– Марш!
– сказала она.
– Ведите меня в женский лагерь!

Долговязый Лейтхольд и крутобокая надзирательница покинули комендатуру, а Копиц снова уселся за стол. Настроение у него заметно улучшилось. Все же он на всякий случай позвонил в пятый лагерь и сказал тамошнему рапортфюреру, что в дальнейшем надо предупреждать друг друга о выезде Россхауптихи. О том же он договорился с двумя другими лагерями.

В лагере тем временем прозвучала команда "Achtung!" Писарь выбежал из конторы и отбарабанил свой рапорт:

– В женском отделении семьдесят девять заключенных, выбыла одна, причина - смерть, сегодня ночью, в бараке.

Россхаупт кисло взглянула на круглую физиономию писаря.

– Вы еще не выбрали для меня секретаршу?
– спросила она Лейтхольда. Этот писарь мне не годится, у него блудливые глаза.

Эрих замигал из-под стальных очков. Ему отнюдь не казалось, что можно блудливо смотреть на эту мужиковатую бабу. Но он промолчал.

– Мы ожидали вас, фрау надзирательница, - сказал Лейтхольд, - и не хотели выбирать секретаршу без вашего согласия. В женском лагере пока побывали только врач и капо тотенкоманды, унесший труп.

– Врач?
– Россхаупт подняла желтые брови.
– Вызвать его сюда!

Писарь повернулся и крикнул в сторону бараков:

– Frauenarzt! Здесь: "Врач женского лагеря!" (нем.)>

"Frauenarzt!" - передавалось из уст в уста.

– Откройте калитку, - приказала надзирательница.

Лейтхольд щелкнул каблуками - "Jawohl!" - и заковылял к калитке. Отперев ее, он обратился к Россхаупт.

– Разрешите?

– Разрешаю, - величественно произнесла она и вошла на территорию женского лагеря.
– Дождитесь здесь врача и приведите его ко мне. Да не забудьте запереть калитку.

– Может быть, мне самому нет надобности...
– заикнулся Лейтхольд.

В глазах надзирательницы мелькнула насмешка.

– А почему нет? Боитесь женщин?

Лейтхольд смотрел прямо перед собой.

– Не знаю, что вы имеете в виду. В лагере существуют только номера.

"Ах вот ты какой!
– подумала надзирательница.
– Но меня ты не проведешь, я тебя вижу насквозь".

– Делайте, как я сказала!
– резюмировала она и исчезла в ближайшем бараке. Послышался возглас "Achtung!" и какой-то шум. Россхаупт вынырнула из барака красная, как индюк.

– Эти свиньи все еще дрыхнут!
– закричала она.
– В четверть двенадцатого!

Кюхеншеф пожал плечами:

– Герр рапортфюрер приказал дать им отдохнуть с дороги, а днем вы должны были провести...

– Я сама знаю, что мне делать, - отрезала она.
– Это кто такой?

К калитке торопливо подошел Шими-бачи. Он вытянулся в струнку рядом с писарем, выкрикнул свой номер и прибавил:

– Revieraltester des Frauenlagers нем.)>.

Россхауптиха покосилась на его седины.

– А нет ли тут доктора постарше?

Лейтхольд робко покачал головой.

– Вы мне отвечаете за него, - сказала эсэсовка.
– Поскольку кругом мужчины и сквозь ограду все видно, осмотр нельзя делать под открытым небом.

– Да к тому же и снег...
– прошептал Лейтхольд.

Россхаупт бросила на него недовольный взгляд.
– Не перебивайте! В бараках есть только проход посредине, там тоже неудобно. А как контора? Там больше места?

– Jawohl, - прохрипел писарь.

– Убирайся, развратник, а не то...
– Надзирательница замахнулась рукой.
– Проводите меня в контору.

Лейтхольд запер калитку и побежал к конторе. Там за столом сидели Зденек и Хорст. Один приводил в порядок картотеку, другой изготовлял нарукавные повязки. Хорст вскочил, четко отрапортовал. Россхаупт почти ласково взглянула на него, впервые за весь день.

– Немец, - сказала она, - служил в армии?

– Обер-ефрейтором! Награжден железным крестом, осмелюсь доложить!

– Хорошо, - кивнула она.
– Но ты слишком смазлив, тебя нельзя здесь оставить. Выйди и возьми с собой этого задрипанного писаря. Из заключенных здесь останется только так называемый доктор. Стол отодвиньте подальше к стене, эту скамейку вынесите, и начнем. Вы, - продолжала она, обращаясь к Лейтхольду, - сядете рядом со мной и будете записывать. Но прежде сходите в женский лагерь и приведите первую группу. Двадцать человек.

У Лейтхольда голова шла кругом. Когда он впервые вошел в женский барак, его ошеломил оглушительный крик, гомон, стук деревянных башмаков. У дверей его встретила черноглазая девушка и, став "смирно", крикнула: