Через пару недель мы улетели на лето. Без далеко идущего плана, без билета обратно. Просто быть вместе и переключить фокус внимания на здоровье, на жизнь здесь и сейчас. По прилете мы стали искать дом с бассейном во дворе и нашли. Забрали у мальчика костыли, чтобы заново научить его ходить на своих ногах и найти опору в себе. Не можешь ходить – плыви. Поначалу он сопротивлялся, потому что теперь вокруг него не бегают и не охают и ему нужно делать что-то потруднее, чем пить таблетки. Но нам всем предстояло учиться жить здоровыми.

Мы получаем не то, чего хотим, а то, о чем думаем. Так устроен наш мозг.

Карты желаний начинают работать не потому, что мы наклеили картинку, а потому что мы начинаем думать о том, чего именно хотим, фокусируем внимание в этом направлении и действуем. Под лежачий камень мотивация не течет.

Вспомнилось одно психологическое исследование в тему, где супругов просили перечислить самые запоминающиеся события прошедшей недели: их радости и ссоры, время, проведенное вместе, занятия любовью и хлопоты родительства. Ответы супругов чаще всего не совпадали: пережив вместе одни и те же события, партнеры выделяли как важное совершенно разные вещи. Это еще раз доказывает, что отнюдь не события сами по себе формируют нашу картину мира, а то, на чем мы склонны фокусироваться.

И если об этом помнить, то можно сделать нашу реальность чуточку лучше. Жизненный опыт, иными словами – реальность, определяется тем, на чем мы сами фокусируем внимание, а энергия устремляется вслед за вниманием. Что мы «кормим» чаще: здоровье или болячки? Страх или страсть? Счастье или несчастье? Наше переживание себя счастливыми или несчастными – это лишь то, на что мы сознательно или бессознательно обращаем внимание.

Самуи показал нам, как важна поддерживающая среда. Он стал эдакой соломкой, которую мы подстелили сами себе, чтобы поддержать детей в здоровье. Я продолжила бегать. Муж занялся тайским боксом – то, что надо, чтобы сбросить накопившуюся негативную энергию.

К концу лета старший мальчик начал ходить не хромая, а младшие, словно Маугли, носились с утра до вечера в одних трусах, купались, поедали бананы и манго со своего тропического огорода. И мы на целых три месяца забыли про болезни. Причем даже младшие, всю жизнь страдавшие от астмы и аллергии, забросили свои небулайзеры и лекарства.

Так мы приняли судьбоносное и сумасшедшее, по мнению нашего окружения, решение: снять домик на тропическом острове на год, оставив работу и привычную жизнь в Новосибирске. Тем более что на острове были не только пальмы и кокосы, но и английские школы. Мы удаленно сдали квартиру, решили вопросы с работой и визами. Мы рискнули.

Кстати, про школы.

Со старшим я не замечала трудностей государственного школьного образования. Он быстро адаптировался, а я слепо, в силу молодости и советского воспитания, доверяла людям в белых халатах, в форме и, конечно, с указками.

Жизненный опыт и мой средний сын это поправили: уважение осталось, а вот доверия поубавилось. Сын похож на Лунтика, и все его интересы абсолютно для нас «лунатские». Он медлителен, чудесен, и у него свой взгляд на мир. Но для стандартной школьной системы мальчик оказался «неудобным».

К середине первого класса его глаза потухли.

«Трудности адаптации, с кем не бывает», – успокаивала я себя.

К середине второго класса потухшие глаза все чаще стали наполняться слезами, а сны – страхами.

Как-то после уроков я дождалась учительницу, чтобы поговорить о том, что происходит. А не происходило ничего из ряда вон выходящего: мальчик страдал и тихо ненавидел школу – не он первый, не он последний.

Кстати, при встрече с той учительницей я, взрослая тридцатисемилетняя – да, все еще девушка – чувствовала себя пятиклассницей у доски, которая не выучила уроки.

– Что вы хотите? У меня тридцать пять учеников, у меня учебный план. У меня нет времени и возможности уделить внимание каждому. Что вы хотите? – грозно вопрошала учительница.

А правда, чего я, собственно, хочу? Я все понимаю. И про тридцать пять маленьких людей, чей путь в мир выученных и не очень уроков только начинается, и про план, и про время… Я просто пришла с миром и надеждой, что есть шанс сделать первые школьные годы сына основой для его желания учиться по жизни.

– Это вам не цирк! Тут не должно быть весело, – усугубляла она.

И в этой то ли обороне, то ли нападении ясно звучал посыл: «Жизнь – боль. Терпите».

У буддистов и марафонцев есть такая мантра: боль неизбежна, страдания – по выбору.

И мы этот выбор сделали.

Поэтому, когда бабушки запричитали с придыханием по телефону: «А как же вы уедете? Как же школа? Вы целый год потеряете!», их страх я понимала. Я тоже боялась. Но остаться в системе координат, где жизнь – боль и без вариантов, было уже страшнее.