Шрифт:
— Кровь нужна, господин Ивор. Немножко, немножко… Ночью на Извир-болото пойду, костер разложу, варить буду.
Навко покосился на нож и окончательно пожалел, что связался с этим неумехой. Такое еще сварит! Но отступать было стыдно. Не боится же он в самом деле!
Хлебный нож Кобника выглядел еще хуже хозяина — грязный, с пятнами ржавчины. Навко достал кинжал и сделал маленький надрез на руке. Кровь капнула на краюху. Кобник кивнул, быстро убрал хлеб и что-то забормотал. Было слышно лишь: «Месяц на небе, мертвец в могиле, ржа мертвеца ест…». Дальше пошло совсем непонятное, но когда Навко взглянул на руку, от пореза не осталось и следа…
Ночевать пришлось одному. Вернее, вдвоем с филином, который весь день проспал, сидя в дальнем углу. Когда стемнело, желтые глаза открылись, и Навко почувствовал легкий страх. Взял бы Кобник его с собою, что ли! Но филин вел себя смирно, и Навко в конце концов заснул, решив, что утро вечера мудренее.
Проспал он недолго. Разбудил странный звук. Навко дернулся, не открывая глаз нащупал лежавший рядом кинжал.
— Угу! Угу! Угу!
Филин! Вот проклятый! Навко открыл глаза, хотел сказать: «Кыш!» — и замер. Рядом с ним кто-то сидел. Не Кобник.
— Не пугайся, Ивор.
По коже пробежали мурашки. Ямас! Все-таки явился!
— Я не здесь, — понял его рахман. — Я далеко, но хотелось поговорить. Это несложно, даже мой брат раньше умел такое. Правильно, что ты отослал его этой ночью.
Навко перевел дух. Проклятые чаклуны! Этак и до смерти напугать можно!
— Я отогнал от тебя страшный сон. Кто такой Баюр? Почему ему не сидится в Ирии?
Страх вернулся. Навко собрался с силами и неохотно ответил:
— Предатель. Я убил его.
— Ясно… Кстати, не пользуйся тем, что приготовит для тебя мой брат. Навко невольно хмыкнул:
— Он такой плохой чаклун?
— Нет. Он очень хороший чаклун. Поэтому лучше такого избегать… Как я понял, Кей Улад ждет помощи?
Об Уладе говорить особенно не хотелось, но деваться было некуда.
— Он готовит поход через землю волотичей. Наверное, думает, что твой брат может напустить туман… Или что-то подобное.
Темный силуэт качнулся, и Навко вдруг понял, что это просто сгусток тьмы, слегка похожий на сидящего человека.
— А ты как думаешь, Ивор? Вспомнился разговор с Велгой. Волотичи не будут нападать…
— Это не нужно. Но Улад собирается воевать со своим братом…
— …А Рыжий Волк — хороший полководец. Понимаю… Скажешь Уладу, что как только он подойдет к Савмату, в городе начнется мятеж. Это я беру на себя.
— Но почему? — не выдержал Навко. — Ты же говорил, что рахманы — враги Кеям!
Послышался тихий смех.
— Не понимаешь? Кеи разбудили собственную смерть. Двоих уже нет. Улад разобьет Сварга, но и сам не уцелеет. Пусть идет на Савмат…
— А что потом? Кто будет править Краем? Вы, рахманы?
Ямас ответил не сразу. Наконец темный силуэт чуть заметно дрогнул.
— Не пойму тебя, Ивор! Ты затеял страшную игру, чтобы спасти свою невесту. Ради этого ты обманываешь всех — Улада, Велгу, моего брата, меня. Что тебе за дело до Края? Или тебе хочется чего-то другого? Тогда скажи, мы договоримся.
И вновь вернулся страх. Чаклун все знает! Конечно, если он умеет даже заглядывать в чужие сны! Договориться? Но что действительно надо ему, Навко?
— Может, ты сам хочешь править Краем? Навко резко привстал. Будь рядом человек, а не черная тень, он вцепился бы ему в горло. Он — воин Велги! Но гнев тут же прошел. Он не воин Велги — он обманул Правительницу. Он — палатин Улада… Но ведь он предал и Кея!
— Что тебе надо, Ямас? Ты хотел, чтобы я перебил целую деревню? Я это сделал!
— …И спас этим тысячи и тысячи невинных. Боюсь только, если б я велел
перебить вдесятеро больше просто так, не ради уничтожения Ключа — ты бы тоже согласился. Сделай и сейчас, что я говорю. Подари Уладу Савмат. За это он отдаст тебе не только твою девушку.
Навко хотел возразить, но темная фигура медленно встала. Что-то, напоминающее руку, простерлось над его головой:
— И не спорь! Опасно спорить с рахманами. А сейчас — спи! Я отгоню душу Баюра.
Неведомая сила отбросила назад, обволокла, лишая воли, не давая открыть глаза. И тут же накатило темное забвение.
…Баюр в эту ночь не тревожил его. Навко видел во сне Падалку — растерянную, жалкую, не похожую на себя. Девушка плакала и все просила своего «газду» не убивать ее, бедную холопку. Ведь она, Падалка, ничего плохого «газде» Ивору не сделала, просто любила его, как могла. А то, что просила иногда помочь, так в этом ничего плохого нет, просто лестно ей было такого видного парня ласкать и беседы с ним умные вести. Навко хотел успокоить ее, объяснить, что у него и в мыслях такого нет, но Падалка все плакала, и наконец Навко сообразил, что держит в руке нож — тот, которым зарезал Баюра. Он хотел его бросить, но рукоять словно приросла к ладони…