Наши дни

Мал

Здесь, на балконе, Аврора смотрит на меня так, будто я нагадил ей в суп.

По правде сказать, после всего, что приключилось со мной за эти восемь лет, я так бы и поступил, подвернись мне подобная возможность. Как обычно бывает, возможность не подвернулась. Так что ума не приложу, почему Аврора охвачена таким ужасом и удивлением.

Между тем годы, что мы провели порознь, были к ней благосклонны, чего нельзя сказать обо мне. Ее волосы того же причудливого цвета и чудненько бы смотрелись намотанными на мой кулак. В носу колечко, которое она наверняка и по сей день теребит не переставая. Длинные ноги в чулках в сеточку и одежда пятнадцатилетней малолетки, фанатеющей от «Yungblud» и «5 Seconds of Summer». Над ее верхней губой родинка в стиле Мэрилин Монро, на виске выступающий шрам в форме полумесяца, историю которого она, само собой разумеется, не знает. И такие густые ресницы, что на щеках Авроры появляется тень, когда она опускает глаза.

Хороша без сомнений. Как и большинство женщин.

Большинство женщин, ради которых я не стал губить свою жизнь.

Сейчас, вспоминая, как меня мучила вина из-за того, что я не все рассказал ей, — не смог, потому что дал клятву, — меня тянет на смех.

Да, я многое скрыл от Авроры.

Но куда мне до нее. Вот она-то многого меня лишила.

Спроси вы меня сегодня, что привлекло меня в ней в тот судьбоносный день на Друри-стрит, и я не смогу дать точного ответа. Она милая, но слишком зациклена на себе, как и все претенциозные девицы, которые прекрасно орудуют как камерой, так и ртом на членах богатеньких мажоров.

Я давал себе слабину. Промежуток с шестнадцати до двадцати двух лет прошел в тумане беспробудного пьянства до потери пульса. Такая как Аврора с легкостью проникла в мое безнадежно жизнелюбивое сердце.

Однако к тридцатнику сердце мое покрылось ледяной коркой, как деревья в зимнем саду. А еще я давным-давно перестал укладывать к себе в постель роковых барышень и обещать им вечную любовь.

Урок усвоен, и Рори оказалась непревзойденным учителем.

Да, Аврора Белль Дженкинс ни капли не изменилась.

Зато я? Совершенно другой парень.

Она поворачивается ко мне лицом и намеревается неуклюже и неуверенно меня обнять. Я тоже разворачиваюсь, но за спиной цепляю руки в замок. Когда Аврора понимает, что теплого приветствия ей не видать, я протягиваю руку и, приподняв ее подбородок большим пальцем, закрываю ее удивленно раскрытый рот.

— Ты здесь, — шепчет она.

— Всегда наблюдательная и смышленая Аврора. — Я порывисто улыбаюсь. Мое пальто до сих пор у нее на плечах, ведь я помню, что ей всегда холодно. Как-то не довелось признаться, что мне, напротив, всегда невыносимо жарко.

Нам правда было очень хорошо вдвоем. Во всяком случае те двадцать четыре часа.

Настороженно и удивленно глядя на меня, она делает шаг назад — перепуганный зверек, услышавший смертоносный щелчок курка. Напрасно, не стоит. Я никогда не причиню ей боль. В физическом смысле точно. Разве не я тот самый тупица, что потратил на нее все свободное время, когда она была в Ирландии? Да-да, вот он — я.

В воздухе так и висит очевидная тема, но если Аврора считает, что я сжалюсь и первым заговорю о прошлом, то ей еще предстоит познакомиться с обновленной версией Мала. Он очень отличается от того парня, что она оставила в Ирландии.

— Почему… как… зачем ты здесь? —удивленно хлопает она глазами.

Ее обескураженный и растерянный вид не приносит мне тот моментальный восторг, какой я ожидал прочувствовать все эти годы, не зная, суждено ли нам снова встретиться. Если Аврора не изменилась, то это ее состояние продлится недолго. Скоро она вновь адаптируется.

Я имел удовольствие заметить ее сразу, как вошел этим вечером в зал. Я узнал ее в ту же секунду. В конце-то концов, Аврора навечно и мучительно втрескалась мне в память.

— По работе, — отвечаю. — А ты?

— Аналогично. — Аврора прочищает горло и выпрямляется, вернув привычное хладнокровие. — Ты теперь певец? Мал, это чудесно.

— Я пишу песни, — возражаю я и делаю глоток виски. Заметно, как она потрясена и обижена тем, что я не бросаюсь ниц к ее ногам с признаниями в любви. Я сам в шоке. Спросите двадцатидвухлетнего Мала.

— А ты? — киваю я в ее сторону.

— Я фотограф в «Блю Хилл Рекордс». — Она улыбается, пытаясь разрядить обстановку. — Боже, Мал, не представляла, что снова с тобой увижусь. Судя по всему, мы все так же предсказуемы, как и наши родные края.

— Говори за себя. — Я окидываю взором ее телом, стараясь не задерживаться на том, что раньше вызывало интерес. — Может, ты и предсказуема. А у меня припасена пара новых трюков.

Улыбка сходит с ее лица. Аврора открывает рот, собираясь ответить. Наверняка хочет дать достойный отпор — она всегда была боевой, и сомневаюсь, что это изменилось. Но вдруг открывается дверь, и на балкон вываливается Джефф Райнер.

Джефф Райнер — то, что случается с каждой чертовой книгой, когда в ней появляется банальный герой с ничтожной индивидуальностью, толстым кошельком и внушительным наследством. Франкенштейн из подвала низкобюджетной голливудской киностудии. Потрепанный, зависимый от кокаина и гнусный Пиджак из звукозаписывающей компании.