– Здорово Сазоныч, – облокотился Осмачко на прилавок.– Вот, привел своего командира. Одень по высшему разряду. Ковалев вынул из кармана и молча протянул бумажку.

Тот, шевеля губами, прочел и поднял глаза,– стать у тебя парень гренадерская. Щас чего-нибудь найдем (скрылся в полумраке стеллажей). Покопавшись там, вскоре вернулся, поочередно выложив на прилавок новенькую офицерскую бекешу, австрийские френч, галифе и хромовые сапоги.

– Откуда это все? – удивился Ковалев

– Я сынок, когда-то начинал тут службу, в дивизии его высокопревосходительства генерала Флейшера. С началом германской, дивизию отвели на границу с Восточной Пруссией, а город заняли австрийцы с немцами, ну а когда ушли и они, хозяевами стали поляки. Так что на этих складах, амуниция считай трех армий.

Когда ротный переоделся во все новое, Осмачко поцокал языком, – ну прямо ахвицер. Так и хочется шлепнуть.

– Я тебе шлепну, – затянув портупею с наганом, одел на голову ротный суконный шлем,– спасибо, отец (кивнул Сазонычу) и оба вышли за территорию складов.

– Ну, ты дуй в роту, – приказал Осмачке Ковалев, а я немного погляжу город. Интересно, что брали.

Бывшая столица Великого княжества Литовского впечатляла. До этого Александр, кроме уездного Черикова бывал только в Могилеве. Европейского стиля дома, мощеные булыжником улицы, роскошные дворцы и многочисленные костелы с кирхами, смотрелись помпезно и величаво. Встречались немногочисленные прохожие, настороженные и угрюмые.

Одна из улиц выходила к городскому рынку, откуда доносился неясный шум, комроты направился туда. Широкое пространство было запружено народом, слышался польский, литовский и еврейский говор. На лотках и рогожах, расстеленных на брусчатке, продавалось всевозможные товары. Здесь имелись мануфактура, скобяные изделия, одежда с обувью, всевозможные продукты и даже граммофоны с пластинками. Рассчитывались за них польскими злотыми с немецкими марками, русскими «керенками», а то и посредством обмена.

Рассекая толпу, прошагал красноармейский патруль с винтовками на плечах и примкнутыми штыками. У Александра в бумажнике имелось жалование за три месяца, подошел к табачной лавке.

– Цо пан прагне? – спросил еврей с пейсами

– Две пачки вот этих папирос, – ткнул пальцем в приглянувшуюся коробку.

– Проше, – вручил торгаш покупку

Ковалев расплатился купюрой с двуглавым орлом, чиркнув спичкой закурил и, сказав «дженькуе», пошел дальше. К часу дня он вернулся в роту, где бойцы, орудуя ложками, наворачивали из котелков пшенку с лярдом*, запивая чаем, – присоединился.

После обеда всех собрали в холодном большом зале, где комиссар выступил с лекцией о текущем моменте. Для начала он рассказал об обстановке на фронтах: высадившие в Заполярье англичане наступали на Мурманск, в Сибири красные части вели тяжелые бои с Колчаком, на юге, Добровольческая армия Деникина штурмовала Царицын, молодая республика Советов, была в огненном кольце.

– А теперь о белополяках, – обвел взглядом красноармейцев. – К нам имеется множество обращений от еврейского и белорусского населения Виленского уезда, о притеснении их поляками, грабежах, насилиях и убийствах.

Более того! (повысил голос), есть сведения о создании режимом Пилсудского* концентрационных лагерей для захваченных в плен бойцов Красной армии. Где их морят голодом, избивают и расстреливают без суда и следствия. Присутствующие возмущенно загудели, а кто-то громко крикнул, – к ногтю белых гадов!

– Тише товарищи! – поднял руку в перчатке Френкель. – Мы должны еще больше сплотиться и дать достойный отпор всей этой своре! Но проявляя политическую бдительность и дисциплину»

На этом политинформация закончилась, роты вернулись в казармы…

– Огонь! – кричал ротный, передергивая затвор и выбирая цель. Потом плавно нажимал курок, в наступающей цепи кто-нибудь падал.

Стоя по колено в талой воде, бойцы из окопов вели огонь по наступающим «жовнежам»*, впереди на кочках, переваливался броневик. Ротный пулемет умолк, первый номер, матерясь, возился с заклинившим затвором.

Части Красной Армии отступали перед превосходящими силами противника, получившими семидесятитысячное подкрепление, во главе с генералом Юзефом Халлером* переброшенное из Франции.

Полевая брустверы свинцом, бронемашина скатилась в мелкую, с песчаным дном речку перед обороной красных, двигатель взревев, зачихал синими выхлопами и заглох. Через минуту в «Уайт»* впечатался снаряд, завалив набок.

В набегавшую пехоту из окопов полетели гранаты, ожил ротный пулемет, ее остатки, пригибаясь, побежали назад. Все стихло.

Рядом захлюпала вода, – командир, еще одну атаку не выдержим, – прохрипел над ухом Рубан. – У хлопцев по одной – две обойме.

– Хреново,– отложив винтовку, вытер со лба пот ротный. – Посылай в тыл подносчиков.