Следует заметить, что сам я не крещен. Я не король и не птица. Но разве не описывает эта легенда мою ситуацию в точности? Вскоре я отправлюсь обратно во тьму.

За время, проведенное мной на авиалинии, качество обслуживания улучшилось в превосходной степени. Самолеты стали длинными и просторными, места для прогулок теперь много. Появились душевые кабинки, бары, телевизоры и рестораны. Деловые люди общаются с коллегами и партнерами через видеофонную сеть на всем протяжении маршрута. И, конечно, сами лайнеры теперь быстрее и эффективнее, им требуется меньше людского внимания. Для меня это недостаток, поскольку время оборота в конечных пунктах так сократилось, что я совсем мало бываю на земле. Раньше между рейсами лайнеров старых моделей проходили часы, и каждый такой перерыв казался мне праздником; свежий воздух потрясающе воздействует на мой организм. Признаюсь, что скучаю по юношеским вылазкам в кафе и зал ожидания, о прогулках перед зданиями аэропортов. По эту сторону таможенного барьера я пользовался фактической свободой. Но, вероятно, я вырос из подобных развлечений.

Авиакомпания добра ко мне. Однажды, когда я заболел, мне вызвали врача, а несколько раз меня посещал стоматолог. Пока я рос, пилоты и стюардессы привозили мне новую одежду. Во всем, что касается приобретения личных вещей, я по-прежнему полагаюсь на них и другого способа обзавестись имуществом за свою жизнь не освоил. Я гордый обладатель достойной одежды, зубной щетки, электробритвы и маленькой коллекции книг, оставленных пассажирами на борту за годы. Вместе с наследством (о нем я еще расскажу) эти предметы составляют все мое материальное богатство.

Существует, однако, и эмоциональная компонента, накапливаемая в ходе отношений с людьми. В этом смысле моя жизнь скудна. Однажды, впрочем, была у меня подруга, скорее женщина, чем девочка, на несколько лет старше. Мы встретились и сблизились, когда ей по работе пришлось несколько раз быстро смотаться из Лондона в Карачи и обратно (в то время африканские маршруты стали недоступны, и меня перенаправляли в Карачи или Дели). Когда работа, требовавшая межконтинентальных командировок, завершилась, она продолжала посещать аэропорт, и мы махали друг другу через ограду. Иногда нам удавалось урвать немного времени для встречи в зале ожидания. Потом она перестала появляться, и больше я ее никогда не увидел. В ретроспективе я упрекаю себя за наивность и склонен предположить, что ее добросердечное отношение ко мне было продиктовано скорее жалостью, но память об этих свиданиях оттого не омрачается.

Наша дружба, сколько ей суждено было продлиться, носила платонический характер; собственно, за всю жизнь я ни разу не вступал в сексуальные отношения, хотя на борту авиалайнера они возможны, и при известной находчивости соитие удается организовать в туалетах, в раздевалке, даже на бортовой кухне у стюардесс. Но мое воспитание не способствовало развитию инициативы в таких делах, и я приучился подавлять эротические желания.

Однако хватит отвлекаться; как ни беден я имуществом и эмоциями, остается еще интеллектуальная составляющая богатства, и образование у меня есть!

Им я обязан своему отцу, который, прежде чем умереть, обучил меня грамоте и наказал внимательно проштудировать книги из составленного им списка. Честно говоря, до конца списка я так и не добрался. Я не большой охотник до чтения, вопреки напрашивающимся догадкам. Неестественные условия жизни отупляют меня, я очень легко устаю и слаб в целом, как физически, так и ментально. Я много сплю, от пятнадцати до двадцати часов в сутки, а в оставшееся время чтение мне дается с трудом. Прогресс мой дополнительно тормозится трудностями при получении книг. Я вынужден полагаться только на удачу и, к примеру, годами ждал шанса заполучить экземпляр Тимея. Но его, как и еще несколько томов, я, скорее всего, не добуду никогда.

Вы наверняка предположите, что мой отец был приверженцем Веданты и направил мой ум к изучению Вед, в частности, Упанишад, ибо представление о мире как о майе, великой иллюзии, могло бы облегчить мои страдания. О нет, подобный результат кардинально расходился бы с его желанием. Должен признаться, мне порою являлась мысль, что иной мир, полускрытый облаками внизу, представляет собой лишь несущественную экстраполяцию, эпифеномен, и что единственно важны во Вселенной авиалайнеры, аэропорты и пассажиры, которые появляются и исчезают при высадке и посадке. Конечно, всерьез я к ней не отнесся. Отец мой стремился не к тому, чтобы затуманить мой разум малоизвестной метафизикой; он хотел, напротив, обострить мое восприятие реальности и дать мне понять, насколько тяжело мое положение. Он верил в науку, порожденную Западом; все рекомендованные им книги принадлежали перу западных авторов, и я придерживаюсь их взглядов на мир, полагая, что мир существует в действительности (в той мере, как может быть он воспринят от зачатия до смерти), что все происходящее происходило на самом деле, что я действительно заточен на борту авиалайнера — единственный человек в истории, которому никогда не позволят сойти на землю.

Чувства, какие питал ко мне отец, не позволили ему, однако, исказить фактов. Его образовательная программа — плод ума, вознесенного к вершинам гениальности, как догадываюсь я, невыносимой эмоциональной болью. Уверен, что он стремился подтолкнуть меня на тропу, по которой мне следовало пройти за счет собственных усилий, обретая истину, вырванную им у мира, но в миру известную немногим, если вообще кому-либо. Я имею в виду тайную природу живучей многоголовой гидры, вездесущей христианской религии.

Сколь многое подразумевается — и маскируется — в словосочетании христианская цивилизация! Цель работы над списком рекомендованных отцом книг — проникнуть к самому ядру ее потаенного смысла и земного бытия.

Список обширен, но значительная часть работ, упомянутых там, носит вводный характер; они должны были облегчить процесс усвоения новых идей и предотвратить их инвагинацию. В центре системы, как в центре гравитации, покоятся две важнейшие работы, вокруг коих обращаются все остальные. Это: