Никто и не спросил, одобряет ли Правительница этот смелый план. К чему спрашивать? Ведь приказ отдает сам Гуд, тот, кто взял Коростень, кто командовал «Вечером Потрясения» в кровавой и славной битве! Да и перемирие оставалось в силе. Его заключили со Сваргом, а бороду выщиплют у его братца! Ничего, сначала черного, а потом уже рыжего! Спорили о другом — кому идти на столицу сполотов. Ругались до хрипоты, и когда тысячник, наконец, назвал два отряда, которые намеревался взять с собой, остальные едва сдерживались, чтобы не расплакаться от обиды.

Навко легко получил под свое командование один из отрядов. Одобрили и направление — шум на полночи отвлечет сполотов от Савмата. И тогда ударят сотни Гуда…

Кто-то со смехом заметил, что Рыжий Волк должен быть им благодарен. Ведь побьют-то Рацимира! Ответом был дружный хохот, но Навко внезапно понял, что так оно и есть. Более того, хорошо бы подбросить в Савмат слушок, что волотичи сговорились с Рыжим Волком! Вначале его не поняли, но затем Гуд хлопнул Навко по плечу и заявил, что так они и сделают. Чем сильнее поссорится Кеи, тем легче будет Краю. Пусть Рацимир и Сварг вцепятся друг другу в глотки! А потом найдется время и для Улада. И тогда конец проклятой семье!

После совета пили, поминали погибших друзей, хвастали подвигами — прошлыми и будущими, предрекая гибель надменным сполотам. Разгоряченный хмелем, Гуд не удержался и рассказал товарищам о славном парне Навко, который не побоялся проникнуть во вражий Валин, чтобы разведать замыслы Рыжего Волчонка. Посыпались поздравления, Навко хлопали по плечу, пили за его здоровье и назначали встречу в Самвате, в Кеевом Детинце. Навко отмалчивался, пил, не хмелея, и никак не мог понять, что идет не так. Внезапно показалось, будто лицо соседа, подающего ему чашу старого меда, начало меняться. Нос заострился, ввалились щеки, под глазами проступили черные пятна. И вот вместо молодого сотника имени которого Навко не запомнил, рядом с ним оказался кто-то другой — очень знакомый. На белом застывшем лице странным огнем светились темные глаза, бледные губы кривились веселой усмешкой:

— Твое здоровье, навий подкидыш! Как жабры, не чешутся?

Мертвец высоко поднял чашу, и Навко понял, что в ней не мед, а кровь — темная, уже успевшая остыть. Баюр сын Антомира сделал глоток, губы окрасились красным. И вот холодная рука протягивает чашу:

— Мы оба теперь упыри, подкидыш! Пей! Навко закусил губу, чтобы не закричать, отвернулся и глубоко вдохнул. Когда он вновь решился взглянуть, наваждение исчезло. Молодой сотник держал в руке чашу и никак не мог понять, почему его сосед не хочет выпить меду за собственное здоровье.

К Быстрице вышли ранним утром, когда реку затягивал густой предрассветный туман. Навко шел впереди отряда, стараясь не спешить. Люди устали — сотня двигалась всю ночь, делая лишь короткие привалы. И так восемь дней — узкими лесными тропами, обходя города, сторонясь больших дорог. Немногих встречных убивали на месте — и спешили дальше. Еда подходила к концу, донимал холод, но никто из волотичей и не думал роптать. Все шли, как на праздник. Еще бы! Под ногами — чужая вражья земля! Мать Болот позволила дожить до такого — первого похода в сполотские пределы!

Никто, кроме Навко, не знал о том, что им предстоит. И эта тайна еще более подбадривала. Это не простой набег! Они должны совершить что-то важное, секретное. Навко был доволен — парни попались крепкие, такие не побегут, не испугаются…

Возле небольшого мостика, кое-как сложенного из старых бревен, было пусто. Навко приказал остановиться и выслал вперед двоих — на разведку. Калачка совсем близко, но туман не позволял увидеть ничего, кроме сухих камышей возле низкого берега.

Минуты шли, и Навко начал волноваться. Казалось, все предусмотрено. Они пришли вовремя. Сегодня утром от Калачки останутся лишь обгорелые руины, а послезавтра Гуд будет у ворот Савмата. Еще два отряда ушли на полдень, к самому Денору.

Заметить их не могли. Мапа помогла — отряд путал следы, и только Навко знал, где они будут к следующему утру. Предупредить сполотов мог лишь Ямас, но не верилось, что рахмана внезапно охватит жалость к обреченным.

Навко встал и осторожно подошел к самой воде. Впереди тихо, но вот невдалеке послышался собачий лай. Значит, село совсем близко! Собака умолка, и Навко успокоился. Разведчики свое дело знают, шума не будет. Спящие уснут навеки — все, кому не посчастливилось родиться и жить в этом селе.

Сквозь туман проступили две неясные фигуры. Навко сжал в руке меч, но тут же опустил оружие. Разведчики возвращались. Их рассказ был краток: село, три десятка домов, скирды у околицы, святилище на невысоком холме у самого леса. И тихо. Все спят — урожай убран, отпразднованы обжинки, можно не спешить и не вставать до петухов.

Пора! Навко отдал приказ, и десятники собрали воинов на речном берегу. Волотичи переглядывались, еще не понимая. Они уже прошли немало таких переправ, и не могли взять в толк, чем эта речка важнее остальных. Навко знал: придется не просто приказывать, придется объяснять. Значит — надо врать, и от этой мысли ему стало заранее не по себе. Но сомневаться поздно — они у цели.