Шрифт:
– Да-с, – почесал седую бородку Куприянов. – Это вам точно не Левитан! Даже не Шишкин! Кто такое возьмется реставрировать? Так и пролежит еще век…
Затем вскрыли второй картонный ящик. Тут уже пошла жанровая живопись: поля и косцы, иногда появлялись кони, написанные довольно примитивно и неумело, дворовые за работой.
– Тоска, – вздохнул Куприянов.
Вскрыли третий ящик. И тут случилось оживление. Портреты!
– Недурно написано, очень недурно, – вдруг заговорил искусствовед. А вот, кажется, и сам Мельников! Во фраке, надо же! А вот и его жена с детьми, так-так! Кстати, надо почаще заглядывать в запасники!
А портреты все шли чередой. Представители сословия русских капиталистов второй половины девятнадцатого века. Было ясно, что все эти люди – близкие родственники промышленника Мельникова. Несколько раз возникало лицо самого Ивана Мельникова, например, сидящего на диване с сыном или в кресле перед зеркалом. Некоторые картины были откровенно изодраны.
– А что это за дырки в них, Борис Борисович? – спросил Мишка.
– Не догадываетесь? – усмехнулся искусствовед.
Сомов замотал головой. Юля пожала плечами. Паша только нахмурился.
– А вы присмотритесь к этим дыркам, – усмехнулся Куприянов. – Тут не камешки в них бросали. Форма-то какая! Это пролетарским штыком поработали! А где-то и «товарищем маузером»!
– Да ну? – удивился Сомов.
– Ага, – кивнул Куприянов. – Это они классовых врагов так попотчевали! Судя по легенде, семью купца Мельникова красноармейцы именно так и перебили – штыками. Что скажете, молодой человек в роскошной майке, специалист по вышеозначенным историческим персонажам?
– Да, я читал об этом в библиотеке. Но это его наследников перебили. Сам Мельников умер задолго до революции.
– Именно так, – кивнул искусствовед. – Кстати, вы увидели то, ради чего сюда пришли? Ради чего ваш коллега весь покрылся вековой пылью?
Юля и Мишка одновременно взглянули на Пашу, особенно требовательно смотрел «покрытый вековой пылью» Сомов, но их товарищ лишь отрицательно замотал головой:
– Пока нет.
– Ну что ж, тогда распакуем четвертый ящик, – предложил искусствовед Куприянов. – Готовы?
– Ждем с нетерпением, – корректно поторопил его Паша, который был недоволен чересчур разговорчивым куратором.
Куприянов аккуратно, как и прежние три картонных ящика, распаковал четвертый и полез за первым полотном.
– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал он, – что тут у нас?…
Он положил укрытое полотно на пол и потянул на себя край оберточной бумаги…
– Ничего себе, – пробормотал Мишка.
– Лабиринт! – воскликнула Юля.
– Вот оно, – одновременно с ними горячо прошептал Паша, разглядывая сильно потертый холст. – Наше сокровище! Вот оно…
Удивление трех мужчин и девушки было велико. Им открылось поразительное зрелище! Не портрет и не пейзаж, никаких стогов сена или крестьян, или солидных промышленников, дородных купцов и купчих, или пасущегося скота. Это действительно был лабиринт! Но какой?! Настоящий! Замысловатый лабиринт, сложенный из красного кирпича, чьи коридоры были спутаны самым хитрым образом. Эти коридоры обрывались тупиками, и в некоторых тупиках можно было увидеть человеческие кости! Желтые, высушенные временем. Черепа, кости таза, ребра, позвонки, скрюченные костяшки пальцев…
– Хороша картинка, – наконец-то вырвалось у искусствоведа Куприянова. От его ернического тона не осталось и следа. Борис Борисович разом переменился: – И как этот шедевр ушел от нашего внимания? От моего внимания? – он даже обернулся к ребятам. – Почему?!
– Может, у вас в тот день выходной был? – предположил Сомов.
– Возможно, – кивнул искусствовед.
– А что вот тут? – пальцем указала Юля на что-то черное и взъерошенное, спрятанное в одном из коридоров лабиринта, похожее на горб.
Паша усмехнулся.
– Что? – спросила Юля.
– Да так, ничего, – ответил Киселев.
– Твоя версия?
– Это он. Прячется. Ждет!
– Да ладно?!
– Кто прячется и ждет? – спросил Мишка.
Но Паша не успел поделиться своей версией.
– Смотрим дальше, – предложил искусствовед Куприянов.
Он достал второе полотно и развернул его – и тотчас напряжение охватило четырех зрителей. На первом полотне была панорама лабиринта, тут же внимание сфокусировалось на отдельном коридоре. И на тех, кто попал сюда. На четырех несчастных молодых людях – двух юношах и двух девушках. В греческих туниках! За ними только что опустилась каменная стена. Двери! Они были напуганы, цеплялись друг за друга и оглядывались по сторонам.
– Они как будто слышат что-то, – проговорил Паша.
– Брр, – поежилась Юля. – Не пугай меня.
– Я правду говорю. Посмотри на их глаза. Они ждут!
– Согласен, – с трудом проглотил слюну Мишка.
– И я того же мнения, – добавил Куприянов и вцепился в седую бородку. – Слышат и ждут! Дальше!
Он извлек из картонного ящика еще одно полотно и освободил его от оберточной бумаги. И все тотчас оцепенели! Все четверо увидели страшные глаза во весь холст. То ли человека, то ли зверя. Огненные глаза! Они смотрели на зрителя, пожирая его яростным жалящим взглядом. Алчным. Уничтожающим. Взглядом убийцы.