. Здесь нет охраны. Да и могла ли стража задержать странников свободного звёздного эфира. Ветродуй залетая, через окно, в громадную пещеру не останавливался. Он носился везде, где мог протиснуться и создать сквозняк. Ветрам чужда лень. Больше всего астральные странники любили вить узоры. Ветер не виден, если в него не заплелись частицы глины, травы или мусора. Но, увы, мусора не было. В окно ветра влетали стерильными. За долгое блуждание по вселенским закоулкам, они теряли обузу вселенский мусора. Оставались запахи. Складывался неповторимый узор. Рисунок запахов разных астральных странников связывался в неповторимую бязь.
«Не дай бог ошибиться и выбрать не того лихого покорителя звёздных просторов». Принюхиваясь, думал Хирон. Исчезнув с площади, самодержец всея Скалы, быстренько переместился в пещеру, где гуляли астральные ветра. Вот уже несколько минут царь скалы ё пытался разобраться в хитросплетениях Вселенских скитальцев.
«Ни чего обломается народ, Риг справиться». «Не справиться, пущу гулять без головы по пещерам забвения». «Не посмотрю, что он моя правая рука». «Отсеку руку по самые бакенбарды. Там глубоко, в Скале, пещерах Забвения, будет гулять под здоровую ручку вместе с Оттоном, противным. Там разгуляться есть где». Пещер там достаточно». «Придет время и безмозглую многоголовую скотину – змея взнуздаю». «Надо только добиться одобрения самого» … Даже в мыслях, старый хитрец Хирон, боялся, лишний раз назвать хозяина по имени. «Ну, наконец, кровью запахло». Принюхиваясь к очередному ветру, обрадовано подумал Хирон. «Этот, кровавый, мой». Завернув тело в огромные крылья. Кровавый ветер забрал венценосного узурпатора. Как положено буйным покорителям, злобно рыкнув, ветродуй с кровью, исчез в окне ветров. Буйный, с кровавым запахом, тайфун исчез, провалившись в «окно Ветров», как в пропасть. Тишина наступила у «окна астральных СКИТАЛЬЦЕВ». Вселенский эфир, в окне, светился миллиардами звёзд. Где-то там, в необозримой вечности, скрыты истоки, наполняющие эфир жизнью. Латиняне, называли это эманация – истечение. Течёт река сущного, от трона Создателя. По мере удаления от источника предметы ухудшаются. Необходимо стремиться в высшие миры. Возвращается к богу—отцу, богу – сыну и богу святому духу единому в трёх лицах – всё, что существует в мире. Где—то живут миры, которые имеют счастья постоянно наблюдать Создателя.
Смертельная природа
Дорога поднималась в гору, потресканный асфальт больно отзывался на людях, сидящих в маршрутке, было набито битком. Рабочий люд спешил из одного города Орск, в меньший Новотроицк, за хорошей жизнью, работой, зарплатой на Орско—халиловский металлургический комбинат.
Люди в маршрутном такси стояли, увы, всем места не хватило. Маленький ручеёк от толпы, стоящей на остановке, в ожидании следующей надежды вовремя успеть на работу. Ехал на менее значительные производства, с меньшей оплатой. Например, Слава Лекарь ехал на станцию скорой и неотложной помощи. «Ранняя весна похожа на белое солнце в зените». «Солнце не просто молочного цвета, а холоднопрозрачно—белое». «Солнце ледяное и жаркое, по контрасту температур». «Днём жарко хоть раздевайся до трусов». «Утром леденяще – холодно. В кожаной куртке, без подстёжки, на тонкую футболку, озноб пробирает». «Особенно, когда ожидаешь бесконечную череду маршруток, забитых доверху народом». «С утра можно опоздать на работу». «Правда, я никогда не опаздываю». Эти мысль пришли Лекарю в жарком от тел и их дыхания в переполненной маршрутке. «Я не опаздываю на работу потому, что выхожу за два часа до смены». Лекарь радостно улыбнулся. Маршрутная
«газель» проезжала около хранилища бытовых отходов, проще говоря, городской свалки, местом её жительства пустошь между двумя городами спутниками. Слава работал сутками и свалку проезжал два раза за двадцать шесть часов. В суточной работе вместо суток, были ещё два часа на сдачу смены и пятиминутку. Пятиминутку, рачительные руководители, растягивали на часы. Так что свалку, Лекарю, приходилось дважды нюхать, по дороге на работу и когда ехал домой. Огромный металлургический комбинат и цементный завод не перебивают, даже когда дымят вместе, едкого, гнилостного запаха, местного озонатора воздуха. «Черноморское побережье Кавказа. Горы» … «Воздух, как нарзан» … «Тропические деревья закрывают горы сплошным зелёным кудрявым ковром» … «Дорога из Сочи в Адлер бежит вдоль побережья» … «Красотища несусветная» … «Любуешься морем по дороге на работу» … «Чую опять знакомый запах» … «Среди благоуханий нарзана между Адлером и Хостой опять запах человеческих нечистот». «Родная свалка не оставляет своими заботами». Лекарь, без особой радости, взирал, на проплывающий за окном маршрутки, пейзаж. Хилые деревца изогнутого карагача, присыпанного красным снегом, лесопосадка, сменялась гнилым озером. В его водах ни что живое не живёт, только отходы производства. Завод с красным дымом из многочисленных труб, «великолепие» здешней среды – свалка. «Огромные залежи мусора, чадят вонючим дымом». Пересадка с такси на такси ждала Лекаря на железнодорожном вокзале города Новотроицка. Год назад, к денег абсолютно не хватало, на трёх детей, пожилую девяностолетнюю бабушку и неработающую, сидящую с близнецами жену. Лекарь ездил работать на электричке, от вокзала «старого города» Орска, до вокзала города Новотроицка, дальше, на западный посёлок, Лекарь шёл пешком. Это было весьма утомительно. Сейчас, Слава «разбогател». Дополнительно к труду врача скорой помощи, прибавилась пахота, на маршрутном такси, водителем. Денег прибавилось… «С деньгами можно позволить «роскошь» добираться на основную работу на маршрутной газели». Слава печально задумался над метаморфозами судьбы. «Красота на маршрутке, за час, родная станция скорой «помочи». Станция расположена в западном районе города, при бывшей ведомственной медсанчасти «орско—халиловского металлургического комбината». Металлурги с приходом демократии отказались спонсировать больницу. Народ шептался:
Хозяевами холдинга Уральская сталь стали москвичи.
Новым «барам» больница лишний рот. Я лишний рот хуже ножа.
Станция скорой медицинской помощи, типовая, в три этажа. Гараж, теплый, на десять машин. Раньше было больше. Каждый год сокращают количество санитарного транспорта. Начальство говорит:
Сокращается количество населения, каждый год на десять тысяч человек, то есть на одну машину скорой помощи.
«Ну, вот и родные ворота. Приму смену. Сутки пролетят. И домой». Лекарь посмотрел, стоит ли машина в гараже, поднялся на второй этаж, занял место в большёй комнате, переоделся в рабочую одежду, синий халат и такого же цвета брюки, принял коробочку с наркотиками у врача, которого менял, расписался за наркотики в диспетчерской, осмотрел всё ли нормально в автомобили совместно с двумя фельдшерами. Сегодня он работал на реанимации. Нет, Славу Костина не повысили в должности. Его не ставили на эту бригаду, не из—за недостаточной квалификации. Все врачи, постоянно работающие на реанимации и кардиологии, не имели ординатуры по интенсивной терапии. Не из—за стажа по скорой помощи. У Лекаря стажа хоть отбавляй к тридцати годам.
Слава остался в Новотроицке иногороднем, не глянулся начальству, особенно начмеду, женщине лет сорока шести, мусульманке, в очках, худой и озлобленной на весь мир. Как бы ни менялся состав бригад: реанимации или кардиологии, Слава всегда оставался на этих бригадах лишь врачом на подхвате. Врачом на всякий случай. Например, отпуска или больничного листа. Сегодня – заболел врач.
Лекарь внимательно осмотрел кардиограф… Заволновался приёмник в гараже. Диспетчер объявил реанимацию на вызов. «Ну, вот пошли дела кое—как», Лекарь открыл дверь и сел в кабину газели. Автомобиль выехал за пределы гаража, будто вылетел на волю, пугая окрестности мяуканьем и гавканьем сирены, сполохами синего цвета маяков. Сутки пролетели как одно мгновение. После обряда сдачи дежурства Славу опять ждала маршрутка, но он не сетовал. «Это лучше, чем идти километры пешком». Вдруг, Славе вспомнилось. «Сочи.
Жаркое лето. Море изумрудно – зелёного цвета… Пляжи на всём протяжении моря». Здесь, долгая холодная весна, красна, может плавно перетечь в дождливое холодное лето». Маршрутка, скользя по утреннему льду, плавно остановилась. Лекарь перешёл на другую сторону улицы. «Последняя смена маршрутного такси, третья по счёту, самая приятная». На конечной остановке, через какие—то пять минут неторопливого хода, Лекаря ждал пахнущий чёрным ароматным, свежее сваренным кофе, дом, радостное чувство отдыха и не чего не деланья. Как будто не было двухчасового пути с пересадками на работу и домой, прыгающих на колдобинах, забитых людьми, как огурцы семечками, маршрутках. «Ну, вот я и далеко от врачей стационаров, любыми путями пытающихся оттолкнуть от себя больных. Вытягивающих из тебя душу пациентов. Начальства, которое отказывалось понимать трудности диагностики за пятнадцать минут». Лекарю помогал не терять самообладания громадный опыт работы на скорой помощи, с семнадцати лет, и огромное чувства самосохранения. «Наконец—то дома». «Долой рабочую диету, а точнее голод, который помогает бегать по вызовам. Да здравствует плотный завтрак. Родной компьютер. Писать, спасать вселенную».
Повелитель тьмы
Экран тел светился алым огнём. В середине экрана располагался перевёрнутый крест, как в фильмах про сатанистов. На перевёрнутом распятье висел человек. Ноги несчастного обнимали языки костра. Лицо страдальца анемично, будто мученик не чувствует боли, его ноги привычны к жгучим, алым, языкам костра. Одежда на человеке отдалённо напоминала костюм звёздного путешественника. Гордость звёздных покорителей, белого цвета, блестящий, мог заменить зеркало, костюм повешенного человека напоминал грязную истлевшую половую тряпку. Фон на экране мерзкая рожа, казалось, распятье заменило гнусному созданию нос и рот. Выглядело так, человек на кресте валится мерзкому лицу в рот. Рой, как в ночном кошмаре, почувствовал парализующее чувство страха.