– Человек работает, потому что находит для себя что-то ценное в своей работе, – продолжала Надежда. – Может быть, ему интересно, может быть, он на работе отдыхает от семьи. У меня соседка, ей деньги не нужны, у неё муж отлично зарабатывает, так она ходит в свою библиотеку, чтобы дома с мелкими не сидеть, а в библиотеке с девчонками тусоваться да книжки читать.

– А сколько у неё детей?

– Трое, они с няней.

– Тогда понятно. А у Васи что, тоже трое мелких с няней и жена много зарабатывает?

– Нет, тут всё гораздо хуже!

Девушки зашушукались, а Василий отправился в бухгалтерию.

Телефонный звонок прозвучал ночью. В такое время психотерапевта тревожат либо отчаявшиеся пациенты, которые нуждаются в срочной помощи, либо… Я сразу понял, что имею дело с другим случаем. Во-первых, незнакомый номер – пусть и не наверняка, но очень возможно, это указывает на то, что я с человеком незнаком, а значит, его ночной звонок – вряд ли сигнал бедствия. Во-вторых, мой собеседник старался говорить как можно тише. И постарался свернуть разговор как можно быстрее, – записался на приём, но не пожелал ничего сообщить о себе. Правда, за поздний звонок извинился. По телефону я почувствовал беспокойство своего собеседника, неуверенность в том, что он поступает правильно, и страх, что его услышат. Возможно, он опасался разбудить спящего ребёнка… Возможно, но маловероятно, и вот почему: отец маленького ребёнка мог бояться его разбудить, но он не стал бы бояться самого ребёнка. В данном же случае для меня было очевидно: мой собеседник боится того, что кто-то узнает о его звонке, боится другого человека.

Записался Василий на приём в середине рабочего дня. Так как заранее он ничего не сообщил о себе, я ожидал увидеть человека, не обременённого офисной зависимостью – мужчины не любят отпрашиваться со службы из-за посещения психотерапевта. Ждал ли человека творческой специальности? Нет, признаюсь, мыслей об искусстве телефонный разговор с Василием мне не навеял. Но увидев сутулого рыхловатого мужичка с мешками под глазами, с беспомощной улыбкой, в каком-то старомодном коричневатом пиджачке и обносившихся джинсах.

– Здравствуйте, прошу вас, проходите, – я старался подбодрить словно застрявшего в дверях мужчину.

– Здравствуйте, – пациент наконец добрался до стола и уместился на краешке стула. Я не собирался задавать вопросы, чтобы не давить на него. Я уже видел многое: передо мной сидел человек забитый, испуганный непривычностью ситуации, в которой он оказался, то есть сама эта ситуация для него – сильный стресс. Мои вопросы могут вызвать сопротивление – сейчас мой клиент готов защищаться от кого и от чего угодно. Моя же задача – дать ему возможность успокоиться, привыкнуть к ситуации и принять её. Только после этого будет возможна плодотворная работа.

Пока мой пациент мялся, собираясь с духом, я наблюдал за ним, изучал его мимику, жесты, пытался определить цель его прихода и то, какую историю он мне преподнесёт, а я уже понял, что изначально история эта будет вымышленной.

– Меня зовут Василий, – примечательно, что пациент не поздоровался со мной, хотя хамом совсем не выглядел, да и, записываясь на приём, не забыл извиниться за поздний звонок. Он явно спешил, чтобы не дать себе возможности к отступлению, ведь после «здравствуйте» всегда можно сказать «до свидания», и Василий боялся этого. – Я работаю искусствоведом, и очень люблю свою работу, я ей увлечён по-настоящему! Я жить не могу без неё, доктор, понимаете? – Однако с артистизмом у Василия дела обстоят не лучшим образом, – глаза фанатическим блеском не зажглись. То, что Василий фантазирует, я понял сразу по многим признакам. Так, Василий столь настойчиво убеждал меня в том, что он предан своей работе, что тут не надо быть психотерапевтом, чтобы усомниться. Да и не походил он на искусствоведа – обычно люди этой специальности выглядят стильно, – интерес к искусству не может не отразиться на личном вкусе. И уж точно не выглядят пыльными, как Василий. Но моя задача сейчас – дать Василию возможность высказаться. Только так я смогу ему помочь.

– Вы – искусствовед и любите свою работу. Продолжайте, пожалуйста.

– Да, я по-настоящему предан делу, которому служу, – ага, на штампы человек переходит, когда самому ему сказать нечего. – Из-за любви к искусству я отказался от семьи – никакая женщина не захочет жить на зарплату искусствоведа, – Василий снова надолго замолчал.

– Прошу вас, продолжайте.

– Я горжусь своей работой, меня уважают как прекрасного специалиста, мои открытия в науке известны всему миру…

Я слушал фантазии Василия и понимал, что одна из его проблем, – кончик ниточки, потянув за которую, мы размотаем весь клубок, – вовсе не то, что он пытается мне представить: не зарплата и не отсутствие семьи. То есть, конечно, и это проблемы наверняка имеются, но, по-видимому, они вторичны по отношению к чему-то более глубокому. Если получится докопаться до корня, то их решение – не за горами.

Мне очевидно, что Василий отнюдь не так горячо любит свою работу, как рассказывает мне, а скорее всего, не любит её вовсе. Иначе зачем бы ему её скрывать и называть себя искусствоведом? Он представляет себя жертвой ради науки, говорит о всеобщем уважении, стараясь таким образом заставить меня уважать его. Рассказ Василия – по сути то, что психологи называют защитным механизмом: он отрицает реальность – скучную работу, отсутствие уважения, и отрицание замещается фантазией, в которой Василий – учёный с большой буквы, имеющий имя мирового значения и безусловное уважение в кругах людей искусства и науки. Каждый человек должен уважать себя, иначе его гармоничный мир разваливается на части. Уважение окружающих обязательно для самоуважения, а для таких людей, как Василий, явно не самодостаточных, это особенно актуально.

Итак, первая проблема – работа и уважение окружающих.

Василий, расскажите, пожалуйста, что побудило вас обратиться ко мне?

Я видел в книжном магазине вашу книгу "Диагноз, любовь, вот и подумал, что не просто практикующий врач-психотерапевт, но ещё и писатель и сможете мне помочь.

Спасибо. Получается, что вы давно думали о визите к психотерапевту?

Я не думал, но… да, наверное, вы правы. Но я только на днях понял, что прийду.

Расскажите мне всё, что можете вспомнить о последних днях перед звонком ко мне. Давайте начнём с того дня, когда вы позвонили, и постепенно пойдём назад, в прошлое.