Шрифт:
– ХОЧУ!
Упрямо заявила и стиснула руки в кулаки.
– Ну видишь, малышка хочет. – подмигнул мне и повернулся к Пауку. – Ты чего занервничал? Или правильным стал…. Там, в Нью Йорке…
– Хлеборезку завали! Она не играет!
– Кто сказал?
– Я сказал!
– Срать я хотел на то, что ты сказал! А эта малышка никуда не пойдет!
Джино усмехнулся и протянул мне ладонь.
– Не бойся его. Со мной играть будешь.
Я нагло взяла Джино за руку и с вызовом посмотрела на Верзилу.
– Убери от нее лапы!
Сальва вдруг со всей силы ударил Джино кулаком в лицо, а меня схватил за плечо и отшвырнул в сторону с такой силой, что я упала на спину.
– Тыыыыы, – Джино ринулся на Сальву, размазывая кровь под носом.
Сальваторе выхватил нож из-за пояса и, перекинув его из руки в руку, ухмыльнулся:
– Сначала поиграй со мной!
– Паук! Ты че! Остынь!
– Она сама пришла! Успокойся!
– Сальва!
Ребята пытались его успокоить, но он передернул плечами и скинул черную косуху на землю. Джино тоже сбросил куртку. Теперь они стояли друг напротив друга злые, набыченные, и мне стало страшно… Нет, не за Сальву…а за Джино. Потому что я увидела жуткий взгляд Паука исподлобья. Там жила смерть. Пряталась в черноте за золотой каймой.
– До первой крови, – зарычал Сальва.
– До первой крови! Твоей! И она будет играть!
– Не будет! Скорее ты сдохнешь!
Глава 5
Сицилия. Палермо 1998 год
Как сразу, несмотря на слепоту,
Находит уязвимую пяту!
(с) Шекспир. Ромео и Джульетта
От бессилия ломались крылья,
Разбивались надежды, мечты,
Но я верила очень сильно
Где-то есть в этом мире ТЫ.
(с) Ульяна Соболева
– Остановиииись!
Закричал Марко и бросился на спину Сальваторе, не давая вонзить нож в Джино. Но старший брат его с легкостью отшвырнул. Окровавленный, весь в кровоподтёках после изнурительной и безжалостной драки, сжимающий рукоять сбитыми пальцами, он сидел сверху на Джино, придавив его к земле и дрожа от напряжения, пытался перебороть сопротивление кузена. Кончик ножа дергался у самого горла Джино.
– Ты…в моем доме… И если я, Паук, сказал, что она не станет играть – значит так и будет. Понял? Повтори, мразь!
– Да…пошел ты!
– Повтори, или я уши тебе отрежу!
– Попробуй!
Напрасно он злил Сальву, напрасно дергал перед ним красной тряпкой. Мне вдруг стало невыносимо страшно, что Паук так и сделает – отрежет ему ухо. Из-за меня.
– Не надооо. Не режь его. Я не стану играть. Не стану. – повисла на руке Сальвы, от неожиданности он обернулся и прочесал лезвием по моему плечу. Тут же его глаза расширились, округлились, и нож выпал на землю. Было больно, и меня тут же затошнило от вида собственной крови. Хлынув по лиловому рукаву вниз к ладони, она закапала в траву.
– Придурооок! Ты ее зарезал? Тыыыы!
– Заткнииись, бл*! Все заткнулись!
Голос Марко оглушительно зазвенел в ушах, но мне было наплевать на него, у меня сильно кружилась голова, а Сальваторе подхватил меня и быстро понес в сторону дома. Какие сильные у него руки, как гулко бьется сердце в груди, и сквозь густую вату я слышу, как он шепчет по-итальянски:
– Сейчас, Вереск, сейчас. Все хорошо будет… сейчас, маленькая. Я нечаяннооо…. Бл***… я не хотел… слышишь, малая, я не хотел!
И в волосы мои ладонью зарывается, прижимая мою голову к своей груди. Бежит со мной, торопится… а мне хочется, чтоб не торопился, чтоб вот так у него на груди лежать бесконечно.
Занес меня в дом, взбежал со мной по лестнице… а мне было так хорошо, я ужасно хотела, чтоб это не прекращалось, но Сальваторе положил меня на постель, приглаживая мои волосы, обхватывая ладонями щеки.
– Сейчас рану посмотрят… слышишь, Вереск? Ты только не умирай, ладно?
И в черных радужках больше нет колючей злости, нет глубокой и безнадёжной бездны. Там страх и отчаяние. Ему страшно. За меня. В комнату набились люди. Все охали и ахали. Ко мне тут же подбежала мама. Бледная от испуга, ее губы дрожали, и она металась возле постели, пока ждали врача.
– Все хорошо… мам, все хорошо. – шептала я и сжимала ее руку. – Это просто царапина. Ничего серьезного. Правда.
Потом приехал врач. Он осматривал мое плечо при Альфонсо, Сальве, его мачехе и Марко, при моих родителях. Это было больно и очень неприятно. У врача оказались очень холодные руки. Когда он прикасался, меня подбрасывало, как от удара током.
– Что произошло? Кто нанес тебе этот порез? – спрашивал отец, пока врач дезинфицировал порез, и я старалась терпеть и не ойкать, чтобы не сводить маму с ума еще больше.