К вооружённым отрядам Пугачёва присоединялись горнозаводские крестьяне и работные люди уральских и поволжских металлургических заводов, рудников. С собой «заводские» везли пушки и боеприпасы к ним.

Один из пугачёвских атаманов (по сути – полевой командир) по кличке Хлопуша [1] сформировал из заводских людей крупный отряд, с которым он прошёл и огонь, и медные трубы. Эти нищие, лишённые всего люди, в сущности – рабы, шли по сложным опасным маршрутам, осаждали города, нападали на колонны и гарнизоны царских войск, не боялись встретиться с армией и на открытом поле брани, и только для того, чтобы победить и иметь возможность жить по-человечески.

Таким образом, рабочие сознательно встали на путь вооружённого сопротивления господской власти и приняли участие в боевых действиях против царской армии [2] . И нужно заметить, что воевали эти «проторабочие» по своей воле, без принуждения, отстаивая свои кровные интересы. Как известно, выступление Пугачёва было подавлено, а сам предводитель был посажен в клетку и казнён в центре Москвы на Болотной площади. Несмотря на старания имперских властей стереть память о мятежном казаке, народ помнил его и передавал из уст в уста предания о нём.

Волнения происходили и в XIX веке. Автор В. Быков в своём исследовании «Возмутители: (бунты в Ревдинском заводе в 1826 и 1841 годах)» приводит данные такого рода: в 1826 и 1841 годах бунтовали углежоги на металлургических заводах Урала, требуя снизить непосильные нормы выработки угля.

Требования были справедливы: труд углежогов был физически тяжёлым, но оплачивался он так низко, что рабочим приходилось лезть в кабалу к хозяину, чтобы прокормить свою семью. К примеру, средний заработок рабочего составлял около двухсот рублей в год, а долг его заводской конторе – до трехсот рублей и больше: со стороны администрации происходило обыкновенное жульничество с нормами выработки угля.

При анализе ситуации власти признавали, что неповиновение горных рабочих носит более организованный и инициативный характер, нежели у крестьян. Политическая полиция также обратила внимание на развитость рабочих, на их стремление к самостоятельности и коллективной сплочённости.

Многие, ошибочно представляя историческую действительность, считают, что жизнь большинства крестьян и рабочих в Российской империи была стабильной и сытной. Обратимся к монографии В. А. Ермолова «Повседневная жизнь российских рабочих на рубеже XIX–XX вв.». Автор приводит статистические данные за 1912 год, изданные гласным городской думы Саратова В. А. Коробковым:

«…из 150 млн крестьян, а это более 70 % населения страны, лишь 25 % жило благополучно за счёт приобретения земли после отмены крепостного права и использования наёмного труда батраков. Остальная часть крестьянства – малоземельные, однолошадные и безлошадные бедняки – даже во второй половине 90-х годов, в период бурного экономического подъёма, продолжали влачить жалкое существование. Среднестатистический крестьянин довольствовался 17 копейками в день!», и там же: «…по величине заработной платы среди остальных групп населения страны рабочие занимали одно из последних мест… у подавляющей части рабочих средней и низшей квалификации зарплата не покрывала семейных расходов».

И это при том, что русский крестьянин или рабочий работали по двенадцать часов в день.

Ни владельцы предприятий, ни правящая верхушка в целом не были способны, да и не хотели разрешать экономические и нравственные конфликты, идти навстречу рабочим. Отношение к фабричному люду было как к крепостным – сословие, недостойное внимания, уважения и сотрудничества. Закон был на стороне господ, и решением всех проблем по традиции было применение репрессивных мер. Бунты рабочих жестоко подавлялись спешно вызванными воинскими командами, казаками, полицией. Силовики принимали крутые меры, выявляли и наказывали виновных: свистели нагайки, гремели выстрелы, и всё затихало до нового, ещё более кровавого мятежа.

Такое безответственное отношение к соотечественникам из низшего сословия, такая ненависть, с которой подавлялись чаяния людей, чьими руками добывались и производились материальные ценности, вызывало ответную реакцию со стороны угнетённых.

Крестьянские и рабочие волнения приобретали настолько невиданные масштабы и столь же ответные репрессии, что многие образованные люди России того времени стали убеждаться, что внутренняя политика царского правительства несостоятельна, и что существующий порядок нуждается в глубокой перестройке. Учащуюся молодёжь из высших и средних слоёв общества, интеллигенцию традиционно привлекала Франция, где в качестве формы государственного правления не единожды устанавливалась буржуазная республика, а в 1871 году появилось первое правительство с участием рабочих – Парижская коммуна.

Внимание на перемены в западных странах обращали и имперские власти России: всплеск революций 1848 года и ожесточённая классовая борьба особенно беспокоили правящую верхушку. Московский губернатор Закревский в своей записке императору Николаю I докладывал о «необходимости запретить открытие новых фабрик и заводов в России и… сократить производство существующих, не допуская увеличения численности рабочих». Оценив зарождающееся стачечное движение рабочих, сановники признали его угрожающим установленному государственному порядку, что привело к появлению закона о стачках и уголовного наказания за них.